06.10.2023
Литературные премии

Ведьмы, кладбища и Бог

Обзор романов шести финалистов премии «Ясная Поляна» 2023 года в номинации «Современная русская проза»

Обложки книг шорт-листа премии 'Ясная поляна'
Обложки книг шорт-листа премии 'Ясная поляна'

Текст: Александр Рязанцев

Литература – это борьба. Невольно приходишь к такой мысли, когда приезжаешь на творческий семинар или поэтический конкурс: как бы ни был талантлив каждый из прошедших отбор участников, победителем будет лишь кто-то один. Похожая ситуация складывается каждый раз и во время подведения итогов литературных премий: в частности, «Ясной Поляны», которая проводится вот уже в двадцать первый раз и результаты которой уже опубликованы.

Важно сказать, что 2023 год для отечественного литературного процесса играет особую роль: дело не столько во всё возрастающем антагонизме в рамках российского литературного поля (напротив, это как раз естественное состояние для литературы любого народа), сколько в укреплении просвещённого консерватизма и умеренного почвеничества в культурной повестке нашей страны. Эти явления вполне применимы к выбору жюри Ясной Поляны (в которое входят советник Президента РФ по культуре и искусству Владимир Толстой, ректор Литературного института им. А.М. Горького Алексей Варламов, литературовед Павел Басинский, романист Евгений Водолазкин и писатель Владислав Отрошенко), которое из года в год отбирает романы, тяготеющие к традиционализму и стремящиеся если не повторить путь «Войны и мира» или «Тихого Дона», то по крайней мере соответствовать русской классической литературной традиции.

Так, роман Эдуарда Веркина с таинственным названием «снарк снарк» (М.: Inspiria, 2022) только одним своим объёмом напоминает, что русская литература – это не только привычные нам романы по 300-400 страниц, но и многосотстраничный эпос, как в старину. Автор вынашивал идею своего романа десять лет, невольно повторяя путь русских классиков, которые могли работать над одним только замыслом книги долгие годы; при этом Эдуард Веркин не скупится на использование элементов многих популярных в массовой культуре жанров: детектива, психологического триллера и магического реализма, иногда нежно-весёлого, а порой – до боли мрачного. Эдуард Веркин пишет убедительно и увлекательно; слова льются одно за другим, и роман не давит читателя своим объёмом; наоборот, объём позволяет всё легче и глубже проникать в сюжетную структуру «снарк снарк». И, добравшись до самой глубины, невольно столкнуться с мраком: «Последний раз я был здесь давно. Тогда кладбище умещалось среди старых толстых сосен, сейчас оно распространилось на север, заступило в мелколесье, и хоронить между деревьями стало невозможно. Тогда лес вырубили, оставив лысый квадрат со стороной в полкилометра, его успели заполнить до половины, на другой же успели прорасти мелкие деревца и образоваться стихийные свалки кладбищенских отходов: рыжие кучи прошлогодней хвои, выцветших пластиковых венков, черных лент и подгнивших крестов, которые заменили мраморными памятниками».

Кладбища и смерть – обязательный элемент любого русского романа, как классического, так и только претендующего на то, чтобы стать классическим. В частности, роман молодой писательницы Екатерины Манойло «Отец смотрит на запад» (М.: Альпина. Проза, 2023) пронизан смертью: сюжетная завязка – смерть отца главной героини, Кати, которая возвращается из чужой, но уже становящейся привычной Москвы в родной посёлок, находящийся на границе с Казахстаном. Так она возвращается в прошлое, тёмное, мрачное, испачканное кровью: Катя вспоминает своего младшего брата Маратика, которого случайно убил собственный отец в один день со стариком Аманкулом, которого знала и любила вся деревня. Вот она, смерть. А вот девочка вышла зимой на улицу по нужде и не вернулась домой: она провалилась в сугроб и замёрзла. Снова смерть. Она упоминается в романе всего шесть раз, но играет ключевое значение для фабулы и морали «Отца смотрит на Запад» – из-за чего читателю становится тесно. Смерть окружает его, словно Катю, и не даёт продыху; потому автор, стремясь следовать за традицией, в то же время вступает с ней в поединок – и проигрывает. Как об этом точно написал поэт и критик Василий Нацентов: «…традиция в романе – мертвая, заранее ясная норма. Не традиция даже, но представление о ней: так бороться легче и понятнее. А ведь традиция не норма, но право распоряжения ценностью, не столько сохранение, сколько постепенное и последовательное изменение существующего порядка вещей. Глубинная борьба. И здесь Манойло идёт по нехитрому пути отрицания».

Если Катя, а вместе с ней и Екатерина Манойло, вступает в поединок со смертью, то главный герой романа Рагима Джафарова «Его последние дни» (М.: Альпина. Проза, 2022), прозаик, борется с жизнью – в стенах психиатрической клиники. Он добровольно приходит на лечение, сымитировав болезнь, чтобы получить материал для нового романа – и сделать его достоверным, наполнив жизнью. Автор противопоставляет закрытый мир, чья реальность искусственна, миру реальному, где тебя на каждом шагу может настигнуть смерть:

  • – А чем вы занимаетесь? – вдруг поинтересовался врач, пристально глядя в монитор.
  • «Анкету, наверное, какую-то заполняет», – подумал я.
  • – Писатель.
  • – Интересно. – Он отвлекся от компьютера и посмотрел на меня. – И как сейчас обстоят дела в русской литературе?
  • Я широко развел руками и окинул себя взглядом:
  • – Это вы мне скажите. Литература у вас на приеме.
  • Доктор сдержанно усмехнулся.
  • – Литература в надежных руках, – заверил он меня, все еще улыбаясь.
  • – Психиатра, – добавил я одно важное слово к его реплике.
  • – Это лучше, чем гробовщика, например.

Но это ложная установка, которой герой поддаётся и, веря, что ищет жизнь, в итоге обретает смерть. Реальность и здравый смысл смешиваются с ложью, фантазиями и бредом, в результате чего меняется сознание персонажа – а вместе с ним и окружающая реальность.

В похожем междумирье находятся и герои романа уральского прозаика Алексея Сальникова «Оккультреггер» (М.: Редакция Елены Шубиной, 2022): херувимы, демоны, оккульттрегеры с гомункулами, помещёнными в современные российские реалии – в частности, уральского розлива. Концепция романа отчасти напоминает авторитетный роман американского прозаика Нила Геймана «Американские боги», на страницах которого контркультура идёт рука об руку с фантастикой, а смерть оказывается не противоположностью жизни, а всего лишь её продолжением. Алексей Сальников, однако, не ограничивается чисто сюжетной структурой романа; он разрабатывает целую концепцию мироустройства, в котором действуют его персонажи, находя связи между их поступками и контекстом, в который они помещены. Соединение привычного быта с реальностью погружает читателя в мрак и неуверенность в завтрашнем дне, что, однако, даёт надежду. Надежду на то, что знакомый и оттого порой скучный мир, который нас окружает, лишь оболочка, за которой скрывается тайна – и вызываемый ей трепет, что помогает обнаружить в жизни доселе невидимый смысл: «У нас, к счастью, довольно широкое пространство для маневра. Русская реальность так выстроилась сама собой, что можно двигать не только в позитив это все. Можно углубить тоску, отчаяние, и в этих тоске и отчаянии начинает светиться надежда, у нас люди от депрессняка, если его углублять и расширять, начинают получать своеобразное удовольствие. Чем беспросветнее, тем светлее».

Последнее предложение справедливо можно было бы назвать девизом романа Саши Николаенко «Муравьиный бог: реквием» (М.: Редакция Елены Шубиной, 2022). Беспросветным кажется незримое присутствие зла и трагедии, происходящих в жизни мальчика Пети, который находится под гиперопекой своей бабушки – и как тогда рассказывать о радости, свете, благе и Боге? Только испив грусть и тоску до самой последней капли, чтобы преисполниться светом. Сюжетная ткань романа важна не так сильно, как стиль и удивительный, напевный язык Саши Николаенко, чьё творчество справедливо сравнивают с произведениями Фёдора Сологуба и Леонида Андреева. Только, в отличие от их произведений, в основе прозы Саши Николаенко таится надежда – будто фонарик, упавший во глубину пещеры и, окружённый мраком, продолжает светить: «И ты летишь, вцепившись в железяку под седлом, раскинув кеды над крутящейся землёй, боясь, что пальцы вдруг прищепит ржавая пружина, а ветер ноги оторвёт, и майка Сашки прям об нос – хлоп-хлоп, – и за спиной её не видно впереди, как будто в пропасть. А мир назад, наверх свистит, а ты туннелем вниз под дикий треск прищепки в спицах, в колодец ужаса из двух заборов и времён, в котором, как в метро, сливаются сейчас и было с будет, деревья, крыши, небо, облака, забор-вагон, трава-перрон, и, если духу хватит обернуться, увидишь, как маяк пожарной вышки, взлетая, исчезает в высоте».

Российская классическая проза на протяжении веков стремилась исследовать не только вневременье (что выгодно её отличает от европейской литературы, тесно привязанной к тому историческому контексту, в котором она создавалась), но и день сегодняшний – не ограничиваясь при этом одним только социальным контекстом. Так, Евгений Кремчуков в своём почти детективном романе «Волшебный хор» (М.: Альпина. Проза, 2023) поднимает темы нацизма и домогательств – проблемы, без которых не представить как век XX, так и XXI. Скупость сюжета компенсируется хорошим языком, размышлениями и монотонной, но не вгоняющей в тоску рефлексией, в которой чувствуется веяние Фёдора Михайловича Достоевского – Евгений Кремчуков чутко чувствует классику и пытается двигаться в русле лучших русских писателей, не пытаясь неуклюже копировать их стиль и приёмы, а работая в собственной системе координат. В результате получился очень интересный, неторопливый, информативный роман, в котором автор не только показывает, что происходит с героями, но и рассказывает, делится с читателем очень редкими и интересными сведениями – например, о средневековой Японии: «И все бы хорошо, но тогдашние «силовики» заподозрили неладное. Дело в том, что в средневековой Японии власти очень пристально следили за перемещениями жителей: все законопослушные путешественники могли двигаться только по трактам, проходя контроль и регистрируясь на каждой заставе. Уклонение от этих правил каралось строжайше – смертной казнью. Вот и посчитал некто бдительный из тех, в чьем ведении находилась безопасность государства, что обходной туннель под горой может быть использован заговорщиками и злоумышленниками, которые захотят обойти заставу Хаконе, а там, глядишь, и тайно проникнуть в саму столицу. Не в этом ли, задались вопросом власти, заключался подлинный умысел того, кто притворно выступил в образе крестьянского благодетеля? Деревенский староста был схвачен, обвинен в шпионаже и заговоре против императорской власти и казнен».

Общим для всех финалистов премии «Ясная Поляна» стали не только названия известных издательств на обложках и обращение к ряду приёмов, типичных для классической русской литературы, но и её «детективность», которую критики отметили даже в длинных списках премии «Большая книга»: можно сказать, что это одна из самых показательных тенденций российского литературного процесса 2023 года. Евгений Веркин работает на стыке нескольких жанров, в том числе и триллера, а Евгений Крепмчуков написал «почти детектив». Все книги объединяет тайна – интрига, которую узнаешь, только перевернув последнюю страницу.