Фото: pixabay.com
Лёвка родился в послевоенном Тбилиси. Лётная часть, в которой служил отец, была расположена вблизи этого пёстрого города радости.
У русых саратовцев появился смуглый, кареглазый бутуз. Люди в шутку поговаривали, что мать крутила шашни с красивым грузином. В него Лёвка и уродился.
Когда в полтора года мальчишка откусил сочную мякоть огненного перца и даже не пискнул, к сплетням стал прислушиваться даже отец.
Вскоре в семье родился ещё один сын. Он был полной противоположностью Лёвика. Бледный, с соломой жёлтых волос и тихой синевой глаз. Родители назвали младшего мальчишку – Васей.
Чем старше становились браться, тем очевиднее была их непохожесть. Старший рос шумным, быстрым и открытым. Младший – тихим, хитроватым. Их скорее можно было принять за случайных знакомых, чем за родных.
Старший радостно поглощал обжигающий суп - харчо, хинкали, пропитанные базиликом, кислую глубину ткемали.
Монументальная тётя Нино любила Лёвкин аппетит. Соседка часто, потирая руки о ситцевый фартук, кричала Льву в форточку двора «Важишвили, иди за стол!»
Мальчишка, бросая шумную улицу, радостно вбегал в двери её радушной квартиры.
Уютной ладонью гладила Нино жёсткие Лёвкины кудри, приговаривая: «Геамот, сынок!»
Важишвили тёти Нино погиб на войне, так же, как и муж. Поэтому всю свою материнскую нежность она дарила Лёвке. Иногда он просто приходил к соседке, чтобы ощутить себя кому – то нужным
Мальчик обожал Нино, её смешную, пропитанную колоритом речь, кухню, заполненную банками со специями, мудрые и понимающие глаза. Однажды Лёвка, смачно разжовывая хачапури по-аджарски сказал тёте:
- Вот бы ты была моей настоящей мамкой. Жили бы мы, душа в душу.
- Лев, ты и так моя душа.
- Вот все говорят, что я грузин наполовину, особенно потому, что острое люблю и сулико пою лучше местных. Может правда, тётя Нино?
- Русский, грузин, какая разница. Главное, чтоб человеком хорошим рос. Ты ешь, милый, не разговаривай, а то подавишься, не приведи Всевышний!
Лёвка кивнул, а упругие кудри запрыгали в так.
Его родная мать всецело была поглощена младшим Васюткой.
Пропадающий на аэродроме отец, не вникал в особенности воспитания сыновей. Старшего он вообще старался не замечать. Лишь изредка, выпив терпкой чачи, бросал жене: «Может в роддоме напутали?»
Во дворе Лёвку звали «сыном грузинского народа» или просто грузинчиком. Скорее, из уважения, а не для обиды. Мальчишка отстоял своё право быть заводилой в отчаянных драках с местной шпаной. Чтобы скрыть их следы, Нино отстирывала и зашивала мальчишкины вещи, прикладывая мази, пахнущие мятой и кориандром.
Простая русская картошка с укропом и подсолнечным маслом, оладьи с мёдом и молочный суп нравились только Ваське.
Старший же с наслаждением уплетал, обожжённый горлом грузинской печи, хлеб. Нино готовила для сорванца с тёплой заботой. Молниеносно он поглощал начинённые грецким орехом баклажаны. Горячая краюха пури купалась в шафрановом огне сацибели.
Но больше всего Лёвка любил чурчхеллу. Плотные ядра фундука и инжира, спрятанные в густую пену виноградного сока, были его слабостью.
Этот кисло – сладкий вкус впитался в его память навсегда. Даже спустя много лет, он иногда снился Льву.
Когда эскадрилью отца отправляли на север СССР Лёвка рыдал. Он даже хотел сбежать из дому, чтобы остаться с тётей Нино, но мальчишки во дворе сказали, что их вместе за это могут выслать из Грузии как «преступных элементов». Такого для своей Нино он допустить не мог, потому передумал. Он крепко обнимал соседку на вокзале, не отпуская с перрона. Глядя на это, родители ежились, избегая взглядов проводника и соседей по вагону.
- Лёва, ну, будет уже. Неудобно как, отпускай Нино.
- Ничего, Лариса, ничего. Я ухожу уже.
Лёвка, вытирая ладонями круглые слёзы, шептал тёте:
- Я вернусь к тебе, вернууусь!
Соседка, перекрестила его и прижала к сердцу:
- Не плачь, важишвили, даст Всевышний, свидимся!
Поезд на Дальний Восток вез их неделю. Лёвка почти не слазил с верхней полки. Он знал, что в глубине рюкзака лежит, завёрнутый в газету «Правда», свёрток тёти Нино. Пастила, чурчхела, козий сыр и ветка кинзы пахли тёплыми руками соседки.
Рельсы сбегали из Грузии, но Лёвка знал, что, когда – нибудь обязательно возвратиться к вкусу этой большой любви.