Изображение: фрагмент иллюстрации Джесси Уилкокс Смит "Семь возрастов детства"
Надежда Косолапкина, г. Санкт-Петербург
Было это так давно, что и не верится. Радости были тихими, еда незатейливой, а первая любовь настоящей. Мне тогда стукнуло одиннадцать, по-взрослому это называлось «второй десяток». И надо ж было так случиться, именно в этот год, именно первого сентября с Наташкой Морозовой произошло чудо. Ещё в прошлом году ничем не выделялась девчонка - капризная и противная, как все, а в пятом её как подменили. И вместе с ней меня.
Я смотрел на нее точно на музейный экспонат и не мог отвести взгляд. Кудрявые волосы струились, цеплялись за кружевные манжетики и блестели всем златовласкам назло. Глаза фиолетово-синющие, пальчики тонкие, хрупкие, и вся она как из фарфора, что таращится с витрин ГУМа.
Мне сразу захотелось её беречь и защищать, но первым делом — накормить.
Потому как в нашу семью худосочных не брали. Все были как на подбор: щеки по циркулю, плечи коромыслом, талия от подмышек.
А мне так хотелось Наташку взять в жёны, что я все извилины искрутил, как бы это устроить. Хоть и говорили, что её родители какие-то уж очень важные люди и чёрной икрой они ботинки натирают, мне виделось только одно - девочка в клещах недоедания! И я её спасу! Но идей никаких не приходило, счастливых случаев не подворачивалось, пока однажды бабушка не отправила меня на ответственное задание! А точнее, по магазинам: в хозмаг - за мылом, в булочную - за хлебом!
Твердыми широкими шагами я двинулся исполнять свой домашний долг. Первым делом зашёл в хозмаг, где мне выдали увесистый брусок хозяйственного мыла. Надпись «400 грамм» - выпукло блестела на боку и призывала сковырнуть макушку цифре «4». Мыло пахло чистыми носками и белыми майками на балконе. Едкий запах чистоты родом из младенчества. Продавщица предложила завернуть мыло в пергамент, но я отказался. Зачем? Если у меня с собой красная тканевая сумка в горошек! Бабушка её сама сшила из старого халата. Отсчитал я девятнадцать копеек, бросил мыло в сумку и двинулся в булочную.
Аромат свежей выпечки крутился возле дверей булочной, вилял хвостом и угодливо приглашал войти. Три зевающих стеллажа, доверху набитых хлебом, пыхтели под мучной тяжестью. Батоны из белой муки, «бородинский», густо присыпанный тмином, кирпичики буханок, калачи размером с автобусный руль. Букет запахов брал в плен и гипнотизировал и без того урчащий желудок. Тётушка в белом фартуке и колпаке выкатила тележку с поддонами. Хрустящие буханки с румяными корочками выстраивались в шеренги и вставали на законные полки.
— Витя! – продавщица повернулась ко мне. - Бабушка за хлебом прислала?
Я попытался ответить, но получилось только смачно сглотнуть. Кивнул.
— Бери вот эту. Ещё тёплая! - тётушка протянула хлебный вагончик с поджаренной макушкой.
Двадцать копеек в кассу, буханку - в раскрытую пасть авоськи. Вприпрыжку, с ещё тёпленькой и дрожащей добычей я побежал домой. Маршрут известен: через дорогу строго на зелёный свет, по белёным поребрикам до поворота, по аллее через парк и в арку во двор. Бабье лето кружилось на аллее в осеннем платье и заигрывало с солнцем. Дети бегали и смеялись, пока их мамы сидели на лавочках и болтали, пожилые пары прогуливались под ручку.
И день выдался тёплый, по-летнему радостный.
Хотелось крутить авоськой, подбрасывать её высоко в космос и обязательно ловить в пяти сантиметрах от земли. Хотелось мять и без конца щупать тёплый хлеб.
А изнутри распирала светлая гордость за себя: главного помощника в семье!
На выходе из парка я заметил мелькание синей курточки в густых зарослях сирени.
«Задира Петька Иванов!» - вспыхнула догадка.
А с ним ещё двое из параллельного класса под стать нашему Иванову. Троица хулиганов что-то оживлённо обсуждала в кустах. Я решил напугать Петьку и осторожно подкрался к зарослям. Но подслушанный разговор на корню зарубил моё хорошее настроение и желание подурачиться.
— Точно тебе говорю, Витька - этот жирдяй втрескался в Натаху… В этот психованный скелет… всё время на неё пялится! — Говорил тот, что стоял ко мне спиной.
— Га-га-га… - поддержал Иванов, — да они же как слон и Моська…
— Хо-хо-хо, — вторил третий, — китожор и камбала…
— А кто такой китожор? - не понял Иванов.
— Да, я не знаю… так придумалось… Жирный лопух он, вот он кто! - заявил обо мне третий.
Это он зря ляпнул. Жирный лопух? Нет, точно зря. Ещё и Наташку приплёл!
Я, размахивая заветной авоськой, с воплем дикого кабана кинулся на троицу. Первый удар пришёлся Иванову по лохматой голове.
В сумке что-то хрустнуло. От неожиданности соперник сел на землю, схватился за черепушку и завизжал как резаная свинья:
— Ви-и-и! Он мне череп проломил! У него там кирпичи! Бежи-и-им! - Петька резво вскочил на четвереньки и, претендуя на первенство в забеге по парковой зоне, исчез в кустах. Двое других отскочили назад. Раскручивая суму-булаву, я заехал второму сбоку по плечу. Снова раздался сухой хруст.
— Ай! - парень схватился за ухо и бросился к аллее.
Третий выставил вперед руки и, не дожидаясь удара, сквозняком метнулся в кусты. В два прыжка я догнал беглеца и, придерживая за шкирку, сказал:
— Если ещё раз услышу про себя или Наташу… как дам тебе - по пояс в землю уйдешь, понял?
Парень сквасил умоляющую мордолицию и часто закивал.
— И Петьке передай! И чтоб близко к ней не подходили! - Хулиган юркнул в сирень, а я развернулся на двух пятках и пошёл в сторону дома.
На душе у меня потеплело. Плохо, конечно, что пришлось кулаки в ход пускать, но честь дамы… Любой на моём месте поступил бы так же. Хорошее настроение стремительно возвращалось. Всё же здорово быть собой. Да, не худой, но большой и сильный! В подтверждение своих слов я незаметно потрогал мышцы на руках: силищи во мне завались!
Вышел я из парка и свернул в родную арку.
Во дворе поскрипывали качели. А вот и она! Завоёванная в неравном бою! Моя Наташка!
Я, признаться, остолбенел.
Сидит себе на качельках, носом уткнулась в книжку.
«Вот он, тот случай, — сам себе сказал я, — вот сейчас! Сейчас надо что-то сделать!» План созрел мгновенно.
— Наташа! Привет! - радостно закричал я и помахал авоськой. - Я сейчас выйду, ты только никуда не уходи.
Наташа пожала плечами, буркнула под нос: «Привет» - и снова уткнулась в книгу.
Я влетел на третий этаж, перескакивая через две ступеньки. Забежал в ванную, положил мыло на полочку и сразу на кухню. Достал из сумки помятый в бою хлеб, масло из холодильника, сахарницу из шкафчика. Взял бабушкин нож с гладкой деревянной рукояткой и отрезал горбушку. Хлебушек сопротивлялся, хрустящие крохи прыгали по столу.
Кусок получился в два сантиметра толщиной, как полагается, немного косоват. Хлеб — в сторону, масло — к ножу! Я отрезал добрый ломтик масла, потом ещё один. Теплый мякиш плавил масло, впитывал в себя сливки. Зачерпнул сахарку и, аккуратно потряхивая ложечкой, посыпал на масло.
Шедевр искушения!
Мельком глянул в окно: Наташа сидела на прежнем месте. Я сжал кулаки и, сам себя подбадривая, спустился во двор. Твёрдыми шагами, веря в победу, я подошёл к Наташе.
— Это тебе, — я протянул корочку и, покраснев до ушей, добавил: - Я сам сделал.
Брови Наташи поползли вверх и сошлись на переносице, в глазах заплясали вопросительные и восклицательные знаки.
— Мне? — переспросила она и… улыбнулась! Первый раз лично мне!
— Спасибо, Витя. - Наташа неуклюже приняла ломоть двумя пальчиками и осмотрела со всех сторон. Сразу видно - не ела еще такой вкуснятины!
— Давай напополам?! - предложила она.
Корочка манила румяным бочком и лоснилась, словно её натерли чесноком с солью… Да… Такую прелесть и я бы не смог съесть в одиночку.
— Ну если ты настаиваешь… Давай!
Наташа разломила кусок и протянула мне половинку.
— Давай на счет «три» вместе откусим? - предложил я.
— Давай!
— Раз, два, три!
Мы вместе впились зубами в хлеб. Хрупкий на зубах сахар, масляный мякиш, хрустящая корочка и отчаянный вкус хозяйственного мыла…
«Как же это? - запаниковал я, и сердце ухнуло в пятки. - Балда балдовая! Мыло-то не завернул, оно на корку и натёрлось!» - ругал я сам себя и продолжал по-коровьи двигать челюстями.
— Какой необычный вкус! - Наташа с недоумением жевала кусок. - Прямо как французские духи, только во рту!
— Угу, — поддакнул я, и мне показалось, что изо рта у Наташи полез мыльный пузырь. Ситуация уходила из-под контроля. Нужно было сделать что-то смелое, отчаянное!
— Ты если не хочешь, я могу и твою половину съесть! - предложил кто-то моим голосом.
Наташа кивнула и с готовностью протянула мне полгорбушки. Я мужественно ел, она с интересом за мной наблюдала.
— А ты хороший, — ни с того ни с сего сказала Наташа, - не такой, как все мальчишки... Может, пойдем в парк?
Я кивнул. Мыльный ик прокатился по пищеводу.
