Текст: Олег Кондратьев
16 мая в резиденции АСПИР была представлена широкой публике — и это не фигура речи — новая книга поэта и культуртрегера, сооснователя проекта «Культурная инициатива» Юрия Цветкова «Выбранные места». Публика оказалась широка и в возрастном, и в эстетическом смысле: на вечере присутствовали читатели от условных двадцати до условных восьмидесяти, в том числе главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин (кстати, именно на его и Татьяны Бек семинаре Юрий учился в Литературном институте), проректор того же института Сергей Дмитренко, поэты Наталия Азарова, Анастасия Векшина, Татьяна Данильянц, Николай Звягинцев, Дмитрий Данилов, Геннадий Калашников, Лера Манович, Вадим Месяц, Александр Переверзин, Семён Ткаченко и многие другие.
Юрий Цветков известен всей поэтической Москве, но нечасто «балует» своих читателей новыми стихами и тем более книгами — предыдущую он предъявил восемь лет назад. Это неудивительно — он относится к поэтам, пишущим мало, редко, но оттого вдвойне и втройне ответственно взвешивающим каждое слово.
Вечер открылся видеоклипом на стихотворение «Засуха-унисон», записанном специально по этому случаю. Переполненный зал внимал работе внимательной работе Андрея Явного и Ольги Плесневич, а дальше пошли… нет, ещё не стихи — сначала благодарности. Автор отдельно упомянул издательство «Пальмира» и поэта Виталия Пуханова, буквально настоявшего на появлении книги.
И вот теперь — стихи. Внешне как бы безыскусные, но точные формулировки, отстраненная манера, чуть оживающая в переводах и переложениях с других языков. В частности, «Стихи на колдовском языке» венесуэльской поэтессы Янувы Леон, которые пышут энергией, отличной от любого даже самого эмоционального русскоязычного поэтического высказывания.
После прочтения этого текста коллега Цветкова по «Культурной инициативе» Данил Файзов прочел небольшое слово от проживающего теперь в Израиле поэта Геннадия Каневского: «У меня есть дурацкая привычка гадать на тексте книги перед тем, как что-то написать о ней. Книга Юры открылась на семнадцатой странице, на переводе из Янувы Леон. И выпали слова: «Кто притворяется, что не знает об этом в час пока за джакарандой расцветают ракеты?» Три дня назад я наблюдал это своими глазами. Джакаранда, она же – сиреневое дерево, сейчас буйно цветет по всему Израилю, да и по всему Леванту. И противоракеты «Железного купола», летящие, чтобы не пропустить палестинские «Кассамы», расцветали своими изогнутыми светящимися стеблями (они летят по криволинейной первоначальной траектории, потом зависают и дальше уже летят прямо на цель) аккурат за цветущими на первом плане джакарандами». Так стихи, написанные в другом полушарии и совсем по другому поводу, и переведенные, стоит отметить, по другому поводу и в другое время, звучат сейчас.
О Юрии Цветкове говорили и Ольга Балла, и Сергей Чупринин, и Евгений Ямбург, и Сергей Шаргунов, и Евгений Бунимович, отметивший, что мало кто из поэтов сейчас, да и вообще, пишет о любви, любви счастливой, то есть о «норме». Это вроде бы неинтересно. Но — почему? Вот, например:
* * *
- Мне часто снится сон
- Я старый
- Сижу в глубоком вольтеровском кресле
- А за спиной
- За спинкой кресла
- Стоят две взрослые красавицы-дочки
- И я понимаю
- Что я абсолютно счастливый человек
- Что я в жизни уже всё сделал
- Что мне больше ничего не надо
- И не о чем беспокоиться
- Но самое удивительное
- Что с двумя дочерьми стоит
- Моя такая же молодая красивая жена
- Как будто годы
- Не имеют к ней ровным счётом никакого отношения
- Потому что я так люблю её
- Один мой товарищ говорит
- Что я ему не интересен такой
- Ему интересен страдающий
Юра Цветков
В конце так, курсивом — как подпись, как автограф.
И в завершение, прочтя маленькое письмо о стихах Цветкова от поэта Дмитрия Веденяпина, проживающего теперь во Франции, Данил Файзов отметил героинь этого стихотворения, скромно прятавшихся «на задних партах» — жену поэта Надежду и дочерей, Олю и Лизу. Героини стихотворения нечасто удостаиваются аплодисментов, слава достается автору — но тут эта несправедливость была исправлена.
