Текст: Александр Чанцев
Светлана Хруцкая. «Японцы в России в конце XVII – начале XX века»
- М.: Международные отношения, 2022. – 280 с.
Несколько лет назад мне в руки попала статистика: оказалось, что в Москве зарегистрировано лишь несколько тысяч проживающих японцев. Да и исторически контактов всегда было мало. Япония была закрытой страной, контакты с иноземцами жестко карались (период «сакоку»), для России же «японское направление» не представляло интереса. Между тем, как ярко и легко, без академических тяжеловесностей, показывает автор, даже немногочисленные соприкосновения двух стран оставили следы на исторических скрижалях.
Тем более что история, как мы сейчас хорошо знаем, может в одночасье кардинально измениться. Так и произошло в начале прошлого века. С одной стороны, в начале прошлого века Москва стала своеобразным хабом для японцев, направляющихся в Европу: по Транссибу, с обязательной пересадкой в столицах, добираться было значительно быстрее и дешевле, чем морским транспортом. Во-вторых, определенные влиятельные круги в Японии (аффилированные с «Обществом черного дракона») были убеждены, что настоящей империей их страна сможет стать путем войны с Россией и захвата ее территорий (Маньчжурия+, условно говоря). В нашей же стране произошло еще парадоксальнее. Поражение в Русско-японской войне вызвало огромный интерес к стране, неожиданно показавшей столь впечатляющие ратные успехи. Этот интерес запараллелился также с возникшим и в Европе бумом японской культуры – от живописи и театра до боевых искусств и нэцкэ, вееров и прочего. Две страны осознали свое соседство, начали изучать друг друга.
Впрочем, вдумчивой и тщательной Японии мы тут, конечно, проигрывали. Когда, скажем, в России в начале века банально не было переводчиков с японского (переговоры того же Николая II с японскими дипломатами проходили на английском), японцы обладали достаточно хорошо собранной и структурированной информацией о нашей стране, включая ее военную инфраструктуру, имели они и агентурную сеть, роль которой в русской революции у нас осознали гораздо позже, чем следовало...
Светлана Хруцкая, активно действующий японовед, переводчик, давно интересующаяся этой темой, однако, «начинает с самого начала» – первого зафиксированного контакта с японцами. И он уже показателен. Когда купца Дэмбэя Татэкаву, чью лодку шторм отнес к Камчатке вместо Осаки, доставили к Петру I, тот отнесся к нему со всей любознательностью, дал долгую личную аудиенцию и повелел снарядить его в обратный путь за счет русской казны только после того, как означенный гражданин Ямато обучит японскому языку отечественных недорослей. Но интриги с куратором Дэмбэя Гагариным завертелись, началась Русско-шведская война, в результате Дэмбэй изучал русский, но не обучал японскому… Как показывают и последующие российско-японские отношения, наша страна видела в японцах интересный, культурный, доблестный народ, но воспринимала его все же несерьёзно, скорее как некую экзотику и невидаль, украшение светского раута или кунсткамеры.
Япония же, как уже было сказано, относилась к «восточному направлению» своей политики очень ответственно. Так, на работу в страну, являющуюся потенциальным противником и одновременно «окном в Европу» со всем переплетением ее интересов, отправлялись ведущие дипломаты. Несколько глав книги посвящены описанию послов и работников посольства, которые затем занимали видные посты, становились даже премьерами, как, например, Танака Гиити, который столь цепко подошел к изучению страны пребывания, что посещал церковные службы, изучал православие и чуть ли не принял его…
И это еще одно завидное свойство японцев. Глубоко интересоваться культурой чужой страны, перенимать у нее лучшее, адаптировать в своей стране. Не говоря о дипломатах-меломанах, организаторов гастролей Мариинского театра и Шаляпина в Японии, даже фигурное катание в Японии возникло во многом благодаря тому, что один дипломат, превозмогая дикий холод и климат Санкт-Петербурга, ради погружения в обычаи страны и полезных знакомств, каждый день зимой ходил на каток… А актриса Хигасияма Тиэко, снявшаяся в роли матери в классической «Токийской истории» гениального Одзу, имеет «русские корни» своей профессии – будучи замужем за торговым человеком и тяготясь жизнью в Москве, она нашла отдушину во МХАТе, уроках Станиславского и пьесах Чехова.
Памятуя обо всех перипетиях нашей истории начала прошлого века, легко догадаться, что сюжеты зачастую были не столь благостными. История любви дворянки Ариадны Ковальской и военно-морского атташе Хиросэ Такэо, за свои подвиги и благородную смерть во время Русско-японской войны нареченного истинным самураем и причисленного к божествам японского канона, осталась в памяти японцев буквально до наших дней – в начале века уже нашего по этой истории был снят телевизионный сериал «Тучи над холмом» по роману Сиба Рётаро, для которого автор работала научным консультантом, а автор данной рецензии, в свою очередь, подрабатывая во время учебы в Японии, снимался в массовке в роли российского матроса в схожем сериале по другой книге Сиба Рётаро о русско-японских контактах. Японка Ямасита Рин выучилась в России иконописи и создала в Японии несколько сотен икон, пока, после 1917 года, православная церковь в Японии перестала получать финансирование «с большой земли», пришла в упадок, и ее призвание оказалось никому не нужным. Или же можно вспомнить судьбу блестящего принца Коноэ Фумитаки, окончившего Принстон, в Шанхае дружившего с Чан Кайши, а в Токио с Зорге – после капитуляции Японии в 1945 году его арестовала советская разведка, бросила в особый лагерь для военнопленных № 48. Условия содержания там были лучше, чем уровень жизни надсмотрщиков – «умеренная физическая нагрузка, книги, кино, денщики, уроки русского языка для желающих». Но умер он под Суздалем, а не в Японии.
Вышеприведенная виньетка о фильме – не бахвальства ради, а чтобы показать, насколько все оказывается связано и неожиданно, если тщательно покопаться в архивах. Так, например, всем в советское время известные абхазские мандарины оказываются привезенным из Японии сортом. А толпы китайских туристов, сменившие сейчас в количественном отношении японцев, осматривают в Кремлевской стене и захоронение японца – видного деятеля Коминтерна, японского коммуниста Катаямы Сэна.
Довольно неожиданными для неспециалистов могут оказаться и такие факты, как любовь другого коммуниста и нестяжателя Горького к предметам японской роскоши (это увлечение в декоре своего дома разделял и Чехов) или же поставки в Россию японского вооружения, обмундирования и оборудования во время Первой мировой войны, когда привычные западные экспортеры стали недоступны.
Аналогии с совсем последними нашими временами можно обнаружить и другие. Так, целью заключенного в 1902 году англо-японского договора для Англии было отвлечь Россию от Афганистана и упрочить там собственное влияние, а также ослабить Россию в целом путем вовлечения ее в войну с Японией, для чего Лондон приступил к поставкам Японии военных кораблей и обучению японской армии… «Владычица морей» уже тогда предпочитала отправлять не своих солдат, но вооружение и военных инструкторов и тайных советников.
Не менее тщательно, вдумчиво, как настоящий аналитик, чтобы не сказать «разведчик», работает и автор «Японцев в России». Общеизвестные, знакомые специалистам или же вообще только обнаруженные для этого исследования факты никогда не идут сами по себе, в голом и неподтверждённом виде. Все тщательно проработано, задокументировано и несколько раз подтверждено. Так что любой, даже самый маргинальный сюжет будет подкреплён сканами документов, отрывками из писем, дневников, стенограмм встреч и приемов, списком составов делегаций и программ вечеров. И даже рецептами. После того, как Шаляпин дважды остановился в токийском «Империале», меню отеля обогатилось «стейком Шаляпин».
