Текст: Ксения Яковлева, начальник отдела РГАЛИ
Константин Дмитриевич Воробьев (16 ноября 1917, с. Нижний Реутец, Курская губерния – 2 марта 1975, Вильнюс)
Константина Воробьева в равной степени можно назвать и одним из самых ярких, и одним из самых недооцененных представителей «лейтенантской прозы». Его книги мучительно пробивались в печать, его прозу при жизни беспощадно критиковали, а свою единственную литературную премию он получил спустя почти полвека после смерти.
Уроженец небольшого села Нижний Реутец Курской губернии, детство и юность он провел на малой родине. Судьба не баловала его с самого рождения. Семья будущего писателя бедствовала, и уже в 14 лет он устроился работать в сельский магазин, которым заведовал его отчим. Но вскоре отчима обвинили в недостаче и посадили, так что Воробьевы с трудом пережили страшный голод, который разразился на курской земле в 1933 г. Вскоре Константин Воробьев окончил школу и поступил учиться в сельскохозяйственный техникум в Мичуринске.
Однако работа на земле не привлекала молодого человека, который уже не раз за свою недолгую жизнь успел убедиться, что она не всегда откликается даже на самый тяжелый труд. Гораздо больше Воробьеву нравилось писать, и ему даже посчастливилось устроиться литературным сотрудником в районную газету. Здесь, правда, тоже не все вышло гладко: Воробьев написал стихи на смерть В.В. Куйбышева, в которых пожелал Сталину «в краткий срок» оказаться в аду вместе с покойным. Хотя стихотворение не получило широкой огласки, редактор газеты поспешил избавиться от проблемного сотрудника. В мае 1936 г. он уехал в столицу. Домой Константин Воробьев так никогда и не вернулся, хотя в последние годы жизни мечтал только об этом.
Продолжить образование в Москве у Воробьева толком не получилось, зато удалось найти место на заводе «Свердловец»: сначала простым грузчиком, а спустя несколько месяцев – и литературным сотрудником заводской многотиражки. Именно здесь были впервые опубликованы его стихи и рассказы. В 1938 г. Воробьева призвали в армию. Служить ему довелось в Белорусском военном округе, где его как опытного литработника определили ответственным секретарем дивизионной газеты «Призыв».
После демобилизации он стал литсотрудником газеты Академии Красной Армии им. Фрунзе, и накануне войны был направлен от академии на учебу в Московское Краснознаменное пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР. Уже в октябре 1941-го, когда многие его ровесники только-только начинали свой боевой путь, он был выпущен из училища в звании лейтенанта и направлен под Клин, где разворачивалась битва за Москву. В конце ноября Воробьев был контужен и оказался в плену.
О том, что с ним происходило дальше, писатель рассказал в своей первой повести «Это мы, Господи!..», которой был предпослан эпиграф из «Слова о полку Игореве»: «Лучше быть убиту от мечей, чем от рук поганых полонену». В ней он излил, исторг из себя на бумагу все пережитые унижения, всю боль и ужас плена.
«...Лишь на седьмые сутки жизни в этом лагере Сергей получил шестьдесят граммов хлеба. У него хватило сил ровно столько, чтобы простоять пять часов в ожидании одной буханки в восемьсот граммов на двенадцать человек. Диким и жадным огнем загорались дотоле равнодушно-покорные глаза человека при виде серенького кирпичика. […]
Сергей видел, как курносый парень из его шеренги бережно и осторожно, как что-то воздушно-хрупкое и святое, принял из рук полицейского буханку хлеба. Смешно расширенными глазами глядел он на нее, покачивая в заскорузлых, давным-давно не мытых руках. […]
Раздевшись, парень разостлал шинель, положил на нее хлеб. Одиннадцать человек сверлили глазами этот жалкий бугорок серой массы, терпеливо ожидая конца священнодействия орловского хлебороба.
Не так-то просто разрезать буханку хлеба! Из восьмисот граммов должно выйти двенадцать кусочков, но ровных, абсолютно ровных по величине. Крошки, размером в конопляное зерно, должны быть тщательно подобраны и опять-таки поровну разложены на двенадцать частей.
Сергей наблюдал за ножом и худым грязным лицом разрезающего хлеб и не мог понять: то ли желтоватые скулы орловца двигаются в такт ножу, то ли он нагнетает слюну, предвкушая горьковато-кислый хлеб...
– Ну как, братва, ровна? – спросил парень, закончив раскладку крошек.
– Вон там от горбушки надоть...
– Добавить суды...
– Ну, будя, будя! – проговорил парень. – Теперя становитесь по одному, чтоб номера помнить».
Лагеря военнопленных сменяли один другой – Клинский, Ржевский, Смоленский. По дороге в Каунасский лагерь Константин Воробьев предпринял первую попытку побега, привязав к окошку товарного вагона обмотку и на ходу спрыгнув с поезда. При падении он повредил ногу, долго плутал по литовским лесам, время от времени решаясь попросить у местных крестьян еды. Вскоре он был задержан полицаями и доставлен в тюрьму гестапо в Паневежисе. Затем был Саласпилсский лагерь смерти — «знаменитый Саласпилсский лагерь под Ригой, где, в косячке соснового леса, все сосны, сколько может дотянуться рука человека, обглоданы военнопленными от коры — а выше того на стволах кора осталась»; потом лагерь в Шауляе.
На исходе второго года плена Воробьев решился на новый побег. Решимости придало знакомство с будущей женой Верой Дзените. Он встретил ее, когда в составе группы заключенных шел на работы. Рискнул заговорить и, спросив ее имя и адрес, пообещал найти. «Он стоял, освещенный солнцем, высокий, решительный… Высокий лоб, ослепительная улыбка, энергичные жесты – все говорило о его необыкновенной исключительности. Таким он запомнился на всю жизнь», – вспоминала позднее Вера Воробьева.
Его второй побег 24 сентября 1943 г. был удачным, и с тех пор писатель считал этот день своим вторым днем рождения. Константин Воробьев попал к партизанам, и еще год, до прихода Красной армии, был командиром группы партизанского отряда имени Кейстута (Кистутиса), участником шяуляйского подполья. Именно здесь им, на конспиративной квартире, за месяц была написана повесть «Это мы, Господи!..» (первое название – «Дорога в отчий дом»).
В июле 1944 г., в ходе Шауляйской наступательной операции город был освобожден. В октябре Константина Воробьева назначили заместителем начальника штаба противовоздушной обороны Шауляя, а в марте 1945-го – его начальником. Эти месяцы вместили в себя многое – изматывающие проверки в «Смерше», поручительство товарищей по партизанскому отряду, наконец, женитьбу. Он все-таки сдержал слово, разыскав Веру после побега, и в 1944 г. они поженились. Несмотря на то, что ему удалось доказать свою непричастность к каким бы то ни было преступлениям в период плена, продолжить военную карьеру ему не дали, и в марте 1947-го он уволился из армии.
Семья перебралась в Вильнюс, где Воробьеву удалось устроиться на работу только в торговлю. За несколько лет он успел побывать начальником управления рабочего снабжения Министерства промстройматериалов, инспектором-ревизором, заместителем управляющего областной базой сельхозснаба, заведующим магазином. Лишь в 1953 г. Константин Дмитриевич смог получить место заведующего отделом литературы и искусства газеты «Советская Литва». Несколько раз пытался уйти из нее, перейдя на «профессиональное положение писателя», но снова и снова возвращался, не имея возможности прокормить семью писательским трудом.
Сразу после войны Воробьев отправил свою повесть «Дорога в отчий дом» в редакцию журнала «Новый мир». Это было, конечно, и дерзко, и наивно. Если уж некрасовская повесть «В окопах Сталинграда», посвященная подвигу защитников города, навлекла на себя гнев литературных чиновников, то произведению о немецком плене тем более не было места на страницах советского журнала. Долгое время рукопись повести считалась утраченной, и лишь в 1986 г. она была обнаружена в ЦГАЛИ (ныне РГАЛИ) в архивном фонде «Нового мира». В том же году вдова писателя смогла опубликовать ее в журнале «Наш современник», где она и получила название «Это мы, Господи!..».
Первым отдельным изданием прозы Константина Воробьева стала книга рассказов «Подснежник», которая вышла в Вильнюсе в 1956 г. За ней последовали сборники «Седой тополь: Повести и рассказы» (1958) и «Гуси-лебеди: Рассказы» (1960). На прозу Воробьева обратили внимание. Юрий Бондарев в 1960 г. приветствовал приход в литературу «талантливого писателя, скромного, нешумного, но писателя со своим миром, со своей добротой, со своей интонацией».
В 1962 г. главный редактор журнала «Нева» Сергей Воронин опубликовал новую повесть Константина Воробьева «Крик», посвященную короткой истории любви командира взвода и молоденькой кладовщицы подмосковного колхоза, по территории которого прошла линия обороны Красной армии. «Уже несколько дней я командовал взводом, нося по одному кубарю в петлицах. Я ходил и косил глазами на малиновые концы воротника своей шинели, и у меня не было сил отделаться от мысли, что я лейтенант», – признавался главный герой повести, образ которого, конечно, был автобиографичен. В своей рецензии на эту повесть в «Новом мире» Ю.В. Бондарев отмечал «суровую и вместе с тем щемяще-горькую интонацию, которая сразу же придает четкую реалистическую окраску короткой истории фронтовой Любви».
При всех своих несомненных достоинствах «Крик» стал своего рода «пристрелкой» перед выходом главной военной повести Воробьева – «Убиты под Москвой», которая была с купюрами опубликована в «Новом мире» в 1963 г. Написанные с разницей почти в двадцать лет, повести «Это мы, Господи…» и «Убиты под Москвой» составили своего рода дилогию, объединенную трагической судьбой одного героя, хотя и названного автором по-разному.
В центре повести «Убиты под Москвой» – история гибели роты кремлевских курсантов во время обороны Москвы осенью 1941 г. Трагедия молодых кремлевцев и их командира капитана Рюмина, увиденная глазами командира взвода, лейтенанта Алексея Ястребова, была жестоко раскритикована в прессе. Один из самых одиозных партийных критиков тех лет – Григорий Бровман, сам прошедший войну военным корреспондентом и требовавший от писателей-фронтовиков придерживаться «правды исторического оптимизма», охарактеризовал повесть как «реестр страданий, ужасов и смертельно изуродованного тела».
На фоне обвинений в клеветническом и очернительском характере повести почти не были слышны голоса ценителей воробьевской прозы. Одним из них был Виктор Астафьев, автор ряда вдумчивых и благожелательных рецензий на произведения Воробьева, его многолетний корреспондент и защитник от «тех, что мешками проливали кровь в газетах и после войны сумели доказать доверчивым читателям, что именно там, в газетах и была самая настоящая и страшная война».
После военных повестей К.Д. Воробьев хотел обратиться к деревенской теме, но его произведения на эту тему не печатали или печатали с огромными купюрами. В последние годы жизни писатель, страдавший от опухоли мозга, страстно рвался из Литвы на родину, но так и не смог реализовать свою мечту. Он умер незадолго до тридцатой годовщины Победы, 2 марта 1975 года. Лишь через двадцать лет после смерти прах писателя был перезахоронен его вдовой В.В. Воробьевой на родной земле.
Пожалуй, самые проникновенные слова о Константине Воробьеве принадлежат Евгению Носову – писателю-фронтовику, хорошо знавшему цену «окопной» правды его произведений: «…Сквозь его взволнованные страницы еще заочно угадывается человек, наделенный личной отвагой, пламенным гражданским мужеством, взрывным зарядом темперамента и самопожертвования, чутким и ранимым сердцем, в чем я и убедился уже потом, при близком знакомстве с писателем. Константин Воробьев любил работать в горячем цехе, со словом, которое только что из пламени пылающего воображения. Оно еще дышит жаром, стреляет колкими искрами, обжигает самого мастера, и тот, благоговея над ним, испепеляющим, непокорным и прекрасным, размашисто, пока еще не остыло, гранит его на звонкой наковальне… На этом огне он и сгорел преждевременно, так и не дочеканив заветных своих страниц».
Иллюстрации:
- 1.Константин Дмитриевич Воробьев. Фотография. 1930-е гг. РГАЛИ, ф. 3146.
- 2.Свидетельство на именное оружие, подаренное К.Д. Воробьеву партизанами отряда имени Кистутиса (Кейстута). 22 сентября 1944 г. Авторизованная машинопись. РГАЛИ, ф. 3146.
- 3.Характеристика на К.Д. Воробьева, выданная ему начальником Шауляйского УО НКВД Г.А. Саткаускасом. 29 сентября 1944 г. Автограф. РГАЛИ, ф. 3146.
- 4.К.Д. Воробьев и В.В. Воробьева (второй и третья справа в первом ряду) в группе с участниками партизанской группы № 8 отряда имени Кистутиса (Кейстута). Фотография. 1946 г. РГАЛИ, ф. 3146.
- 5.К.Д. Воробьев. Фотография. Конец 1950-х гг. РГАЛИ, ф. 631.
- 6.К.Д. Воробьев. «Смерть поправший». Повесть. Черновик. [1950-е гг.] Автограф. РГАЛИ, ф. 3146.
- 7.К.Д. Воробьев. «Убиты под Москвой». Повесть. Черновик. [1960 – 1961 гг.] Автограф. РГАЛИ, ф. 3146.
- 8.К.Д. Воробьев. «Крик». Повесть. Черновик. 1960 – 1965 гг. Автограф. РГАЛИ, ф. 3146.
- 9.К.Д. Воробьев. Письмо В.П. Астафьеву. [15 марта 1964 г.] Ксерокопия автографа. РГАЛИ, ф. 3146.
- 10. К.Д. Воробьев. Фотография. [Конец 1960-х гг.] РГАЛИ, ф. 3146.
