Генрих Кранц «Хрустящие крылья мечты»

Индейка лежала в глубоком стеклянном блюде, как спящая царевна в хрустальном корытце, сверху соломенными жердочками тянулись бамбуковые стебли, теплый жир висел на них тонкими нитями. Кое– где нити обрывались, жировой десант прыгал на золотистую корочку, залегал в лопнувших трещинах и тут же начинал недовольно шипеть.

Официант, сощурив глаза, внимательно смотрел на жареную птицу. Наверное, боялся, что она взлетит.

– И принесите нам красного винца…– потирая руки, сказал Егор. – Сухонького…

Официант мотнул головой и бесшумно заскользил по рисовым циновкам в сторону кухни.

– Неужели ты и от этого откажешься? – Егор сглотнул слюну, решительно воткнул нож в золотистый бок, тонкая индейкина косточка хлипко крякнула, обнажая темную сердцевину.

От его голоса Ольга очнулась. Еще неделя путешествия и она тоже сломается, как эта костяная перегородка, окончательно и бесповоротно!

Зазвонил телефон, и Ольга вынула тонкую пластину мобильника, откинула крышечку.

– Ну? – громко заверещала Колотова. – Чем вы там занимаетесь? Небось, объедаетесь макаронами?

Голос у Колотовой был противный, вязкий, казалось, в нем застреваешь, как муха в жидкой карамели.

– Едим помаленьку! – сказала Ольга, представляя, как оживится Колотова от ее слов. – Очень трудно отказаться…

– Вот! – торжествующе выдала Колотова. – Я же говорила – не с твоей волей, Комарова! Путешествовать по Европе и при этом не жрать, могут только люди с железной волей!

«Ага, такие, как ты!» — подумала Ольга.

– А конкретно, что вы там едите? – поинтересовалась Колотова. – Пришли эсэмэску, а то мне в этой поганой Турции кусок в горло не лезет…Все такое невкусное!

– Сейчас пришлю! – пообещала Оля, и захлопнула крышку.

 «Индейка жареная. Бамбук моченый. Рис с изюмом. Красное вино. Мороженое с черносливом…» — срочно набрала она на экранчике и пульнула текст в мировой эфир, где в ожидание ответа уже плавало завистливое сознание Ирэн Колотовой.

Когда– то Оля и Ирэн вместе работали, мечтали о сказочных принцах, о детях, о просторных квартирах и тысячах вещей, о которых мечтают молоденькие девушки. Потом долго не виделись, Ольга вышла замуж, не за принца, конечно, но за вполне симпатичного парня, родила двоих детей и молча, терпеливо тянула свой воз по рытвинам и колдобинам непростого, но такого желанного, прогретого теплым солнцем семейного счастья. Чем занималась Ирэн, Ольга никогда не интересовалась, но надо полагать, в ее послужном списке было много из того, о чем можно прочесть только в авантюрно– приключенческих романах. Хотя чего– чего, но апломба Ирэн было не занимать.

Как только они встретились после долгой разлуки, Ольга вдруг почувствовала себя виноватой за то, что ни разу не разводилась, не подбрасывала своих детей родителям, не ездила за рубеж в поисках сексуальных приключений. А Ирэн при каждой новой встрече вываливала на нее ворох разнообразных впечатлений рассказывала о феерическом романе со сногсшибательным шведом, о безумной страсти с известным актером, о путешествии на корабле в компании американских миллионеров. И вообще, Ирэн несла себя, как заморская принцесса, мужчины опавшими листьями валились к ее ногам, а Ирен прибивала их к земле своими острыми, безжалостными каблучками. 

И это при том, что грудь у нее отсутствовала, глазки были узкие, с редкой щеточкой осыпающихся ресниц, правда, вес всегда сохранялся на одном и том же уровне – ровно пятьдесят два! И ни граммом больше! Это было единственное, чем Колотова могла по– настоящему гордиться, пятьдесят два килограмма были ее неизменным плацдармом, островком в океане бедер, пухнущих животов, в кисельно– колышущемся болоте целлюлита. Отсюда росла ее уверенность, ее сила, и Ольге со своими шести десятью четырьмя килограммами сказать было нечего – оставалось только молчать и внимать. Хотя во всем остальном – и ростом, и статью, и свежей, младенчески чистой кожей – Ольга могла дать фору двоим таким, как Колотова. Но теплый, вязкий жирок, перекатывающийся на бедрах, на талии, лишал ее права голоса, конституция полных была неприемлемой для конституции колотовых. У них были свои права, свои принципы, свой безапелляционный стиль!

Незадолго до отъезда в Европу Ольга села на жесткую, или скорее даже, на жестокую диету. За месяц потеряла шесть килограммов, но есть хотелось немилосердно. По ночам Ольге снились пляшущие окорока, телячьи вырезки в обрамлении маринованных грибков – они водили хороводы, пытаясь запрыгнуть Ольге в рот.

В начале июля, когда дети уже считали дни до отъезда на дачу, Егор прибежал счастливый, улыбающийся и объявил, что, наконец– то, получил деньги за давно сделанную работу. Сумма была ни то, ни се: чтобы купить что– то серьезное, новую машину или квартиру, денег все равно не хватало, а остальное, из разряда мелких приобретений, у них уже было. И тут Егор, кстати, вспомнил о ее полузабытой мечте – путешествие по Европе! Ольга обрадовалась: да, это как раз им необходимо, после двенадцати лет брака прокатиться по Европе, вдвоем посидеть в уютных ресторанах, постоять под старинными часами, где– нибудь в Вероне, поплевать в Сену с пешеходного моста – да, это было то, что надо. В пылу нежданно проснувшихся желаний, Ольга совсем позабыла о своей диете. Впрочем, бросать ее не хотелось, ведь брошенная диета, как прерванная беременность, может обернуться самой неприятной своей стороной.

Ища совета, она рассказала о внезапной дилемме Колотовой. Пятидесяти двухкилограммовая подруга презрительно скривила губы.

– Путешествовать по Европе и сидеть не диете – это же абсурд! Тем более, для тебя – ты же забудешь обо всем в первом приличном ресторане!

– Это почему же? – обиделась Оля. – Мы с Егором были и в Германии, и в Австрии…И ничего, живы!

– Это совсем другое! – парировала Колотова. – Немецкая кухня – это вам не итальянская или французская…Тем более, ты же тогда не сидела на диете!

– Не сидела…

– А когда человек сидит на диете, он становится другим, и даже соблазны воспринимает по-другому. И чтобы их выдержать, не податься искусу, нужна железная воля, стальной кулак! Не тебе с твоей волей…

– Что? Что с моей волей? — заволновалась Оля.

Она не считала себя слабой, ведь двенадцать лет брака – это тренировка не хуже, чем хождение по битому стеклу. Или даже по гвоздям.

– Не обидишься?

– Не– а! – Оля покачала головой.

– Откажись от диеты! – резюмировала подруга. – Или плюнь на поездку! Это взаимоисключающие вещи!

Оля пожала плечами. Она понимала, что будет непросто, но этот разговор и должен быть тем самым стимулом, каркасом, который должен держать ее во время путешествия. Значит, ее считают слабовольной, трухлявой дурочкой, плывущей в русле своих желаний. А вот и нет, она выдержит все, чего бы это ей ни стоило!

– Так ты хотя бы откусила кусочек! – жалобно выдохнул Егор, обгладывая сочную косточку. – А то сам я уже не могу…

– Ешь, Егорушка, ешь…– радостно шепнула Оля. – Я на сэкономленные деньги куплю себе в Милане парочку платьев…

Ольга нарочно все это время не взвешивалась, но судя, по выражению лица Колотовой, сбросить удалось даже больше, чем хотелось.

– Ну и как там, в Европах? – Колотова молча разглядывая ее сиреневое, короткое платьице с обалденными кружевами, пущенными понизу. — Хорошо кормили?

– Не знаю, я мало ела…

– А– а…– равнодушно протянула Колотова. — А вода в Сене теплая?

– Теплая…Только мутная…

– Ну да! – Колотова усмехнулась. – Все у них во Франции мутное – и вода, и вино…– она пошевелила в стакане соломинкой, сунула кончик в туго сведенные губы, залпом осушила коктейль до дна. – Платье в Париже на блошином рынке купила?

– Нет, в Милане…Модный дом «Роберто Кавалли» …

– Да? – Колотова покачала головой. – И как ты в него влезла? Похудела, что ли? Неужели не ела? Вот это да! А платье – супер! У нас такое не купишь…

Даже не верилось, что совсем недавно мимо бежали кудрявые виноградники, игрушечные домики, на мощеных белых камнем мостовых важно разгуливали жирные голуби.

– И как ты все– таки выдержала? Там же, наверное, подают ризотто? А барселонский хамон? Пальцы можно откусить по самые локти! – говорила Колотова, размахивая руками.

– А не хотелось! – сказала Оля. — Совсем есть не хотелось!

Колотова удивленно смотрела на Олю и все ее пятьдесят два килограмма тоже удивленно вытягивали худенькие шейки, словно стадо гусей, увидевшее свое отражение в дождевой луже. «Надо же, ей не хотелось! говорили они свои тоненькими, недокормленными голосами. – Не хотелось! Надо же…».

– Самыми трудными были последние дни…– Оля сняла сумочку со спинки стула, достала кошелек. – Где– то на севере Италии, не помню, как называется город, мы с Егором забрели в ресторан, а там, — Оля раздвинула руки, словно пытаясь обнять Колотову, — подали вот такую индейку!

– Не может быть! – испуганно выдохнула Колотова. – И ты не ела?

Оля хотела рассказать, как нежно трещали индейкины косточки, капал прозрачный жирок, наводя на ее выдержку праздничный глянец, пряно взлетали шафранные облачка из сочных, разваливающихся под ножом, ломтей, но тут Колотова внезапно съежилась, поскучнела, словно Ольга поставила перед ней любимое лакомство, разбудила аппетит, а в самый решительный момент его убрала, уволокла на кухню.

 – А я даже не помню, когда ела индейку. Может быть, в детстве…В деревне…

Они поднялись, вышли из кафе, стали на пороге, раскрыли цветные зонты.

– А знаешь что! – Ольга легко шагнула под дождь, под теплые, прозрачно вытянутые струи, уютно шлепающие по куполу. – Приходи к нам в воскресенье…Я испеку такую же индейку…

– А бамбук? – сглотнула слюну Колотова. – Где ты возьмешь моченый бамбук?

 — Не волнуйся! Будет тебе и бамбук, и рис с изюмом…Только, чур, я не ем…

Колотова еще что– то кричала ей в след, но Оля уже не слышала – увидев подошедший автобус, она побежала к остановке, легко, ловко, едва не взлетая над изрытыми оспой лужицами.

Войдя, аккуратно сложила зонтик, села на свободное место и только после этого посмотрела себе на ноги. Туфли были чистыми, сухими – она летела по воздуху, как птица, как перышко, несомое ветром. Словно индейка, услышавшая божественный призыв, пробившийся сквозь толщу небес.

–