Текст: Борис Кутенков
Фото: pikrepo.com
Начнём с одной из этапных статей в августовской периодике. В 8-м «Знамени» Елена Севрюгина пишет о претворении в современной поэзии тенденций метареализма – самого эстетически полноценного, на мой взгляд, поэтического течения второй половины XX века. Среди авторов, иллюстрирующих этот творческий метод (разумеется, тут не обойтись без статей Михаила Эпштейна), Севрюгина упоминает Александра Петрушкина, Евгению Изварину, Марию Галину, Лету Югай и др. Несмотря на то, что иногда принадлежность к поэтике метареализма кажется притянутой за уши (например, в случае с Галиной продуктивнее было бы поговорить о законах нарратива в поэзии) и далёкой от теорий Эпштейна, который противопоставлял это течение символизму на основе другого подхода к иномирию, плодотворна сама тенденция. Истинному метареализму свойственно тесное сращение инореальности и художественного слова, но ведь ценность поэтического текста – в талантливости исполнения и автора, а не принадлежности к тому или иному течению. Так что материал Севрюгиной ценен прежде всего подробным разбором нескольких замечательных поэтик.
На Textura – стихи Алексея Сомова (1976–2013), которого как раз без оговорок можно отнести к метареалистам. Активно публиковавшийся при жизни, сейчас поэт подзабыт, но стихи его не теряют ценности, и подборка на «Текстуре» (сопровождённая аудио с «живым» авторским чтением) – своевременный жест внимания. В ней собраны стихи преимущественно «раннего» Сомова – с годами, как известно, пришедшего к экстремальным мотивам в творчестве и поведении. Есть и его безусловные «хиты» – «гроза двора чумазый купидон…» и «Под височной кожей голубой…».
Это мы – неживой застывающий воск,
простецы-гордецы-подлецы-человеки –
трудно бредим Тобой, нерассказанный, сквозь
крепко сшитые веки.
Это Ты, обитатель безглазых икон,
високосное облако, радуга, копоть,
побивающий первенцев, льющий огонь
в города и окопы.
Только Ты не забудь, только Ты нам зачти
все, что было до времени скрыто –
ногтевые отметки, слепые значки
на полях манускрипта.
Журнал «Формаслов» объявил конкурс стихов, связанных с политической ситуацией (в этом году творческим импульсом послужил коронавирус, следом – поправки в Конституцию, что на очереди – поэтическая антология о белорусских реалиях?). В подборке победителей обращает на себя внимание поэтика ассоциаций Алексея Колесниченко, эксплицитно наследующего Мандельштаму, – но мандельштамовские речевые механизмы становятся в этой поэтике только стартовым импульсом, чтобы передать видимое разобщение (выраженное то на уровне тавтологий: «воды и воды», «цветы и цветы», то «ложного» фонетического и синтаксического соседства – «сиреневый воздух и дым кочевой»):
за спасительных стен гужевые труды
вброд по небу сирень алыча
человек состоит из воды и воды
и вода от воды отлича
в мутной толще проталина завтра светла
не приблизить ее не украсть
и летят на разведку квадраты стекла
и кругами расходятся в нас
бел сиреневый воздух и дым кочевой
что весной полевой приберег
человек состоит из почти ничего –
черт бессонных и стен четырех
у которого года в руках запятых
разольются обломки брони
укрывают погоду цветы и цветы
но ничто их уже не роднит
В поэтическом разделе номера от 15 августа – новые стихи Натальи Явлюхиной, ошеломляющие выговариванием того, что кроется в будничном – и, кажется, хотело и боялось быть произнесённым.
как эвелине в магнолии ни отвечай
терпеливо сто лет про пакет
а наушник вытащишь невзначай
не дослушав про мотоциклет –
мечется птичка в чубушнике, ласково гнида
кличет молочное райское горе обидой
словно чужую собаку во сне вызывает
но она не идёт и имен у неё не бывает
Предисловие Евгении Ульянкиной, редактора подборки: «Захватывает дух и от игры отражений в этих пяти текстах, вместе складывающихся в своеобразную систему зеркал: то тут, то там возникают подобия и соответствия, близнецы и двойники; иногда такими случайными близнецами становятся сами слова. В их окружении чувствуешь тревогу и неуют, но Наталья Явлюхина умеет вглядываться и видеть, вслушиваться и “различать костяной перестук” – давайте же постоим рядом и поучимся у неё. Может быть, увидим выход из зеркального лабиринта».
Там же – эссеистика поэта Евгения Морозова, в том числе о природе стихотворчества: «Поэт, у которого нет ничего. Подниматель мгновений, которые тоскливо проиграны, смяты и выброшены за ненадобностью. Но ты находишь их снова и возвращаешь им цену. За это чувство, будто отрёкся при жизни, будто веришь, что слово твоё свеже́е остальных, будто говоришь не ты, но тобой – при помощи едва успевающего ума… Ты знаешь, ты понимаешь в это время, что пишут не извилинами, но состоянием, но отказом от уютных удовольствий, но едва контролируемым бесстыдством, звоном отзывающегося чутья». Прозаические тексты Морозова отличает не только умеренный романтизм, слегка несовременный, но и сочетание спокойной мудрости и тайнознания.
Вернёмся ненадолго в июль – и затронем немного литературную политику. В «Книжной хронике» 40-го "Воздуха" (вышла пока только бумажная версия) главный редактор издания Дмитрий Кузьмин выступает с несколькими отрицательными рецензиями (особенно «достаётся» книгам издательства «Стеклограф») и обнаруживает тенденциозность, связанную, на мой взгляд, с попыткой вывести происхождение стихов напрямую из контекста, связанного с их автором. Подобный подход чреват ярлыками. Так, молодому поэту Роману Шишкову (о прекрасных стихах которого мы писали в одном из наших предыдущих обзоров) «достаётся» за учёбу в Литинституте и предисловие Сергея Арутюнова к его книге, а разгром сборника Евгения Коновалова и вовсе сводится к его предыдущим «арионовским» выпадам против поэзии круга журнала «Воздух». Несмотря на тенденциозность, трогает сама по себе редкая попытка «судить и рядить» о поэтических книгах в профессиональном ключе – со всеми оговорками употребления слова «профессионализм» в этом контексте. Тут сказывается ещё один недостаток «Книжной хроники» – попытка развёрнутого суждения в формате лаконичной рецензии, что приводит к беглым и торопливым выводам и множеству мыслей, брошенных на полпути.
Из наиболее интересного – опрос «Как мы пишем», посвящённый рассказам поэтов о своих творческих стратегиях, – продуктивный, важный и тоже исчезающий жанр (в силу отнесённости к романтизму и в целом неловкости, связанной с бытием поэта как публичной персоны). На вопросы отвечают Ольга Брагина, Андрей Гришаев, Дмитрий Гаричев и др. Андрей Гришаев: «А затем наступает счастливый момент, когда набраны нужная плотность и некий ''объём оживания'', когда стихотворение начинает писать себя само. Нередко бывает, что этого счастливого топлива самописьма всё-таки не хватает до самого завершения, и приходится с разной степенью мучительности сводить концы с концами – иногда с пристойным результатом, а иногда с не очень. Но я приучил себя не сильно рефлексировать по поводу удачности или неудачности написанного, и в фейсбук так или иначе отправляется всё, так как даже неудачные стихи способны формировать какое-то поле разговора между текстами, написанными тобой». Евгения Риц: «…часто в момент засыпания выстреливает начало, которое я потом дописываю. Около двух лет назад у меня был период, когда эти выстрелы частенько случались и среди бела дня, и я тогда думала, что достигла подлинного поэтического состояния, которое у коллег, небось, было всегда. Но потом врач настоял, чтобы я сдала анализ на гормоны щитовидной железы, и он был просто ужасный…».
Значимый видеоматериал из серии «ретро». Сергей Гузев выложил во «Вконтакте» телепередачу «Другие голоса» 1993 года – интервью (раздельные) Татьяны Бек и Александра Ерёменко. Особое удовольствие – смотреть их подряд, радуясь контрасту поэтов: Бек с её отстранённостью от реальности, безупречным чувством собственного достоинства и чуть детской декламацией «на отлёте» (как это охарактеризовала Екатерина Орлова) и Ерёменко, совершенно неотъемлемый от социального контекста, – но при этом очаровательно похожий на Д'Артаньяна с локонами до плеч. Звучат и «визитные карточки» нынешних живых классиков – бековское «Я буду старой, буду белой…» и ерёменковские «В густых металлургических лесах…» и «Я добрый, красивый, хороший…». Татьяна Бек в ответ на вопрос корреспондента о желании вернуться в советское время: «…ни за что не променяю страшное, ужасное, полунищенское “сегодня” на “вчера”. Потому что даже если в какой-то степени было легче публиковаться – хотя мне никогда не было легко публиковаться, как и публиковать не опубликованные вещи моего отца, – всё это никогда не было легко. Но даже если мне всё это было более доступно, мне всегда было бесконечно стыдно перед более талантливыми людьми, для которых здешние страницы никогда не были доступны. И нужно быть сверхэгоистом, чтобы тосковать по времени, когда у тебя получалось, а у более талантливого окружения получалось только подполье… <…> И всё равно лучше дурная, мучительная, вот такая трудная свобода, чем тоталитарный зажим и сплошное враньё». Зная прямоту Бек, в искренности её слов не сомневаешься ни на секунду.
Августовский «Новый мир» представляет подборку Ольги Ивановой – где, как всегда в лучших её стихах, неразделимы праздник мировой культуры и горькая ирония по поводу настоящего, деконструкция языковых клише и пафос смирения:
жизнь
повыдохшись под ношею заплечной
да подустав от молодостивечной
где друг не дарит сил, а тупо тырит
а вечнаялюбовь уже не штырит
<...>
среди её байды непобедимой
метать икру, седеющей ундиной
уйдёшь на дно невидимого моря
и станешь ясновидящей от горя
