10.11.2024
Читалка

Стамбул. Тайны, истории и легенды

Новая книга итальянского писателя Коррадо Ауджиаса о втором "вечном городе" мира

Фрагмент книги 'Стамбул. Тайны, истории и легенды'.   Коррадо Ауджиас, Изд-во: 'СЛОВО/SLOVO' / godliteratury.ru
Фрагмент книги 'Стамбул. Тайны, истории и легенды'. Коррадо Ауджиас, Изд-во: 'СЛОВО/SLOVO' / godliteratury.ru

Текст: ГодЛитературы.РФ

Эта книга о Стамбуле написана Коррадо Ауджиасом, жителем другого Вечного города – Рима. Автор переведенных на множество языков книг о Париже, Лондоне, Нью-Йорке и, конечно, Риме, проводит параллели с родным городом. Для Коррадо Ауджиаса важно не только рассказать о разных местах и событиях истории Стамбула, но и передать особую атмосферу города, для описания которой Орхан Памук прибегает к турецкому слову «хюзюн» — его можно перевести как «тоска», «печаль», «горечь» или, с известной долей погрешности, как «меланхолия»… Сожаления об эпохе, которой уже не вернуть, являются следствием и одновременно причиной упадка города. Эти размышления позволяют в очередной раз сблизить Стамбул и Рим — два незабываемых блистательных города, потерявших былую славу, считает автор.

«В своих книгах о Париже, Риме и других городах я рассказывал о местах, хорошо мне знакомых и родных, с которыми в силу разных обстоятельств я был связан. В Стамбул я ездил много раз, и этот город поражал меня, открывая все новые и новые свои облики, — меня манили уцелевшие там живописные уголки, загадочный нрав его жителей, я чувствовал притягательность этого города, которая объясняется не только богатым наследием прошлого, но и современным хаосом, грязными улицами, выхлопными газами и сигаретным дымом, беспорядком, мусором, полуразрушенными зданиями, постоянным балансированием между двумя мирами и попытками сделать выбор (который так и не делается) в пользу одного из них — неслучайно Стамбул в поисках самоопределения на века застрял в цивилизационной ловушке»,— говорит Коррадо Ауджиас.

Стамбул. Тайны, истории и легенды. Коррадо Ауджиас

  • Перевод с итальянского: Ольга Поляк
  • Издательство: "СЛОВО/SLOVO", 2024

Глава "Загадочное могущество султанов"

В 1964 году на американские экраны вышел фильм «Топкапы» Жюля Дассена, очень удачный с точки зрения баланса между триллером и комедией. Главные роли сыграли Мелина Меркури и Питер Устинов. Фильм был снят по роману «При свете дня» английского писателя Эрика Эмблера, которого с полным правом можно считать отцом-основателем современного шпионского детектива. Эмблер не был так популярен, как Ян Флеминг, придумавший Джеймса Бонда, но, на мой взгляд, его книги гораздо интереснее и тоньше романов Флеминга и по сюжету, и по прорисовке характеров персонажей. Настоящий его шедевр — «Маска Димитриоса».Османская импери

А роман «При свете дня» рассказывает о дерзкой затее банды преступников проникнуть в музей, который находится во дворце султана в Стамбуле, и похитить оттуда кинжал в ножнах с инкрустацией бриллиантами, представляющий огромную ценность.

Этот кинжал в ножнах с бриллиантами — не выдумка, он существует на самом деле, равно как и дворцовые постройки, дворики, сады и террасы Топкапы (это слово буквально означает «Пушечные ворота», и в городе, как мы убедимся, есть два места с таким названием) — достопримечательности, без которой не сложилось бы мифологии Стамбула и которая в гораздо большей степени, чем любые другие места, персонажи и исторические эпизоды, повлияла на создание «восточного» образа города и всей Турции.

Войдя в Топкапы, забудем о Византии и столице Константина Великого, ведь теперь мы оказались в Константинополе, пропитанном османской культурой; императоры и подобие Рима на берегах Босфора — это совсем другой мир. Дворцовый ансамбль Топкапы был на протяжении четырех веков политическим, административным и символическим центром одной из самых значительных и мощных империй, какие знала история.

В XVI–XVII веках, в период своего апогея при правлении Сулеймана Великолепного, Османская империя простиралась от Вены и польских городов на севере до Йемена и Эритреи на юге, от Алжира на западе до Азербайджана на востоке. Вдобавок она контролировала большую часть Балкан и Средиземноморья, в том числе торговые пути, проходившие через эти территории. Государство многонациональное и разноязычное, империя выступала арбитром во всех делах между Востоком и Западом, и Константинополь был центром, где принимались решения; военный и политический мозг страны пребывал именно здесь, где мы с вами сейчас находимся.

Османская империя сохраняла свою силу примерно шесть столетий, однако к началу XX века она стала сдавать позиции. Когда разгорелась Первая мировая война, империя выступила на стороне Центральных держав. Германия все больше вмешивалась в турецкую политику, влияла на промышленность страны, систему банков, военную организацию, археологию (изысканный фонтан, который мы видели на площади Ипподрома, как раз свидетельствует о тесных взаимоотношениях двух государств). Турция воспринимала этот союз как возможность рассчитаться с долговыми обязательствами по отношению к странам Европы. Поражение в Первой мировой войне в 1918 году нанесло Османской империи решающий сокрушительный удар — пройдет всего несколько лет и родится Турецкая республика. Но вернемся почти на пять веков назад. Сразу после завоевания столицы Византии, в 1453 году, Мехмед II приказал возвести дворец, который объединял бы в себе разные функции, связанные с управлением страной. Константин и наследовавшие ему правители Восточной империи стремились украсить город — и Мехмед тоже. В период его правления город расцвел: были построены мечети, и в мечети же превратились древние христианские базилики, как это произошло с собором Святой Софии. Прежде чем вернуться в Топкапы, давайте бросим взгляд на самую прославленную из мечетей Мехмеда II, названную в его честь, — Фатих, что значит «мечеть Завоевателя». Грандиозная постройка, которая предстает нашим глазам сегодня, создана в XVIII веке, после того как землетрясение полностью разрушило изначальную мечеть. Стоит отметить, что с самого момента своего возведения Фатих Камии была целым комплексом зданий: помимо собственно мечети Мехмед II приказал построить библиотеку, несколько медресе, больницу, дом призрения, рынок, хаммам и общественную кухню, где раздавали еду для бедных. Этот величественный ансамбль признан выдающимся образцом османской архитектуры и имел не только религиозную, но и политическую функцию. Сама мечеть стоит на вершине холма и до сих пор является центром общественной жизни квартала Фатих, населенного самыми строгими последователями ислама. Позади мечети расположено кладбище с мавзолеем (он относится к стилю барокко и построен в 1682 году), где находится гробница Мехмеда II — человека, которому после многократных неудачных попыток все-таки удалось похитить Стамбул у византийской цивилизации.

В каждом толковом и добросовестном путеводителе есть детальное описание бесчисленных двориков, залов, террас, павильонов, уединенных уголков и ниш, крытых галерей, кухонь, потайных комнат, а также перечень дверей, через которые необходимо пройти, чтобы оказаться в самом сердце дворцового комплекса под названием Топкапы. Нас же в этой книге интересует историческое и символическое значение лишь нескольких мест этого громадного ансамбля.

В первом дворе находятся службы музея, так что по-настоящему мы входим во дворец, только шагнув во второй двор, в тень кипарисов и высоких платанов; отсюда можно попасть в поистине удивительные места дворца. Одно из них — здание Дивана, главного органа управления империи, наделенного в том числе законодательными полномочиями. Здесь на просторных диванах, которые сохранились с минувших эпох, восседали те, кто принимал решения в области военной и гражданской жизни и обсуждал вопросы государственной важности. На современном языке мы назвали бы этот орган советом министров.

В верхней части центральной стены виднеется проем, забранный частой решеткой. За ней мог сидеть султан, скрытый от глаз своих советников, и слушать их высказывания. Никто из членов Дивана не знал, там ли он, и это неведение относительно присутствия на заседаниях правителя империи заставляло советников проявлять крайнюю осмотрительность и говорить только по существу.

Султан — ключевая фигура в Османской империи, его роль сравнима с ролью императора в Риме и в Византии. По своему происхождению турки — воинствующее кочевое племя азиатских степей, в конце XIII века они обосновались в Анатолии. Народ грубый, сурового нрава, привыкший к лишениям кочевничества, они жили на лошади и ночевали в палатках — это прошлое оставило такой глубокий отпечаток на их менталитете, что султаны, великие и могущественные, избрали в качестве атрибута своей власти особый жезл из конского волоса. Первый султан империи, Осман I Гази, от имени которого произошло название всего ее населения, объявил византийцам войну. Это противостояние длилось долгие десятилетия и завершилось лишь в 1453 году, когда Мехмеду II удалось одержать верх и захватить Константинополь, причем сделал он это поразительным образом — рассказ о падении города еще впереди.

Турецкий хронист XV века Турсун-бей писал о могуществе султанов так: «Правление, основанное на законах разума, называется Законом Султана. Правление, которое опирается на принципы, дарующие счастье в этом мире и в мире высшем, зовется Божественным Законом (шариатом). Пророк назначил людям шариат, но только султан может претворить в жизнь эти предписания. Без правителя людям не видать блага, без правителя их ждет погибель. Бог наделил властью лишь одного человека, и этому человеку следует беспрекословно повиноваться для сохранения благополучия в мире».

Отрывок весьма красноречивый и показательный, он подчеркивает неограниченность власти султана и деспотический характер его правления, а это одна из ключевых особенностей султаната. Есть, например, такой анекдот. Великий визирь (его положение было примерно таким же, какое занимает в нашем обществе премьер-министр) состоял в доверительных отношениях с султаном и как-то раз спросил его: «Ну и когда ты отрубишь мне голову?» Ответ был лаконичным: «Когда я найду советника, который окажется лучше тебя».

В дипломатии и сфере международных отношений правительство Османской империи именовали Блистательной Портой Высокой Портой. Этот термин происходит от итальянского слова «дверь» и по сути является калькой с османского словосочетания, а своим происхождением он обязан воротам, ведущим во двор великого визиря; возле этих ворот, в частности, проходила церемония приветствия султаном иностранных послов и принятия от них верительных грамот.

Из второго двора Топкапы можно попасть в просторный султанский гарем. Понадобилась бы целая глава, чтобы рассказать истории, в которых он служил декорациями и где чувственность смешивается с политикой, а борьба за власть — с женскими капризами.

Через Ворота Счастья мы пройдем из второго двора в третий, где находится сокровищница с ослепительными драгоценностями, дарами, полученными султанами или, наоборот, предназначенными для других правителей. Вспомним кинжал в инкрустированных ножнах, с которого мы начали эту главу, — у него поистине странная история. Он был изготовлен в середине XVIII века и предназначался в дар персидскому шаху Надиру от султана Махмуда I. Это подлинное произведение искусства: ножны усыпаны бриллиантами и украшены тремя на редкость крупными изумрудами, под одним из которых скрываются часы. Подарок должны были вот-вот отправить шаху, когда пришла весть, что тот убит мятежниками. Султан принял весьма разумное решение оставить кинжал в Константинополе и поместить в дворцовую сокровищницу.

Четвертый двор вряд ли можно назвать двором; здесь разбиты сады с павильонами, и отсюда открывается вид на квартал Бейоглу, раскинувшийся на соседнем холме, — раньше этот квартал называли Перой, мы уже побывали там, прогуливаясь по улице Истикляль. Извилистые дорожки, живые изгороди, высокие деревья — кажется, все в этих садах склоняет к праздности и удовольствиям. Одно из украшений четвертого двора — безыскусный и в то же время изысканный павильон с позолоченной крышей, построенный в 1640 году по приказу султана Ибрагима I, отсюда открывается ошеломляющий вид на Золотой Рог и Босфор.

Тот факт, что Ибрагима I прозвали Безумным, указывает на обманчивость идиллического облика садов Топкапы: в этих пленительных уголках, достойных пера новеллиста итальянского Возрождения, совершались неслыханные, изощренные жестокости.

Убедительным доказательством тому служат эпизоды биографии Ибрагима I. Его брат Мурад IV взошел на престол еще ребенком и правил до самой своей смерти в двадцатисемилетнем возрасте, в 1640 году. Он был великанского роста, свирепым, обладал крутым нравом и огромной физической силой. Мурад IV стал последним из правителей, которые бились на поле брани во главе своего войска — а между тем в прошлом так поступали все вожди.

На смертном одре Мурад приказал задушить своего брата Ибрагима, полагая (и не напрасно), что тот неспособен править империей. Однако его приказ не был исполнен, Ибрагима выпустили из кафеса (что по-турецки означает «клетка»), где его несколько лет держали в заточении, и посадили на трон. Одним из явных упущений османской династии было отсутствие закона, который определял порядок престолонаследия. Вследствие этого история империи на протяжении веков была отмечена преступлениями и кровной местью, вечными подозрениями в заговорах, настоящих и мнимых, причем страсти накалялись наличием множества братьев, родных и сводных, рожденных от разных жен султана или от его наложниц. Братоубийство, которым не гнушались и византийцы, стало испытанным и надежным средством выбора претендента на трон.

Когда на престол восходил очередной султан, его родных и сводных братьев убивали, чтобы те не оспаривали его право на трон в текущий момент или в будущем, и надо сказать, в подобной практике, ставшей в Османской империи правилом, было рациональное зерно, поскольку все притязания на власть губительны для деспотичной формы правления. Чтобы обойтись без кровопролитий и беспрепятственно гнуть эту зверскую линию, был придуман так называемый кафес. После смерти султана власть переходила к его первенцу, а остальных сыновей, возможных престолонаследников, сажали в кафес — золотую клетку с гаремом — под охрану глухонемых евнухов. Злосчастные претенденты на престол томились там, изнывая от праздности и сгнивая от порока, в ожидании возможности занять трон — или призывая смерть. Наложницам гарема тоже запрещалось покидать кафес, жизнь в котором угнетала, несмотря на царившую там роскошь. Бедняжкам приходилось внимательно следить за тем, чтобы не забеременеть; некоторые из них решались на удаление матки за неимением менее жестокого метода контрацепции. Тех, которые носили ребенка, ждала страшная участь: их душили или, сунув в мешок, бросали в Босфор.

Наличие кафеса в известной степени помогало избежать кровопролития, однако заточение там калечило будущих наследников престола, и в этом смысле кафес был провальным с политической точки зрения институтом и обнаружил свою несостоятельность, став одной из причин упадка Османской империи. Султаны, чья молодость была загублена в клетке, обрекавшей их на бессмысленное, абсурдное существование, выходили из нее безумными или насквозь прогнившими и растленными. Несчастный Ибрагим двадцать два года просидел в заточении в обществе евнухов и наложниц. У него помутился разум, и когда за ним пришли, чтобы выпустить из кафеса, он решил, будто его хотят убить, и стал отчаянно сопротивляться.

Безумие Ибрагима роковым образом отражалось на империи, пусть даже наиболее важные решения принимала его мать Кёсем-султан. Одним из его пагубных и опрометчивых поступков было развязывание войны с Венецианской республикой, прозванной «Светлейшей», — в конечном итоге османам так и не удалось победить ее, наоборот, после войны Венеция еще сильнее укрепила свои позиции в Эгейском море.

Во время заключения в кафесе у Ибрагима развилось пристрастие к женщинам с пышными формами. История гласит, что султан отправлял своих посланников во все пределы страны, до самой Армении, чтобы те отыскали самых пышнотелых красавиц для его гарема, который насчитывал двести восемьдесят наложниц. В историю вошла месть, которую Ибрагим осуществил в тот день, когда узнал, что одна из его возлюбленных имела сношения с другим мужчиной. Однако он не мог выяснить, о какой из наложниц шла речь, и от гнева и бессилия приказал сбросить значительную часть невольниц своего гарема в Босфор в мешках, к которым был привязан камень. Судя по всему, одной из них удалось спастись, потому что мешок завязали не крепко; ее подобрал французский корабль. Истребление наложниц стало последним безумством неистового Ибрагима. В результате государственного переворота, устроенного главным муфтием, султан был свергнут с престола, а его мать и великий визирь отстранены от власти. Память об Ибрагиме хранит изящный — и легкомысленный — павильон в последнем дворе Топкапы.