Текст и коллаж: ГодЛитературы.РФ
Накануне объявления Длинного списка «Большой книги» директор издательства «Время» Борис Н. Пастернак опубликовал в своем фейсбучном аккаунте большой проблемный пост об этой литературной премии.
В котором, если суммировать, выдвинул к самой весомой в денежном и медийном смысле русской литературной премии две претензии:
1. У премии, как в спорте, сложилась своего рода «основа» - «базовый клуб», на основе которого формируется сборная.2. Попадающие в Длинный список произведения откровенно описывают далекое и близкое прошлое, будь то сталинские годы или «лихие девяностые», дерзко фантазируют о будущем - но избегают писать о настоящем, то есть о нынешней эпохе.
Бессменный генеральный директор «Большой книги» Георгий Урушадзе счел своей обязанностью Борису Натановичу аргументированно ответить. Мы уже приводили этот обмен репликами.
Оглашение Длинного списка «Большой книги» отчасти дало ответ на упрёки Б.Н. Пастернака: по меньшей мере два из заявленных в нем романа обращены не к девяностым и не к пятидесятым, а к самому что ни на есть жгучему политическому «нашему времени» - это «Бывшая Ленина» Шамиля Идиатуллина и «Средняя Эдда» Дмитрия Захарова.
Поскольку в сложившихся обстоятельствах литературная жизнь, как и все прочие проявления нашей жизни, переходят в онлайн, «Год Литературы» решил продолжить дискуссию и обратился к российским издателям и заведующим редакциями современной литературы с двумя вопросами:
1. Удовлетворены ли вы Длинным списком? Не «просы́пались» ли, на ваш взгляд,
мимо него какие-то важные и знаковые произведения?
2. В какой степени этот список подтверждает или корректирует претензии Бориса Натановича?
Некоторые ответили, что не хотели бы высказываться публично - на что, разумеется, имеют полное право. Полученные же ответы таковы.
Юлия Селиванова,
Начальник отдела современной российской прозы, Редакция № 1 «Эксмо»
1. Лично я, как издатель четырех вошедших в Длинный список произведений, очень довольна. Прежде всего - за авторов. Потому что именно для авторов любые премии являются отличным мотиватором, помогают верить в себя, чувствовать, что ты не один, тебя слышат, читают, обсуждают. Дает вовлеченность в процесс - в саму жизнь.
Мне, наверное, не хватило в этом списке - как всегда не хватает - пограничных жанров: филологических комментариев к текстам - изданий типа «Комментариев Лотмана к “Онегину”», условно говоря. Я считаю, что такое "трудное" чтение полезно в любые времена - вне зависимости от карантина и суеты в голове, которую рождает кризис.
«Трудные» книги двигают всю парадигму современной литературы вперед, помогают другим жанрам развиваться и эволюционировать.
Хорошей беллетристики и прозы у нас много, а вот таких
художественных исследований на грани с литературоведением - на которые нужны годы работы, - хотелось бы больше.
Но это уже цепляет за собой вопрос жизнеобеспечения исследователей - на что им жить, если годами делать такие книги, — это уже другой совсем разговор.
2. Мне кажется, что уже довольно давно читатель выбирает книги не по издателю и не по премии, а по автору и содержанию. По содержанию даже гораздо больше. И когда мы варимся в своей этой цеховой магме, у нас возникает искаженное видение реальности.
Да, есть премии, в которых всегда побеждают одни и те же, - но, на мой взгляд, к этому стоит относиться спокойно, потому что, возможно, это и есть неотъемлемая часть этих премий.
Надо смотреть шире - на тех, кто проголосует за книги рублем,
кто будет их читать, обсуждать с друзьями, даже ничего не зная ни про издателей, ни про премии.
Зато, согласитесь, весело наблюдать за страстями, горящими каждый сезон. Я это пишу в совершенно доброй интонации, с большой симпатией к коллегам.
Иногда хорошо быть неспортивным, если все вдруг начали заниматься спортом, - развивая мысль Бориса Натановича.
Претензию относительно тематики премиальных произведений мне, наверное, разделить сложно: любое большое произведение так или иначе вынуждено коснуться истории и больших величин. Иначе оно теряет масштаб и объемность. Ну, мы не берем в расчет экспериментальные тексты, - новых Керуаков, я уверена, не так много.
Скорее более справедлива претензия к самим авторам - к их оптике. Почему их интересует большой жанр, а не короткий - рассказы, новеллы... во многом, аккуратно скажу, это, вполне возможно, сформировано самой премией и ее установками на большую прозу.
Если самая денежная премия страны дается за большой роман, логично, что многие начнут писать большие романы - в ущерб другим жанрам.
Но в любом случае самое ценное, что есть у писателя (как у человека в том числе), это здравый смысл и свобода воли. И если хочется писать про Цицерона, он и будет писать про Цицерона, - несмотря ни на что ;)
Вадим Левенталь,
редактор-составитель серии «Книжная полка Вадима Левенталя» ИД «Городец», ответственный секретарь премии «Национальный бестселлер»
Претензия к премии, что, мол, не одни сплошь великие награждаются, что по прошествии десяти-пятнадцати лет про кого-то из лауреатов забывают, — ну такое... Все равно что женщине на старости лет сказать: «Ну вот был у тебя Вася, ничего-то из него не вышло, а вот был Петя, так он вообще спился, и только Рудольф Иосифович солидный мужчина, директором института стал, а ты, дура, от него ушла». А она всех любила и со всеми страдала. Про человека нельзя сказать, счастлив он или нет, пока он не умер.
Премия живет сегодняшним днем и награждает писателей не из прекрасного далека, а в горячем и болезненном сегодня.
Вопрос в том, насколько премия (и книга) отражает эту боль и этот жар, а не в том, чтобы учредить премию sub specie aeternitatis — кстати, кто будет судить от имени вечности? Борис Натанович?
Вторая претензия — что в премии не видно текстов "про сегодня" — ну а где их вообще видит Б.Н.? Люди, следящие за текущей литературой (в отличие от творчества, например, Алексиевич) знают, что русская
литература десятых вообще сосредоточена на истории — от "Каменного моста" и "Обители" до "Зимней дороги" и "Урана". Да, все нулевые писатели наперегонки пытались сочинить текст по принципу газеты-куплета ("2008", "Роисся вперде" — господи, кто-нибудь помнит еще эти названия, кроме меня?) — но в десятых сменился тренд (хорошо хоть к концу десятилетия Б.Н. это заметил) — точку сборки настоящего литература пытается нащупать в прошлом, в истории.
Зато механизм правильного голосования: «”Есть мнение, что в этот раз победит писатель икс. В крайнем случае писатель игрек”. И в самом деле побеждает», — описанный человеком, очевидно, знакомым с механизмом не понаслышке, дорогого стоит.
Вместе с тем — Длинный список этого года на удивление не такой плохой. Мне трудно сказать вот так вот, с ходу, чего бы мне в нем не хватало. Только ведь Длинный список — это не полдела, а четверть, если не меньше; из этого перечня можно собрать очень разные короткие списки. Например, практически целиком, шорт-лист "Нацбеста". Но что-то мне подсказывает, что Короткий список "Большой книги" будет куда как скучнее.
Александр Прокопович,
главный редактор «Астрель-СПб» ИГ АСТ
С моей точки зрения, здесь несколько перепутаны причины и следствия.
Премия выбирает из того, что есть, а не генерирует.
Откровенно, как бы кому-то ни было обидно, есть некий список авторов, которые работают в «жанре" премиальной литературы. Он довольно короток. И это некая данность. Было бы нелепо вводить в число соискателей тексты просто по признаку «свежести». Вероятно, есть смысл понять, что такое «Большая книга», каковы критерии реальные.
Борис Натанович абсолютно прав, что
наш премиальный сегмент оккупирован книгами вне актуального времени.
И это связано все же с авторами: почему они выбирают события на большой дистанции? Дело в страхе или в том, что те, кто умеют писать большие книги, не умеют писать их про сейчас - не знаю. Есть один понятный аспект. Огромная помощь для исторических романов - архивы, исследования, публикации, масса материалов, на которые можно опереться. С современностью все не так, тут надо самому, а это совсем другая, непривычная для наших авторов история.
Резюме. Думаю, это скорее объективный процесс и проблема не в «Большой книге», а в том, что значимых премий мало, мало авторов значимой прозы, но - литература такая вещь, которая развивается, если только ей активно не мешать. Все наладится.
Юлия Симонова,
главный редактор издательства «Бослен»
1. Мы обрадованы, что экспертный совет премии включил в список книгу документальной прозы Владимира Севриновского «Люди на карте. Россия: от края до крайности», выпущенную нами в прошлом году.
2. Хочется отметить, что как раз книга Владимира Севриновского «Люди на карте» - это большое путешествие по современной России. Портрет страны пишется без лоска столичных городов, его маршрут проходит мимо главных достопримечательностей. Зато Владимир, посетивший все субъекты Российской Федерации, собрал для читателя не одну пригоршню удивительных историй из жизни Российской глубинки и регионов, и в его рассказах звучат голоса очень разных героев, наших современников.
Феликс Сандалов,
главный редактор издательства Imdividuum
В том, что касается претензий про отсутствие современности в произведениях, возможно, Борис Натанович прав: хотя я не могу сказать, что читал все эти книги, о некоторых даже не довелось слышать, к сожалению. С другой стороны, что такое современность? Цикл производства книги занимает в среднем два года (Елизаров писал «Землю», если мне не изменяет память, лет восемь) — а сегодня время уплотнилось так, что за это время может полностью измениться облик общества.
Сегодня перед всеми издателями стоит вопрос, что делать с — пускай даже и самыми прекрасными — книгами, написанными или переведенными до пандемии, но еще не ушедшими в печать?
Эти четыре месяца перетряхнули нашу реальность настолько сильно, что все задуманное в прошлом году уже кажется абсолютным ретро, слишком близким при этом даже для сверхкороткой ностальгии, но вместе с тем уже практически нерелевантным, о чем бы мы при этом ни говорили. За редким исключением, не останется ни одной сферы деятельности, которую не затронет цепочка причинно-следственных связей, берущая начало из Уханя. Если под «современностью» Борис Натанович подразумевает критику властей — то мне тут сказать совершенно нечего, я не знаю ни мотивов, ни целей жюри, да и мне, собственно, не до того, чтобы в этом попытаться разобраться. Извините, пожалуйста, — рад бы быть полезным, но этот вопрос меня ставит в тупик.
Татьяна Стоянова,
бренд-менеджер «Редакции Елены Шубиной»
Длинный список в этом году получился разнообразным и любопытным. Рада, что эксперты обратили внимание на книги дебютантов премии, в частности, на антиутопию Виктора Мартиновича «Ночь», рассказы Павла Селукова «Добыть Тарковского» и книгу Дмитрия Захарова «Средняя Эдда» из серии «Актуальный роман».
Лично мне не хватило в списке еще нескольких дерзких произведений молодых авторов,
которые пишут о современности: например, Игоря Савельева и Булата Ханова.
Что касается второго вопроса, думаю, список каждого года более-менее показательно отражает текущее состояние литературы. И в прошлом году, как и в этом, наблюдается тенденция к преодолению темы осмысления исторического прошлого в прозе. Хотя что называть историческим прошлым? Теперь это уже и 90-е годы ХХ века. И, согласитесь, трудно назвать эту тему исчерпанной. Но какая бы ни была тема книги, решающая роль за тем, как написан текст и смог ли он полюбиться читателю. А любовь читателя по заказу не бывает.
