Текст: Борис Кутенков
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Одним из главных поэтических событий этой весны стал выход собрания сочинений Дениса Новикова (1967—2004) «Река-облака» в издательстве «Воймега». Книга включает, кроме стихов разных лет, эссеистику поэта, прочитанную им на Радио «Свобода» в 90-
е, и множество скрупулёзных текстовых примечаний. На долгожданное издание откликается «Новый мир» с оперативностью, редкой для толстых журналов. Евгения Риц рассматривает поэта в неожиданном контексте «игрового начала» и «возможностей юмора в поэзии», которые сочетаются с более очевидным (применительно к Новикову) «изначально заданным трагическим мироощущением»: «…период с 1980-го по 1995 год оказался мрачно, трагически идеальным для развития такого голоса: сначала безысходно серые, давящие годы бесконечного СССР, а потом - исход из этой безысходности, который Денис Новиков рассматривает, отнюдь не симпатизируя «застою», тем не менее как крушение, захлопнутую, а не открытую дверь». Рецензия Филиппа Николаева, хорошо знавшего Новикова, предсказуемо оказалась менее цельной - благодаря попытке вместить в небольшой текст «многие знания».
Наиболее интересны вкрапления личных воспоминаний, «объективирующие» анализ: «Однажды, летом 1995 года в Москве, он признался мне: «Знаешь, я мог бы писать гораздо больше. Гораздо. Я специально пробовал писать без вдохновения, без чувства, как бы по плану. Продумываешь и пишешь, как будто переводишь стихом. И знаешь, что? Выходят абсолютно те же самые стихи, один в один, что и по вдохновению. Точно такие же, не лучше и не хуже. Только не тянет меня так писать, зачем? Уж лучше я дождусь, чтобы оно пришло, уж лучше я испытаю это!» Textura публикует интервью с издателями книги, Александром Переверзиным и Ольгой Нечаевой: «Новиков к тому же - он ведь не из какого-то лагеря, он ни нашим ни вашим, да ещё он целиком остался в 1990-х. Для так называемой актуальной поэзии он слишком традиционен (мне вот всерьёз указывали как на глобальный недостаток на то, что он не написал ни одного верлибра), для так называемых традиционалистов - хотя это понятие куда более размытое - он слишком радикален…»
В литературоведческом разделе - интереснейшее исследование Ирины Сурат на тему расстрела в русской лирике XX века. Литературовед анализирует обширный пласт поэзии - от Гумилёва и Ахматовой до Губанова и Сергея Чудакова - и проводит параллели между текстами, располагая их по «парному» принципу: Иванов - Мандельштам, Бродский - Чудаков и пр. Удивительная способность Сурат - с помощью тончайших соположений биографического и текстуального представить картину не только русской поэзии, но и эпохи в целостной взаимосвязи. «Расстрел - лишь один из видов государственного, узаконенного насилия: в советское время их было много разных, но именно расстрел стал поэтической темой, стал лаконичным символом огромного зла, которому противостоит поэзия как воплощение самой жизни…»
Заметным событием стало учреждение новой премии «Поэзия», пришедшей на смену премии «Поэт» (последняя, по замечаниям многих, претерпевала кризис не первый год). С главой оргкомитета «Поэзии», Александром Архангельским, на Colta беседует Глеб Морев - начиная свою реплику с критики институции, почившей в бозе: «Со стороны создавалось впечатление, что когда в жюри не берет верх одна из литературных партий, то оно в целом готово на самые невнятные решения (награждение поэта Русакова, например)…» Архангельский о стратегии новой премии: «…мы ни отстреливаться, ни нападать не собираемся. Стратегия - радоваться. Во-вторых, риск премии — оборотная сторона преимущества. Поскольку здесь не будет постоянного жюри, оно должно минимум раз в два года меняться, а председатель - ежегодно, то невозможно угадать, кто угодит в лауреаты. И невозможно жестко ограничить поколенческое, направленческое присутствие…»
О функционировании в медийном поле: «В этом году появятся активно работающий сайт, поэтический YouTube-канал, на котором будут размещаться видео со «стихотворением дня», «недели», «месяца». Ну и сама премия будет для меня в значительной мере информационным поводом, чтобы вокруг нее завихрялась медийная история, причем втягивала не только лауреатов и даже не только претендентов (лонг-лист объявляем, шорт-лист нет), но и самых разных современных поэтов, пишущих по-русски. Мобильная камера в телефоне — достаточное техническое средство, чтобы преодолеть пространственный разрыв…» Премиальный процесс, по словам координатора, запускается с 2019 года.
«Октябрь» заканчивает публикацию романа Архангельского «Бюро проверки», только что вышедшего отдельной книгой в «Редакции Елены Шубиной». В романе герой приезжает из стройотряда в день московской Олимпиады 1980 года (как и сам Архангельский, по его воспоминаниям); много песенного фона, описаний советского быта и рефлексии по поводу обращения героя в христианство. Роман уже даёт повод критикам рассуждать о «музеефикации СССР». Сам Архангельский, меж тем, уверяет, что его задачей было не написание исторического романа, а необходимость «поместить героя с его проблемами в то время, которое позволяет наиболее ярко, точно и жёстко рассказать о них».
На Rara Avis Владимир Березин продолжает авторскую колонку, рефлексируя на этот раз на тему существования критики, и делает довольно странные выводы: «Существование самого слова как термина - инерция того времени, когда были «установочные статьи» и назначенные общественным мнением или номенклатурой ЦК ВКП(б) критики. Нет самого института этой критики - осталась филология и рецензирование». (Забавно, конечно, что «филология и рецензирование» противопоставлены не аналитическим статьям, возникающим всё же, хотя и не так часто, в толстых журналах, а советской номенклатуре; интересно также, куда делись эссеистика и обзоры.) «Специфика современной литературы заключается в том, что в ней довольно мало откровенно плохих книг…» (тут вообще no comments). Удручает отсутствие имён и примеров, превращающее текст в набор абстракций.
Сайт Jewish.ru публикует интервью с Валерием Шубинским. Историк и литературовед среди прочего рассказывает о работе биографа, о мифах, сложившихся вокруг Ломоносова (которому посвящена одна из ЖЗЛовских книг Шубинского): «Обыватель помнит о Ломоносове три вещи. Что он «внебрачный сын Петра Первого» - уж не знаю, кто это придумал. Что он открыл закон сохранения материи. И что он основал Московский университет. Все эти три вещи - неправда. А подлинная его личность и подлинные заслуги во многом не поняты…»
В «Урале» - новые стихи Евгении Извариной - тихие в своём лаконизме и редкие в понимании божественной природы слова:
За песчаным шорохом щебня хруст -
только под ладонями лозоходца
музыкой изменчивой полон-пуст,
и вода — если перельётся,
если от рванувшейся через край
отражённому слову светлее вдвое —
то из двух, музыка, выбирай
ни то ни другое.
Два значимых интервью на Textura для любителей интеллектуальной литературы. Зульфия Алькаева беседует с Натальей Громовой о работе над биографией Ольги Берггольц, актуальности «второго пришествия» поэтессы, «пограничном жанре - архивном романе», «даре режиссуры» Марии Белкиной и мистических поисках могилы Цветаевой. «Понимаете, мы находимся в патриотическом тренде. Когда я начинала заниматься советским временем, то
жила в благодушной атмосфере, потому что советская тема была не нужна. А сейчас при слове «советский» люди думают, что это про них, что они должны поднять это знамя или, как автор фильма про Берггольц, встать на моей презентации и заявить: «Вы запятнали имя нашей героини!» Наталья Соколовская, выпустившая в свет «Запретный дневник», хорошо ответила ей тогда: «Вы, пожалуйста, сделайте сначала талантливое кино, а потом выступайте». Фокус в том, что нам пора уже перейти на другой уровень понимания прошлого. Тем более если говорить про саму Ольгу Берггольц, которая в своих дневниках и стихах всегда хотела правды…»
Диалог Александра Чанцева и Дмитрия Дейча о новой книге рассказов Чанцева «Жёлтый Ангус», обострении «чувствительности к жестокому» и тенденциях современной
документалистики. Чанцев о собственной прозе: «Я и не анализировал, почему у меня просто стало писаться так - как критик и литературовед я постоянно анализирую книги (и на работе пишу аналитику), здесь же скорее проза анализирует меня, приходя от хозяев снов, на грани сна, вообще на грани и самом краешке сознания, от чувства тоски, памяти или яда. Эти «афоризмы» - строки от пары абзацев до нескольких слов, с максимальным удельным весом слов, сокрытые, зашифрованные в листве. Это проза в становлении буквально, ещё без законов и жанров - если авантюрные, комические рассказы, рассказы любой темпоральности, любых героев и рассказчиков уже были, то в афорных рассказах все впервые! <…> Случайный читатель, конечно, справедливо ругался - первый отзыв на такой рассказ в «Снобе» подозревал у автора какой-то психопатологический диагноз, памятуя ещё о моей меланхолической танатоцентричности… Но ведь гораздо интереснее плести рифмы не слов в соседних строках, а афоров на разных страницах, выстраивать из них какой-то малопонятный и самому себе сюжет, мандалу, частично считываемую только с высоты
дрона, запущенного маленьким Богом…» В «Октябре» о книге Чанцева пишет Ольга Балла: «Сама же книга устроена очень интересно. Не знаю, в какой степени это было намеренно, но мне она кажется выстроенной в ясно заданном направлении: постепенного распада нарративных структур. Движением от одного типа связующих линий к другому: от жестких вначале - к плавным, неявным в конце; от мысли связной - к мысли «расколотой»; от линии, от каркаса - к точке. (Может быть, стоило бы сказать и так: в сторону преодоления нарративности со всеми ее заданностями, постепенного освобождения от сюжета - постепенный отказ от сюжетного движения по горизонтали в пользу прямо-вертикального взгляда: вглубь и вверх…)»
Ну а для тех, кто хочет необременительного выбора книг для отдыха, «Афиша-Daily» составила рекомендательный список летнего чтения. Среди рекомендуемого - вышедший в АСТ сборник Дмитрия Быкова «Маруся отравилась», собравший рассказы 20-х годов о свободной любви; сборник статей и интервью Набокова, многие из которых ранее не публиковались на русском; новый том Бориса Акунина об эпохе Петра I; основы экономики, изложенные доступным языком, от Яниса Варуфакиса; всего в списке - 23 издания прозы и нон-фикшн.
