Да как же он пишется?! Бертольд Брехт

• АУДИОВЕРСИЯ
• Плейлист на youtube
• 
  
• Текст: Андрей Цунский
• 
  
• «Невыносимо жить в стране, в которой нет чувства юмора, но еще невыносимее было бы жить в стране, в которой чувство юмора необходимо, для того, чтобы выжить».
• Б. Брехт

Когда через много лет после ухода из жизни тебя цитируют, не зная, что именно тебя, и называют тем, кем ты не был, – это слава. Увы – посмертная. Но уж если была и прижизненная – то и от такой не отвертишься. Ладно, пережив... ну, в общем, не важно. Уже.

Покинувший нас в январе Сергей «Силя» Селюнин вдохновенно и самозабвенно пел Alabama Song. Ему кричали: «Достал своим Моррисоном!» Силя мог играть и петь «Алабаму» бесконечно. Но доставал он всех при этом не Моррисоном, а Бертольтом (или Бертольдом) Брехтом. А еще недавно прочел где-то гневную отповедь тому, кто похвалил Брехта: «Вот нахваливаете, а он ведь был коммунистом! и сталинистом!» А Чайковский тоже был сами знаете кем. А кем был Габриэль Д’Аннунцио, кем был Маринетти? А Фассбиндер был как Чайковский и еще кокаин нюхал! А каким был создатель Чебурашки в семейной жизни, ой, кошмар! Вон из филармонии, театра, библиотеки! Вычеркнуть, вынести, продезинфицировать, обкурить ладаном, пересыпать все нафталином! Но хватит отвлекаться на дураков. Дураки всегда врут – правда просто не умещается у них в головах. Глупость можно победить, она не так уж неуязвима.

Как получается человек театра

Четыре года он учился в школе, где преподавали монахи францисканского ордена, затем в Королевской реальной гимназии. Эти прекрасные учебные заведения, сохранись они до сих пор, развесили бы на своих стенах мемориальные доски. И сам Бертольд(-т?) увековечил их в своих воспоминаниях: «За время моего девятилетнего пребывания… в аугсбургской реальной гимназии мне не удалось сколько-нибудь существенно способствовать умственному развитию моих учителей. Они же неустанно укрепляли во мне волю к свободе и независимости». Про папу он мог бы написать: «Мой отец всегда понимал меня лучше всех и поддерживал все мои начинания, благодаря чему между нами царили полное согласие и взаимность».

Сказать, что Бертольт(д) Брехт был человеком упорядоченным и размеренным... ну, это значило бы оскорбить правду, собственный язык и самого Брехта. В 1914 году шестнадцатилетний подросток призывает немцев на поля сражений, ратует за справедливую и победоносную войну. При этом пишет первые стихи и театральные рецензии. Читаешь, и перед глазами невольно возникает воспетый Гашеком кадет Биглер... Но Бертольд (-т? -дт?) Брехт еще учится в гимназии. На гуманитарном отделении. В автобиографии пишет, что в этом возрасте довел себя спортивными излишествами до сердечного приступа. Случается. И скорее всего речь шла именно что о спорте. С 1917 года он учится в Университете, где в основном бренчит на гитаре – «доктора медицины Брехта» Германия не дождется. А вот санитара Брехта – да, и очень скоро.

Санитар

В 1918 году он уже пишет «Легенду о мертвом солдате». Тут все несложно. Ойген – так звали его дома (да разберись с этими немцами!) – должен был попасть в те самые окопы, в которые недавно призывал. Папа, хоть и не понимал, но любил сына, задействовал все знакомства и связи, и вместо фронтовой траншеи Брехт попал в госпиталь, санитаром. Это особая служба. Война видна тут самой грязной и отвратительной стороной, а также отлично осязается и чувствуется на запах. Баллада же вот о чем. Погиб солдат, но не хватает его кайзеру для войны – и тогда комиссия врачей откапывает тело из могилы и

Владимир Высоцкий в спектакле «Жизнь Галилея», Театр на Таганке

• В прогнившую глотку влили шнапс,
• Качается голова.
• Ведут его сестры по сторонам,
• И впереди - вдова.
• А так как солдат изрядно вонял –
• Шел впереди поп,
• Который кадилом вокруг махал,
• Солдат не вонял чтоб.

В стиле уличных певцов он исполняет сию балладу под гитару. Через несколько лет ее начнет петь Эрнст Буш (пластинки этого Буша были у моего двоюродного дедушки, для людей помоложе это пара строк в энциклопедии).

Мюнхен

Войны не длятся долго. И в 1919 году Берт... ну пусть пока будет Ойген Брехт возвращается в Университет. В Мюнхен. И вместо медицинского факультета – на философский. А вместо лекций бегает в театр. Но слова «академический театр» прозвучали бы для него как «любовник Фаринелли». Его увлекал ярмарочный балаган, актер, похожий чем-то на куклу, образ, говорящий сам за себя. Некая персона может по ходу действия объяснить самому простодушному зрителю, что происходит. Актриса может ножку показать, толстяк (немцы, что возьмешь) пукнуть с треском, в репликах проскакивает иное-другое словцо. Вместо оркестра – бубен, шарманка, визгливые скрипки и дудки с ослиной придурью. А перед сценой – не господа во фраках, и не дамы в трясущие jewelry, а люди с морщинистыми лицами, старички и работяги в подпитии, люди веселые, хитроватые, усталые.

Но в Мюнхен приехал и еще один человек. Он начал выступать по пивным с монологами отнюдь не театральными. Ему еще «Хайль» к имени не приделали, но он уже впадал в безумие и звал всех за собой.

Брехт видел, как публика уличного театра пошла за ним. И написал: «Гитлер видел театр только с галерки».

В Берлин, в Берлин...

Где театральная столица Европы? Смотря в каком году. Она быстро меняет адрес, переносится из города в город, из страны в страну. В двадцатые годы она жила на два города. И были эти города Москва и Берлин. И там...

Знаете, что... Мне что, сейчас придется в подробностях писать о Театре на Шиффбауэрдамм, об Эрвине Пискаторе, о Курте Вайле, о Тухольском и Кише, об «эпическом театре», о «Расцеве и падении города Махогани», «Трехгрошовой опере», а потом и об эмиграции, о Париже, о Хельсинки, Дальнем Востоке, «Добром человеке из Сезуана», «Жизни Галилея», Любимове и Высоцком, Полищук и Левитине, под каким названием полюбил русский зритель пьесу «Человек, как человек», и как она называется по-немецки, куда делся Гэли Гей и гей ли он, что за дело Джонни до Сурабая, кто такой Мэкки-нож, сколько денег стоила постановка «Мэкки» в театре Сатирикон...

Хватит. Нет уж, дорогой мой читатель. Вот напишу я все это сейчас – а вы возьмете и брякнете в «Одноклассниках», да еще и с напором интеллектуала: «У этого Брехта при живой жене было сорок любовниц, и он сталинист». Во-первых, не сорок, а больше... так, и меня сейчас занесет. Идите – нет, туда успеете. Идите в театр. В библиотеку. Если не можете прямо сейчас – то в Сети ищите спектакли, пьесы, книги, фильмы! И думайте сами – кто такой Бертольд (т) Брехт. Есть прекрасная дисциплина – сетевая эвристика. Вот вам, кстати, задачка вроде кроссворда – найдите, как правильно писать, Бертольт или Бертольд. И уже кое-что узнаете сами!