Изображение: фрагмент иллюстрации Джесси Уилкокс Смит "Семь возрастов детства"
Лена Шумная, г. Санкт-Петербург
Мы снова встретились в тот год, когда мне должно было исполниться тридцать. Она позвонила в половине девятого утра уверенная, что вполне подобающе набрать человека в такую рань. Ко мне это не относилось — я любил поспать до полудня.
— Не хочешь встретиться где-нибудь вечером? — без лишних приветствий спросила она. Тон голоса был нервный и торопливый. Планов на этот вечер у меня не было ровным счетом никаких, поэтому я согласился на встречу. Предложил один тихий бар недалеко от центра. Условившись встретиться там в 9 вечера, я положил трубку. Кажется, это был первый раз за пять лет, когда я слышал ее голос. Поняв, что вечер скорее всего будет бесконечно долгим, я ощутил жуткий прилив усталости. Не в силах бороться с ним, я крепко уснул и, кажется, не шевельнулся до самого вечера.
На часах было около шести, когда я открыл глаза. Первое что всплыло в памяти, — утренний разговор. Я ощутил приступ тошноты и как можно скорее сел на краю кровати. Немного отдышавшись и поняв, что моему желудку ничего не грозит, я побрел на кухню и зажег свет, хотя в том не было особой необходимости — солнце еще стояло над горизонтом, освещая вечерний город последними теплыми лучами.
Я потянулся за бутылкой прохладной воды и выпил ее залпом. Почувствовав, как скрученные внутренности наполняются влагой, я немного расслабился и глубоко вздохнул. Значит, сегодня мне вновь предстоит увидеть ее. Мою первую любовь.
Почувствовав, как при мысли об этом живот снова неприятно скручивается, я решил, что сейчас лучше не думать ни о чем и просто начать собираться.
На вечер я выбрал простые черные джинсы и черную рубашку. В них я чувствовал себя комфортно, а немного уверенности мне бы сегодня совсем не помешало. Находясь в каком-то трансе, я умылся, помыл голову мятным шампунем, начисто побрился, хотя уже и не вспомню, когда делал это так тщательно в последний раз.
В начале девятого я вышел из дома и, остановившись, закурил. Еще было время перенести встречу на другой день или же отменить вовсе. Но что-то внутри меня страстно желало увидеть ее снова.
Вдохнув свежий вечерний воздух, я решительным шагом направился к ближайшему метро. До встречи оставалось чуть больше получаса, когда я вошел в бар и заказал привычный джин с тоником. Второй напиток просить не стал — не знал, что она пьет сейчас и пьет ли вообще. Помню, что она предпочитала вино.
Зимой ее выбор падал на красное сухое, летом — на легкое розовое. Мы часто коротали вечера с бокалом на балконе моей съемной квартиры, глядя на закат и беседуя обо всем подряд. Я часто вспоминаю те моменты, но со временем они расплываются и выцветают, как оставленные кем-то на солнце фотографии.
Когда в моей руке оказался третий по счету джин с побалтывающимся в нем кусочком кислого лайма, в бар вошла она. Я молча наблюдал, как она робко осматривается и ищет меня глазами.
Я был не в силах подать голос — горло будто пересохло. Да что там, кажется, мои конечности тоже онемели, потому что я не мог даже поднять руку в знак приветствия.
На мое счастье, она заметила меня, примостившегося на узкой стойке в глубине бара, и, секунду помедлив, решительно направилась в мою сторону. Я отпил добрую половину бокала, пока расстояние между нами стремительно сокращалось. К тому времени, когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки, мое горло вновь обрело способность извлекать звуки и я бодро поприветствовал ее.
Встреча — неловкий момент после долгих лет разлуки, не правда ли? Никогда не знаешь, как будет уместно себя повести. Обнять? Пожать руку? Привстать? Пока я искал ответ, она широко улыбнулась и легонько толкнула меня плечом.
— Давно ждешь? Вижу, уже пригубил.
Я огляделся — на стойке и правда все еще стояли опустошенные мною бокалы. Они будто выдавали меня и мое волнение, поэтому мне как-то сразу стало стыдно за нас. За меня и те бокалы.
— Пришел раньше, вот и заказал парочку.
— Извини за опоздание, немного заблудилась по дороге сюда. Давно не была в этих местах.
— Ничего, — улыбнулся я в ответ.
— Мне, пожалуйста, бокал розового со льдом, а этому парню повторить джин, — проворно крикнула она бармену. — Это ведь джин?— спросила она, прищурившись.
— Да, как обычно. Реки могут выйти из берегов, Земля сдвинуться с оси, но, оказавшись в баре, я все так же заказываю старый добрый джин с тоником.
— Да уж, какие-то вещи никогда не меняются, — сказала она куда-то в сторону.
Меня всегда немного выводила из себя эта ее привычка — говорить не в лицо собеседнику, а куда-то вдаль. Речь становилась тише к концу предложения, и понять ее становилось совсем невозможно. Меня это изрядно выводило из себя, потому что тогда я начинал терять суть разговора и сбиваться с мысли.
Принесли бокал с прозрачным розовым вином и льдом в отдельном стакане.
Она всегда заказывала лед отдельно, но не всегда его добавляла. Ей будто было спокойнее от мысли, что она может им распоряжаться на свое усмотрение и этим повлиять на мир вокруг.
Уж не знаю почему, но она всегда заказывала лед отдельно, а он, в свою очередь, в восьми из десяти случаев таял в бокале, так и не дождавшись своего часа.
«Надо же, почти не изменилась за это время», — подумал я, смотря на нее в профиль так близко в первый раз за последние пять лет. Почему же мы расстались? Сейчас уже не припомнить деталей, но что-то определенно пошло не так. Сколько ни копайся в памяти — ничего конкретного не найдется.
— Надолго в городе?
— На пару дней, нужно оформить выставку одного из наших художников и провести официальное открытие.
— Нравится работать в искусстве?
— Конечно, хочется создавать что-то самой, но пока сойдет.
— Что ж, если ты попробуешь — то все обязательно получится.
— Думаешь?
— Конечно! Стоит рискнуть.
Я не знал толком, о чем речь, и говорил общими фразами, которые в зависимости от ситуации можно понять совершенно по-разному. На первых порах этого было достаточно.
— Спасибо, обязательно попробую! — в ее глазах промелькнула улыбка. — Дам знать, если выйдет что путное.
Она заказала еще бокал розового, я — все тот же джин. На этот раз она добавила в бокал пару кусочков льда. Ей-богу, я никогда не пойму ее логику касательно льда в напитках. Раз — и кубик уже в бокале. Иногда, добавляя в вино лед, она спустя какое-то время доставала его из бокала и отправляла обратно в стакан. Когда я спрашивал, в чем причина и почему тот или иной бокал были достойны льда, а другие нет, она ничего толком не отвечала, лишь загадочно улыбалась. Говорила, что просто сейчас — так надо. В какие-то моменты стоит добавить льда в бокал с вином, в какие-то — не стоит. Вот такая винно-ледяная философия.
Этим мы и отличались. Я считал, что стоит смотреть на вещи попроще, она — что важны все мелочи и детали.
И часто расстраивалась, как это ни чудно, из-за своих же ожиданий, когда те не оправдывались. Меня это всегда порядком забавляло. Как ни пыталась она объяснить мне свою философию этих мелочей, я только разводил руками и предпочитал помалкивать, чтобы не завести очередной спор ни о чем. Я просто хотел провести с ней время, а она нещадно тратила его на мелочи и расстраивалась оттого, что я не придавал им никакого значения.
— Эй, ты чего, опять ушел в себя? Ну же, поговори со мной хоть немного. Все-таки пять лет не виделись, — нервно сказала она. И кажется, была чуть теплее своего бокала с уже изрядно подтаявшим льдом.
— Все в порядке, я просто очень рад тебя видеть, — ответил я, посмотрев прямо в ее бездонные глаза. — Я скучал.
Она отвела взгляд и уставилась на свой бокал, не говоря ни слова. Еще одна из привычек, которые так меня раздражали. То ее невозможно было заткнуть, то она резко уходила в себя и никакими способами невозможно было вытащить из нее хоть слово.
Меня снова начинает подташнивать. Чтобы не потерять контроль, я предлагаю покончить с напитками и выйти на улицу. Мы платим по счету, оставляя немного чаевых угрюмому бармену, и, толкнув массивную дверь бара, выходим прямо в объятия вечернего города.
Я предлагаю прогуляться вдоль набережной и посмотреть, как зажигаются фонари. Она вежливо отказывается, ссылаясь на то, что с утра ей нужно быть на встрече. В попытках провести с ней еще хоть пару минут, я молча обнимаю ее. Мы стоим посреди шумной улицы, не замечая никого вокруг. Так здорово почувствовать ее тепло и запах еще раз, который, кажется, точно станет последним.
— Прощай, моя любовь. Я никогда тебя не забуду.
Я собрал все остатки силы воли, что были еще при мне, и быстро зашагал по направлению к реке, стараясь не оборачиваться.
На набережной было пусто и только чайки рассеянно что-то кричали мне вслед.
Я думал о том послевкусии, которое осталось после нашей короткой нелепой встречи. Звук моих шагов гулким эхом разносился над мостовой, а я шагал навстречу ночи и нежно лелеял свои воспоминания о первой любви.
Думах о несбывшихся надеждах, городах, в которых мы никогда не бывали, и мечтах, которым не суждено было стать реальностью. Теперь моя реальность — джин в полупустой квартире и затертая пластинка. Да, милая, я никогда тебя не забуду.
P.S. Она завернула за угол и обессиленно прижалась к стене. Ее трясло будто в лихорадке, а на лбу выступила холодная испарина. Как она мечтала снова увидеть его. Он ничуть не изменился, только слегка постарел. Но ему безумно шли эти морщинки, а глаза стали только проницательнее. Жаль, что тогда все так вышло. Первая любовь неизбежно оставляет шрамы, и, кажется, этот еще кровоточит. Но нужно что-то менять, иначе ее реальность так и останется кошмаром, который преследует тебя даже после пробуждения. Нужно проснуться.
Пройдя пару метров, она села за стол летней террасы ближайшего бара. Глаза блуждали по миру вокруг, но не видели ничего конкретного. Из забытья ее вырвал голос молодого официанта, осведомившегося, желает ли дама заказать себе выпить? Сознание начало постепенно возвращаться. А вместе с ним накатили бессилие и какая-то тяжелая усталость.
