Текст: Наталья Лебедева
Признавайтесь, когда вы в последний раз были в библиотеке? Робко здоровались со строгим библиотекарем, прогуливались вдоль длинных рядов полок, неспешно перелистывая то одну книгу, то другую... А помните этот особый дух библиотеки, в котором смешались запахи бумаги, типографской краски и кожаных переплетов. Этот запах не спутать ни с чем, а описать можно по-разному. Вместе с куратором проекта «Книги и ароматы» заведующей отделом обслуживания пользователей Российской государственной детской библиотеки Ольгой Климкиной вспоминаем, что писали о книгах и библиотеках известные писатели и поэты. И поздравляем всех причастных с Днем библиотек, который отмечается в России 27 мая.
Евгений Водолазкин "Соловьев и Ларионов":
«Ему нравился непередаваемый библиотечный запах. Он соединял в себе ароматы книг, дубовых стеллажей и вытертых ковровых дорожек. Так пахнет во всех библиотеках. Так пахло в деревенской библиотеке, где брал книги юный Соловьев, – заснеженной, одноэтажной, в полутора часах ходьбы от станции 715-й километр. Он заходил туда после школы, прежде чем отправиться обратно на свою станцию. Сидел вполоборота к столу пожилой библиотекарши Надежды Никифоровны, пока та где-то за шкафами искала ему книги. В ожидании возвращения Надежды Никифоровны рассматривал свои фиолетовые, утонувшие в кроличьей шапке пальцы. Время от времени из-за шкафов появлялась ее голова.
- – Одиссея капитана Блада?
- – Читал.
Он всё читал. Деревенская библиотека стала его первым настоящим потрясением, а Надежда Никифоровна – первой любовью. В отличие от домов при железной дороге, в библиотеке было очень тихо и не пахло шпалами. К сказочному библиотечному настою здесь примешивался запах духов "Красная Москва". Это были духи Надежды Никифоровны. Если чего впоследствии и не хватало Соловьеву в его петербургской жизни, то, пожалуй, «Красной Москвы».
Николай Гоголь "Мертвые души":
«Петрушка ходил в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы. Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, - он все читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался.
Ему нравилось не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит. Это чтение совершалось более в лежачем положении в передней, на кровати и на тюфяке, сделавшемся от такого обстоятельства убитым и тоненьким, как лепешка. Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди. Чичиков, будучи человек весьма щекотливый и даже в некоторых случаях привередливый, потянувши к себе воздух на свежий нос поутру, только помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: "Ты, брат, черт тебя знает, потеешь, что ли. Сходил бы ты хоть в баню". На что Петрушка ничего не отвечал и старался тут же заняться какие-нибудь делом...»
Робин Слоун «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры»:
«У меня сложилось впечатление, что все читают с мобильных телефонов. – Не все. Есть множество людей, ну, знаете, тех, кому по-прежнему нравится запах книг. – Запах! Когда заходит разговор про запах, считай, дело табак».
Александр Блок «Лазурью бледной месяц плыл…»:
- О запах пламенный духов!
- О шелестящий миг!
- О речи магов и волхвов!
- Пергамент желтый книг!
Иван Бунин «Антоновские яблоки»:
«Потом примешься за книги, – дедовские книги в толстых кожаных переплетах, с золотыми звездочками на сафьяновых корешках. Славно пахнут эти, похожие на церковные требники книги своей пожелтевшей, толстой шершавой бумагой! Какой-то приятной кисловатой плесенью, старинными духами…»
Рэй Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»:
«Знаете, книги пахнут мускатным орехом или еще какими-то пряностями из заморских стран...»
Фредерик Бегбедер «Конец света. Первые итоги»:
«О мой винтажный читатель! Бумажный букинист, пережиток пыльных чердаков, отважный токсикоман, подсевший на самый опасный в мире наркотик! О доблестный хранитель заплесневелых фолиантов, божественный литературный аутист, спаситель разума от забвения, молю тебя, не исцеляйся!»
