Победители молодежных премий — голоса своего поколения. К ним нужно прислушиваться, чтобы знать, чем дышит и как чувствует молодежь, читающая на русском языке (и вообще читающая). Так считают учредители и спонсоры этих самых премий, люди зрелые и умудрённые. А как считают сами молодые читатели? Мы попросили поделиться своим впечатлением от свежевышедшей книги Дарью Крутоголову, студентку II курса журфака МГУ, пришедшую в «Российскую газету» на практику.
Литературная вспышка сверхновой
Текст: Дарья Крутоголова
Фрагмент обложки: «Редакция Елены Шубиной»
Для меня каждый писатель — творец, безумец и чуточку маг. Писателям удаётся собрать обычные буквы в такие же вроде бы обычные слова — однако звучащие в сознании человека совершенно иным образом. Как шпионская программа, они добираются до самой сути, до отдаленного уголка души. Говорят, что с этим рождаются. Нет. Это — тяжелая и постоянная работа над собой, непрекращающиеся попытки понять мироздание, осознать своё место в жизненном круговороте. Неудивительно, что на литературную сцену пробиться совсем не просто. Она всегда, во все времена и при любых лозунгах, беспощадна и отвратительно критична к тем, кто делает первые шаги. Поэтому столь важны молодежные премии. Такие, как премия «Лицей» имени Александра Пушкина, давшая необходимый толчок шестерым ребятам, трём прозаикам и трём поэтам. И первое, что они могут считать своей настоящей победой и плодом своего труда — вышедший под редакцией Елены Шубиной сборник своих произведений, лежащий сейчас передо мной.
Что бы я сейчас ни говорила, я понимаю (не без горечи), что отношусь к той самой толпе, которой легче критиковать, чем понять автора и его мысль. Это действительно в разы проще: там слово резануло, там не понравился эпизод, то вообще пропустили, а конец даже не дочитали. И оправдываем себя на разные лады: «Да просто автор молодой, неопытный», «Да просто стиль не мой», «Да чем это вообще закончилось?». Нескончаемые «да», «да», «да просто». И раз уж я решила писать обо всём честно, признаю, что поначалу точно такие же мысли кружились и в моей голове.
Но теперь я готова объяснить, почему стоит прислушаться к оценке жюри и прочитать эту книгу.
К слову, о жюри: сразу сильное впечатление производит своеобразное «приветственное слово» его председателя, Павла Басинского. Простым языком он чётко обрисовывает перспективы победителей. Дает крылья и опускает при этом на землю. Не забывает упомянуть никого и ничего, показывая лауреатов читателю не только как начинающих писателей, но как личностей — каждого со своим характером, мыслью и чувством. Забегая вперед, скажу, что не раз вспоминала его слова по мере прочтения и каждый раз поражалась точности попадания.
Что ж, пора ознакомиться с самими произведениями. Стыдно признаться, но до сей поры я была уверена, что побеждают в таких премиях тексты, прилизанные донельзя, о непреходящем счастье, вечной любви, где всё взаимно и легко, где все положительные герои — положительно положительные, а отрицательные — отрицательно отрицательные. Но нет.
Кристина Гептинг. Повесть «Плюс жизнь». Удивительно тонкая, непредсказуемая, но очень тяжелая история. Мучительно трудно читать про людей, у которых нет самого важного выбора в жизни — тех, кто с самого начала обречен на выживание. Читая про жизнь ВИЧ-инфицированного с рождения, прорисованную во всех красках и деталях, трудно не представлять себя на его месте. Это ощущение усиливается в разы потому, что в повести нет того надрывного драматизма, который обычно приписывается жизни таких людей. Наоборот: героическим пафосом в духе «Мне так тяжело, я буду жить на вершине самой высокой горы, лишь бы не быть среди здоровых людей» в жизни Льва и не пахнет. Он, как это поняла я, будто бы раз за разом доносит до читателя одну простую мысль: «Все мы люди. Все имеем право не только на жизнь. На всё!» Он встречает свою любовь — и даже она не идёт по канонам. Вместо нежной девы, заявляющей героическим тоном: «Я знаю, что тебе мало осталось, и я останусь с тобой до конца», и ограждающей героя от самых обыденных вещей, возникает совершенно другой персонаж. Совсем еще девчонка, отчаянная в поступках и несдержанная на язык, но зато — искренне любящая и принимающая всё просто так, как оно есть. Не драматизируя, четко и по делу. И это настолько похоже на настоящую, вовсе не книжную жизнь, что начинаешь во всю историю не просто верить — жить ей. Мат, необдуманные поступки, спонтанные решения, отсутствие так любимого всеми хеппи-энда… Это — не что иное, как жизнь во всех своих проявлениях, обычная и привычная. Правда, с отчетливым горьким привкусом. Но зато такая настоящая. Даже в деталях. Не стану говорить, что мир перевернулся после прочтения, но стало гораздо тяжелее в душе. И одновременно значительно понятнее — в сердце. Кристине Гептинг удалось сделать то, чего я не видела ни у одного русского современного писателя: она создала не образ и сюжет. Она показала нам человека и жизнь.
Трудно оценивать стихи. Они похожи на сокровенный секрет, рассказанный шепотом в полутьме, на самый громкий крик в пустом поле. Раскладывать такое на составляющие — словно препарировать живое существо. Так, я читала поэзию Владимира Косогóва и не могла даже отделить одно стихотворение от другого. Они будто сливались в одну симфонию. Такие разные темы, такие разные слова. Но неизменно одно — потрясающая визуализация каждого образа, каждой мысли. Нет неопределенной расплывчатости, каждая строчка точна, словно молоток, бьющий в темя. Владимир — «приверженец старой секты — акмеисты седьмого дня». Точнее не скажешь…
Своеобразная песня складывается и из простых предложений Евгении Некрасовой. Тянется тонкая паутинка её слов, будто заговор на седьмую ночь, оплетая сознание, затуманивая рациональную половину. В голове словно танцует ведьмин шабаш, размахивая крыльями летучей мыши. Парадоксально, депрессивно, ирреалистично, психоделично, но так чудесато. Её образы и истории складываются в воронку, через которую протекает её осознание городской жизни. Я долго пыталась уложиться в стиль Евгении, найти её радиоволну, и через какое-то время поняла, что уже сама думаю так же: скорее мыслеформами, чем полными словами и фразами. К тому же поймала себя на мысли, что постоянно сравниваю и компилирую её с Булгаковым и Стивеном Кингом. Хотя, несомненно, «Несчастливая Москва» - оригинальнее всего, что я читала. И в то же время понятнее.
А в каждой рифме Даны Курской лично для меня звучит протест. Но не громкий, кричащий, который не любят и который затоптывают и захлопывают, а скорее свистящий, как ветер, задувающий тебе в ухо, пробирающий до костей. Её стихи хочется наложить на музыку и слушать без конца, поставив replay. Яркое, сочное слово соседствует с бесцветным и горьким, создавая безумный контраст. Она будто бы играет со своим читателем, вводит в заблуждение. Лейтмотив — тонкая граница смерти с жизнью, переходящие, снующие образы, зеркальное отражение самого человека в гротескной маске. «Слаб, человек, слаб. Жив, человек, жив».
Любят писать о высоком. О низком, обыденном — не пишут. Или пишут, но стараются облечь в некую готическую оболочку, словно описывают грязь XVIII века внутри величественного Нотр-Дама. Ставят человека особенным, возводят в абсолют. А потом, дочитав и вынырнув из книжного пространства, мы с какой-то обреченностью замечаем драматическое отличие нашей реальности от той, чужой. Имя этой реальности — обыденная жизнь. Андрей Грачев пишет «Немного о семье». Но какое же это «немного»? Мы как будто подглядываем в замочную скважину, стоим за спиной и одновременно смотрим в лицо везде: на кухне, в ванной, в туалете, в постели, в подсобке, везде, везде, везде. Вечную любовь до гроба и счастливое замужество оставьте для сказок и веселых оптимистов — он показывает другую жизнь, такую, какую знаем мы все. Обыденные ситуации, но щемящие до боли в сердце. Режущие острее ножа точностью мягких фраз, скрывающих такие простые, но жестокие вещи. У них, при всей своей внешней печальной завершенности, открытый финал. Мы не знаем, как сложится дальнейшая жизнь героев — вместе или порознь, как не знаем мы своё будущее. Это — непрекращающийся лайв, словно трансляция на YouTube, которую нельзя ни поправить, ни исправить.
Размеренно бегут, вещают о таком же простом, но привычно и незагруженно строчки Григория Медведева. Нежно — о вечном, просто — о бесконечном, с горечью — об ушедшем, тепло и уютно — обо всем. В его стихах — не Россия, а скорее Русь. То, что раньше было само собой разумеющимся, а сейчас для нас помечено маркерами «устаревшее» и «неактуальное». Но не забытым. Разве можно забыть самого себя, свои корни, истоки, историю? Григорий ещё раз доказывает - нет, нельзя: ничего ценнее на свете нет.
Мне писателем не быть. Я не могу посмотреть на привычные вещи с точки зрения не обывателя, но незримого и вездесущего наблюдателя. Не могу придумать новый мир, в котором можно опознать все грехи мира старого. Не могу описать не свою жизнь в таких деталях, будто я просто родилась не в той шкуре. Не могу совладать с рифмой и дать ей не просто звучание, но смысл, который окажется запечатлен навеки. Я не могу писать то, в чем каждый узнает себя. Это — не самоуничижение. Это — преклонение перед истинным талантом. Книга под редакцией Елены Шубиной — первый широкий шаг шести молодых талантов в мир литературы. И, я надеюсь, не последний. Разорваться вспышкой, ярким фейерверком эмоций — заслуженная благодарность за все, что эти произведения заставляют пережить и ощутить.
