САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Феруза Ибраева. Убийство по любви

Публикуем тексты, присланные на конкурс «Детектив Достоевский»

Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Хотите отправиться в трехдневное путешествие в Петербург Достоевского? У вас есть шанс! ГодЛитературы.РФ запустил конкурс короткого остросюжетного рассказа «Детектив Достоевский» с фантастическими призами. Отправить свой рассказ вы можете до 10 октября. Подробности – по ссылке.

Текст: Феруза Ибраева

Убийство двух и более лиц совершил Габитов. Для следственных органов это дело прозрачно: следов пребывания в доме посторонних они не обнаружат – дворняга залаяла бы на чужака; орудие преступления в доме, Эрнест лежал без ничего в руках. На топорище отыщутся его отпечатки пальцев. В поселке знают, его мама немного странная была, в психдиспансере лечилась. Скорее всего, и Эрнеста неадекватом признают. Какой спрос с неадекватного, да ещё мертвого? Возмездие не свершится – убийца покончил с собой. Срочно требуется найти живого подсобника, лучше – соучастника. Народ решил, что якобы я знал о его планах, но не донёс. Когда встречаюсь с глазами поселковых, кажется, меня делают финальным виноватым. Герасим на всё согласен – не про меня.

Меня вызвали на допрос, что было ожидаемо. Я сидел с Габитовым за одним столом в классе. Мы сели рядом не потому, что я его друг. Кроме нас никто толком не учился в классе. Следователь начал вежливо:

– Как можешь охарактеризовать одноклассника?

Задал мне дурацкую задачку. Обычный пацан, что характеризовать-то?

– Обыкновенный отличник, много читал. Его тащили, каждый в свою сторону, историк и учительница по литературе, чтоб на олимпиаду выставить. – Я хорошо подготовился, «обыкновенный отличник» слетело заученно. – В прошлом году, в смысле – учебном, Габитов выбрал историю. На московский этап отобрался. И по литературе был настоящий спец. Спорил с учительницей на равных. Никто так не мог.

– Есть ещё что добавить? Увлечения помимо учёбы? Сообщества?

Следователь формально отнесся к допросу. Мой план – вывести его на топор – срывался. Пришлось действовать в открытую:

– Я знаю, почему Эрнест убил топором. – Я подставил Алёну Михайловну. Чтобы не передумать, не замолчать, затараторил. – В десятом классе по литературе проходят «Преступление и наказание». У Алёны Михайловны привычка читать вслух отрывки. Она выбрала эпизод, почему Раскольников остановился на топоре как орудии убийства. – Я быстро отыскал на телефоне нужный отрывок. – Вот, читайте.

Следователь – молодец, пробежал глазами отрывок: «О том, что дело надо сделать топором, решено им было уже давно. У него был ещё складной садовый ножик; но на нож, и особенно на свои силы, он не надеялся, а потому остановился на топоре окончательно»1.

На следователя отрывок не произвёл впечатление. А мы вспыхнули. Спор возник нешутейный. Алёна Михайловна напомнила про мужика с топором из сна Гринёва из «Капитанской дочки» по программе восьмого класса. Больше всех разгорячился тогда Габитов. Он доказал, и Алёне тоже, мотив европейца Робина Гуда – корысть: отнять у одних, отдать другим, себя не забыть; нашим бунтарям за державу обидно, они искореняют зло любой ценой; в этом процессе топор надёжнее стрел. Короче, топор – родной.

– Габитов запал на роман. Спросите Алёну Михайловну, она подтвердит. Она ему на лето свою книгу дала почитать, он попросил перед каникулами. Наверное, валяется на компьютерном столе.

Вещей у Габитова немного. Можно сказать, они бедно жили. Комп, книги, призы за победы на предметных олимпиадах концентрировались вокруг его компьютерного стола. А так как он срежиссировал уход, то книгу точно положил на видное место. Что книга принадлежит Алёне Михайловне, выяснять даже не надо. На свои книги она проставляет личный экслибрис. Когда она объяснила, что такое экслибрис, мы два дня на всех уроках только и тем занимались, что рисовали личные экслибрисы.

Следователь ни за что не признается, что при обыске видел книгу, но не придал ей особое значение. Он пропустил мимо ушей мою гипотезу, что Эрнест перевоплотился в Раскольникова.

– У Эрнеста проявлялись агрессивные намерения до того?

Следователь не дал мне додумать до конца, почему Габитов в итоге скопировал Раскольникова. Копировать скулшутеров он не мог. В нашей глуши достать огнестрельное оружие невозможно. Топор есть в каждом доме. Чтоб наверняка, чтоб не мучились, подходит больше «пера».

– Он из Москвы другим приехал. – Нейтрально ответил я.

– Подробнее, – потребовал следователь.

– Непонятно – что, но что-то изменилось. Глаза у него стали другие, бегать начали. – Я не был готов к вопросу, из меня потекло. – Он готовился несколько месяцев к олимпиаде, мозги перегрелись. Вставал в шесть, сразу за учебники, до восьми. Потом школа. После школы опять учебники. А у него маленькие сестрёнки, шумят, мешают, мама со странностями. Он устал от учебников. Вообще в жизни разочаровался. Его только учителя уважали, девочки с ним не дружили. Ему было плохо.

Теперь я это понимаю. И он в этом не виноват, что обиднее всего.

Следователь невнимательно слушал меня, смотрел бумаги. Я взял передышку обдумать, как правильно сказать следующую информацию: Габитов говорил мне, что хочет уйти из жизни. Я считал это бредятиной, всерьёз не прислушивался. Думал, пацан съездил в Москву, зазвездился. А он реально хотел убиться. Говорил, деда, бабку жалко, мама от расстройства с ума сойдёт, если он умрёт. И нашёл выход – убил их за раз, потом сиганул с радиовышки.

Он только пару раз об этом проговорился, и то вскользь. Если бы часто, и не только мне, его бы в дурку направили. Сразу вспомнили бы, что мамка его на учёте там. А он умный был.

Один случай я хорошо запомнил. На уроке химии учительница объясняла нам, что лекарство и яд – одно и то же вещество, разница в дозировке. Привела в пример вещество, которое входит в крысиный яд. Им же в микродозах разжижают кровь у людей. Габитов «проснулся», стукнул меня в плечо. А когда учительница сказала, что это вещество без цвета и запаха, если добавить в еду, то люди умрут от кровотечения, он засветился, прям как лампочка. Я удивился, он редко улыбался в последние месяцы.

Понятно, почему он отказался использовать крысиный яд. Утром собрать всех за столом одновременно трудно. Яд действует медленно, кто-то успел бы Скорую вызвать. А так – взял топор, рубанул, гарантированно убил. Как в «Преступление и наказание». Зря его в школе проходят, опасная книга.

Про крысиный яд следователю я ничего не сказал. Как о таких вещах рассказывать? Тем более – следователю. Если бы я заикнулся учителям о настроении Эрнеста, о крысином яде, скорее всего, все живы были бы. Может, ещё и вышку демонтировали бы, она давно не рабочая. Наверное, поэтому на меня, как на врага народа, поселковые смотрят. Неприятно, но честно, я немножко виноват. Теперь поздно.

– Почему не предупредил учителей?

А он бы в 17 лет стучал на одноклассника? Подобрал слова, свалил всё на взрослых:

– Мне бы не поверили. Сказали бы, это понты, не морочь голову. – Через силу добавил. – Вместе с ними на небе оказаться – он в такое не верил. Он их… чтоб не плакали потом всю жизнь, что он один ушёл.

Когда все ушли, жалеть некому ни о ком. В чём-то он прав. Не уверен, понял ли следователь меня, то есть мотив Эрнеста. На этом допрос закруглился, меня отпустили. Дома, уже вечером, папа сказал – от кого он узнал? – что рядом с Эрнестом лежала записка типа: дед, мама и так далее не смогут без него жить, чтоб они не страдали, он всех убил. Записка подтверждала мою версию. Следователь мне ничего не сказал, хотя мог намекнуть на совпадение. Ещё папа сказал, что последний дозвон Эрнест сделал Славику Смолякову и что лежал он возле вышки на спине. Странно. Падают лицом вперед.

Кто помог слететь? Это мог быть только Смоляков, сосед Габитова. Они контачили, хотя Славику ему всего14. Он выглядит на все 17. Его папу у нас в посёлке не называют по имени, только «Два без два», у него рост – без двух сантиметров два метра. Утром я его подкараулил. Он шёл, смотрел под ноги. Как бы «случайно» догнал, спросил начистоту:

– Привет. Планируешь 9 или 11 классов закончить? – Чтоб разговор начать спросил я. И сразу, без паузы, – не передавал тебе Габитов, – он зыркнул на меня злыми глазами, – книгу... – Нет, не передавал, – быстро отреагировал Славик. – В 11 не пойду, после 9-го на сварщика... – …«Преступление и наказание» называется. В 10-м проходим… – Пересказывал. – … о старухе, которую топором убили? Следователи спрашивали? – Потом который свихнулся? – Да. Почему сварщиком? – Это для усыпления бдительности я вставил. – Да, рассказывал. Нормально получают, общагу дают. – Вызывали? – Про звонок спрашивали, про старуху нет. – А чё он звонил? – Сказал, что сделал. – Понятно. И всё? – И всё, отбой дал. Я думал, мама будит, а то бы не взял. – Так и говори, мама с работы так будит. Почему на спине лежал?

Он посмотрел на меня, ничего не сказал. Я свернул в переулок. Отошёл от Смолякова расслабленным: не одного меня можно гнобить. Есть ещё Славик.

Прошли каникулы. В посёлке ходит слух, Славик после дозвона бросился к соседям, увидел сестрёнок в крови, побежал к вышке. Габитов сидел там. И Славка его толкнул. То ли Габитов сам попросил, то ли Славка так решил. Следователи оставили Славку в покое, сказали, что нет, что это был суицид. Странно, но в любом варианте правда не нужна ни органам, ни народу.

Ни следователей, ни поселковых не интересует также вопрос, почему Габитов убил свою семью топором. Ясно почему: топор есть в каждом доме, но не в каждой квартире. Его убойная сила значительно превосходит возможности ножа. Его удобно держать в руке, не надо прицеливаться, куда поглядел, туда и ткнул. Топор это воплощение дикого желания уничтожить этот поганый мир, ненужных людей. Только зарубить себя топором никому не удавалось. Кто хватается за топор, себя не убивает.

Таким было моё последнее лето детства. Это сочинение «Как я провёл лето» я не дам читать никому.