Текст: Борис Кутенков
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
На дворе - крещенские морозы,
на Фейсбуке -
ностальгический флэшмоб, а сложившуюся в литературе ситуацию отлично характеризуют две реплики. Первая - поэта и культуртрегера
Даны Курской, которая (на фоне участившихся известий о кончине то одного, то другого культурного проекта) сравнивает нынешнюю эпоху с «Гарри Поттером и дарами смерти»: «Сами посудите - то тут, то там раздаются в сводках тревожные и страшные сообщения: “Волан-де-Морт и его слуги уже близко!”, “Начали пропадать волшебники!”, “Закрываются магазины в Косом переулке!”, “Министерство Волшебства пало!” - только у нас вместо этого посты и новости про “Арион”, “Октябрь”, “Журнальный зал” и т. д.…» Вторая - поэта, прозаика, редактора «Нового мира» Марии Галиной из опроса Textura:
«У меня такое ощущение, что мы сидим в доме, где пламя уже подбирается к занавескам, а мы всё продолжаем обсуждать их узор и качество ткани. Видимо, правила хорошего тона не велят замечать пожар. Хотя в условиях задымления и нехватки воздуха мало какие литературные итоги года имеют значение. Зато срабатывает пожарная сигнализация и только она и важна…»
Но если за судьбу Журнального Зала - по крайней мере, в ближайшую пару лет - можно не волноваться (денег собрано даже больше, чем предполагалось, и команда во главе с Сергеем Костырко работает над новым сайтом), то
о котором стало известно 14 января, - драма необратимая. Автор этого обзора подробно высказался об эволюции журнала и исчерпании формата; с ним отчасти соглашается поэт и литературовед Валерий Шубинский: «От многих же арионовских текстов возникало ощущение хорошего литературного клуба для интеллигентных пенсионеров в культурном провинциальном городе. Это, конечно, далеко не худшее, что может быть. И так можно было бы жить очень долго. Зачем - другое дело. Когда-то, в 1990-е, “Арион” был живым и важным местом…»
Отзывы простираются в диапазоне от апологетических (поэт Александр Переверзин: «Я люблю этот журнал. У него, как и у всех, есть свои предпочтения, свои тараканы, но в первую очередь это журнал, который противостоит энтропии и хаосу. “Арион” был (и я все ещё робко надеюсь, что будет) "журналом поэзии", а не поэтической критики, филологии или чего-либо еще. Это неудобный журнал.
И потому что в нем публиковались небольшие подборки, - для многопишущего автора рубрика "Голоса", в которой раз в год можно было напечатать пять текстов, выглядела необычно; и потому что он отчетливо и последовательно отстаивал свою точку зрения на современную поэзию…» до замкнутых на личных историях (таких, к сожалению, больше), связанных в основном с публикациями авторов постов либо с их отсутствием в журнале. С полемическим обобщением выступает поэт Анна Маркина (р. 1989), критикуя толстые журналы за равнодушие к своему поколению: «…сама толстожурнальная среда сделала все, чтобы врезать дуба под скорбное и уважительное молчание нашего поколения. Находясь на пике сил и возможностей, сохраняя более острое понимание запросов аудитории и технологий продвижения, теперешние тридцатилетние, наверное, могли бы сделать многое для сохранения старого доброго литературного мира. Но мир этот зачем-то так долго запирался от нас на все засовы…»
Резюмирующие посты по итогам обсуждений написали главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин и литературный критик Максим Алпатов. Первый отмечает болезнь времени - желание плюрализма - и защищает традиционную структуру «журнала с направлением» и вкусовой субъективизм (не совсем понятно, впрочем, почему «“Арион“ войдет в историю, прежде всего, не как издание, в котором печатались авторы А, В и С, зато не печатались авторы X, Y, Z» - на мой взгляд, это многое говорит о политике журнала).
Второй в свойственном ему дидактичном духе перечисляет главные недостатки постов, посвященных закрытию проекта, и этим как бы дезавуирует сразу все проявления неравнодушия, что выплескиваются в публичную сферу. Главная же тенденция - емко сформулированная поэтом Евгением Морозовым: «В мире происходит то, что происходит с тобой» - полностью отвечает времени: отзывов, которые стремились бы к объективности и не были ограничены историей личных публикаций, отчаянно не хватает.
18 января исполнилось пять лет со дня смерти Станислава Стефановича Лесневского (1930—2014) - литературоведа, преподавателя Литературного института (открывшего многим и многим студентам, в том числе мне, Серебряный век), щедрого дарителя книг и, наконец, реставратора блоковской усадьбы в Шахматово. 21 и 29 января в Центральном доме литераторов и Доме-музее Цветаевой пройдут вечера его памяти.
В «НГ Ex Libris»
филолог Ирина Аведова публикует письма поэта Сергея Петрова к Лесневскому: «Лесневский сохранил в своем домашнем архиве множество бесценных документов, касающихся истории русской литературы и литературной жизни второй половины XX века. В числе хранящихся в нем автографов - письма поэта и переводчика Сергея Петрова (1911—1988), 30-летие со дня смерти которого отметили в октябре минувшего года. Лесневский сохранил девять писем Петрова…»
Критик Сергей Оробий по традиции разместил
в своем Живом Журнале
множество ссылок н на различные итоги года. Представлен обширный список изданий и тем - от «итогов русскоязычной фантастики» по версии писателя Никиты Аверина и «пяти альтернативных книг года» по версии «Яндекс.Дзен» до анализа тенденций и главных книг по мнению многочисленных обозревателей (Евгений Бунимович, Галина Юзефович, Константин Мильчин, Алексей Колобродов и др.) и порталов (Rara Avis, Textura, «Афиша», The Village и мн. др.). Отдельно отметим выбор лучших книг художниками и книжными иллюстраторами и опрос телеграм-блогеров по итогам года, а также пристальное внимание критика к зарубежной прессе.
На сайте Readovka.ru
Григорий Медведев публикует репортаж по итогам Совещания молодых писателей Союза писателей Москвы, прошедшего в декабре этого года, отмечает и цитирует наиболее интересных дебютантов. «20-летний Михаил Бордуновский пока ищет свой голос и испытывает на себе влияние чужих поэтик. Впрочем, иногда с легким эпатажем он отмахивается от авторитетов». «Ровесник Михаила воронежец Василий Нацентов уже приобрел некоторую известность в литературных кругах. Минувшей осенью он удостоился престижной премии “Звёздный билет“. На семинаре Василия упрекнули в том, что он “занял” дачу Арсения Тарковского и не хочет ее покидать. Молодой автор заверил, что строит собственный дом, но, возможно, на чужом прочном фундаменте». Стоит прочитать ради ознакомления с поэтиками совсем молодых авторов - и уже зрелых (Олег Демидов, Николай Васильев), но по-прежнему ищущих семинарского общения.
В рубрике
«Легкая кавалерия»
(которая, как говорят, переходит из «Новой Юности» в «Вопросы литературы» и становится ежемесячной) Елена Пестерева перечисляет некоторые постулаты профессии критика - излагая истины, близкие к объективности, но давно нуждающиеся в проговаривании. «Критик должен быть бережным. Это, кстати, прагматичная мысль - пока вы бережны к собеседнику, он вас, скорее всего, слышит и понимает. Если вы нападаете - он защищается. Чем громче кричишь, тем хуже слышно. И критики, которые и в самом деле пишут, чтобы что-то сказать миру, пишут довольно тихо и бережно: им важно быть слышанными. Тех, кому важно говорить с самим собой и кричать в пустоту, сражаться с невидимым врагом в своей голове и бунтовать против невидимых притеснителей, читать не хочется - хочется обходить стороной». «Я хотела бы, чтобы, прежде чем говорить во весь голос, критик убеждался, что он находится на стороне истины, разума и света на столько, насколько в настоящий момент для него посильно. А потом отмерял еще раз». Многое тут может оказаться очевидным, но уверен: тем, кто принимается за критику, необходимо распечатать реплику Пестеревой и прикрепить над письменным столом.
В «Новом литературном обозрении»
Александр Жолковский публикует подробное стиховедческое исследование о песне Высоцкого «Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука»: «…В своем автокомментарии к песенке Высоцкий, упомянув о ее неудачно сложившейся киносудьбе, говорит (на 16-й с половиной минуте), что сейчас он ее вылечит - вернет ей полноценный исходный вид. Слова о возвращении жизни загубленной песенке про гибель ее сильного, смелого, доброго героя, alter ego автора, показались мне символичными, и я попытался установить происхождение неожиданного образа. Что это - оригинальная авторская метафора или, может быть, так говорилось в кругу подсоветской творческой интеллигенции (как говорилось, например, о писании в стол)?»
В журнале «Плавучий мост»
- стихи Евгении Извариной, работающей в традиции суггестивного развернутого афоризма, тяготеющего к лаконической плотности:
не наш, а тоже думает: а ну
как дотяну, и мост через войну
во всю длину - ладонь по волосам
и страж моста не замечает сам
как пешехода за руку берёт
и шум воды в ушах стоит, как мёд
всем поровну у сбитых кромок чаш
стоит
не наш
Лада Пузыревская продолжает бесстрашно-стоическое высказывание о жизни с «сердцем, тикающем внутри» и «за пазухой камнем-камнем» в «новые смутные времена»:
вот повяжут нас, как воришек, и не скажешь - продешевил.
говори со мной, говори же: не про этих, про тех живи,
что колдобины кроют матом, а потом за рулём уснут -
захлебнувшимся этим мартом не хватило пяти минут.
пусть не правы ни те, ни эти - не последний, поди, диктант.
но выходят на площадь дети. и срабатывает: тик-так.
Дебютная публикация Богдана Агриса - барочная образность (напоминающая об одном из адресатов стихотворения, Олеге Юрьеве, и вообще о питерской школе), интересное развитие традиций натурфилософской лирики, где вещная конкретность пейзажа сочетается с музыкой трансформированного слова:
С поверхности воды не сводится лицо.
И катится в полях великое кольцо,
Кварталы дальних трав бросая в зуд созвездий.
Стоит внезапный лес на дальнем переезде,
И маревно от крыл полуночных чтецов.
Они читают нас раскатисто и страшно.
Они читают всё - леса, луга и пашни.
Они читают свет, они читают мрак.
Их голос - это плоть мерцающих собак
У тёмного гриба водонапорной башни,
Где осень вывесила многомерный стяг.
Подборка избранных стихотворений Валерия Лобанова, где ностальгия и «чувство Родины» достигают в лучших вещах позднеивановской силы и его же безнадежности, а «почвенная традиция» трансформирована и обманчива - пример тому емкие смысловые парадоксы:
Тихо идти по ночному пути,
не различая пути.
Встретить старуху,
киоск обойти,
лёгкое тело нести.
Просто идти под дождём без затей,
тихо идти из гостей.
Медленно думать
о жизни своей,
или о смерти своей.