САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«У каждого есть своя манера быть несчастным…»

О трудной судьбе прекрасной книги

Антонина Федоровна Рязановская вошла как в американскую, так и в русскую литературу под именем Нины Федоровой / Chgbiblio.ru
Антонина Федоровна Рязановская вошла как в американскую, так и в русскую литературу под именем Нины Федоровой / Chgbiblio.ru

Текст: Дмитрий Шеваров/РГ

  • «У каждого есть своя манера быть несчастным и выражать или не выражать это.
  • Мать горевала по-своему. Она начинала тихонько петь… Она пела только тогда,
  • когда чувствовала себя очень несчастной и больше не могла терпеть».
  • Нина Фёдорова. Роман «Семья», 1939 год

Бывают книги со странной, запутанной судьбой. Они и в руки-то попадаются нам в какой-то особенный момент. А до этого где-то прячутся.

Впрочем, книга, о которой я хочу рассказать, вовсе не пряталась. Скорее я от нее прятался. А она тридцать три года стояла у меня на полке. На обложке даже имени автора нет. Только название: «Семья». Бумага пожелтела, мягкая обложка пообтрепалась, и однажды я отвез книжку в деревню.

Летом заглянул в нее и пропал: три дня читал, не в силах оторваться.

История романа «Семья» началась 85 лет назад в Америке. Издательство Little, Brown and Company получило рукопись никому не известной Нины Фёдоровой. Роман был написан на превосходном английском языке и рассказывал о совсем тогда недавних событиях – оккупации Китая японскими войсками в 1937 году. Но столкновение Японии с Китаем – лишь фон повествования. О войне можно было и в газетах прочитать.

Суть романа, его солнечное сплетение – в самом названии: «Семья». Семья русских беженцев, заброшенная смутой в чужую страну, в китайский Тянцзин. Лишенная кормильцев (дед погиб в Первую мировую, сыновья – в Гражданскую), без всякой надежды вернуться на родину или перебраться в более благополучную страну – семья становится Ноевым ковчегом. Этот беззащитный ковчег плывет сквозь бури, подбирая по пути всех тонущих: обездоленных соотечественников, нищих китайцев, впавших в депрессию англичан. Всем находится угол и кусок хлеба. Еще вчера чужие друг другу люди становятся родными.

Быть может, это самое большое чудо на свете: родство, возникающее из капли любви. Родство, соединяющее людей, обреченных, казалось бы, на вечное разделение по политическим взглядам, национальностям, языкам...

И как вершина этого чуда – наше читательское родство с героями романа.

Сопереживать всему, что с ними происходит, перелистывать их дни как собственные, следить за трудным плаванием этого пестрого ковчега, – какое-то забытое счастье. Что-то подобное я переживал, лишь читая семейные главы «Войны и мира».

Вернусь к истории публикации романа.

В 1940 году он вышел в свет и попал в десятку самых популярных в США книг. «Семья» получила литературную премию, роман перевели на двенадцать языков. Русского среди них не было.

Только в 1952 году Нина Фёдорова перевела свой роман на родной язык, и эмигрантское Издательство имени Чехова выпустило русское издание «Семьи». Тираж был раскуплен с небывалой быстротой.

В Советском Союзе о Нине Фёдоровой и ее романе никто не слышал вплоть до конца 1960-х. Слух о замечательной книге привез из-за границы молодой филолог-шекспировед Дмитрий Урнов. В Америку он попал в компании трех в серых яблоках рысаков. Как опытный спортсмен-конник он сопровождал лошадей в качестве кучера. Рысаков в СССР купил канадский миллиардер Сайрус Итон, который тогда боролся за мир и даже получил за свою борьбу Ленинскую премию. Так вот Дмитрию Урнову и ветеринарному врачу Московского ипподрома и было поручено доставить рысаков за океан.

После долгого плавания на грузовом пароходе прибыли в Монреаль. Там к Урнову обратился за интервью корреспондент канадского радио. Корреспондентом оказался князь Ливен, в московском доме которого родился и жил Дмитрий. После беседы о лошадях и роли фантастических совпадений в жизни человека Урнов спросил князя: «Скажите, какая, с вашей точки зрения, самая лучшая книга, написанная русским о русских за рубежом?»

– Только не просите у меня эту книгу. Она была издана довольно давно, и ее трудно достать. Это «Семья», роман Нины Фёдоровой.

Дмитрий Урнов бросился искать книгу, но нашел ее только через несколько лет в русском отделе библиотеки Стокгольмского университета. Заказал ксерокопию, прочитал ночью в гостинице и навсегда влюбился в «Семью». Вернувшись в Советский Союз, стал ходить по издательствам: нельзя ли издать? Ведь правда, хорошая книга?..

Нина Фёдорова (Антонина Федоровна Подгоринова; в браке - Рязановская; 1895, Лохвица - 1985, Окленд)

«Возражений не было, – рассказывал Дмитрий Михайлович Урнов, – но и желания издать тоже. Читают. Плачут. Хвалят. И в итоге качают головой: «Нет, печатать это у нас невозможно». Нельзя и все. Почему же нельзя? В книге нет ни малейшей бестактности по отношению к советской власти. Нет монархических и каких-нибудь других реакционных идей. Ясно, что это очень здоровая, нормальная, человечная книга. А все-таки – нет, нельзя. Напомню, это было самое начало семидесятых годов. В воздухе было разлито это «нельзя», столь же непродолимое, сколь и неопределенное…»

Пока Советский Союз неудержимо, как ледник, двигался от «ничего нельзя» к «всё можно», Дмитрий Михайлович разыскал в Америке автора «Семьи». Оказалось, что Нина Фёдорова – псевдоним Антонины Федоровны Рязановской, в девичестве Подгориновой. Писательница родилась в Полтавской губернии в 1895 году. Выйдя замуж, жила в Харбине. В середине 1930-х переехала в США. Преподавала русский язык. В 1979 году Урнову удалось поговорить с Антониной Федоровной по телефону и получить ее согласие на печатание романа в России.

В 1985 году Антонина Федоровна умерла в возрасте 90 лет в Окленде. «Семья» появилась в «Роман-газете для юношества» в 1989 году – конечно же, благодаря Дмитрию Урнову, который заключил книгу своим превосходным послесловием.

В 1991 году Дмитрий Михайлович эмигрировал в США. В апреле позапрошлого года он скончался в одной из калифорнийских клиник.

Остались его книги о Шекспире и Дефо, Льюисе Кэрролле и Джозефе Конраде, а еще – о лошадях. О серых в яблоках рысаках.

За последние двадцать лет российские издательства не раз обращались к наследникам Антонины Федоровны Рязановской с просьбой разрешить публикацию романа «Семья» в России, но неизменно получали отказ.

Не буду гадать, с чем связана такая неуступчивость. Позволю себе лишь заметить, что это жестоко – и по отношению к читателям, и по отношению к памяти Антонины Федоровны, мечтавшей о том, чтобы ее главная книга обрела читателей на родине.

ЗАКЛАДКА

Отрывки из романа «Семья»

* * *

— Мама, какой самый большой дар женщина может принести тем, кто ей дорог? Любовь? Искусство?..

— Ни то, ни другое, — ответила Мать. — Самый большой дар — это преданность и нежность. Только они и соединяют людей в Семью.

* * *

Рано утром они проснулись от грохота пушек… Петя тотчас же решил идти. Его не отговаривали. Все мужчины Семьи в свое время были в армиях и защищали страну, где жили, и Петя – высокий, красивый и сильный – в данный момент представлял мужскую часть Семьи.

Согласно русской традиции, Бабушка, как самая старшая, взяла образ Владычицы и им торжественно благословила Петю. Вот он стоял – светлый и спокойный лицом, ее взрослый внук, – и она широким движением руки перекрестила его: «Иди с Богом, Петя!» Петя ушел. Бабушка закрыла за ним дверь и попросила оставить ее одну. Все знали, то она теперь будет молиться.

Сколько раз она благословляла мужчин своей Семьи идти на войну! Она благословляла мужа, она благословляла сыновей. Пришла очередь внуков. Три поколения! Муж был убит за родину в мировой войне. Сыновья были убиты в гражданской войне, защищая свои идеалы. За что будут умирать внуки? Человечество? Человеколюбие? Но что такое эта любовь к человеку в наши дни? На которой стороне фронта эта любовь? Она сама – женщина и христианка – не давала ли она благословение самым для себя любимым – встать, идти, убивать, быть убитым? Где выход? В полном прощении врага? В несопротивлении?.. Или же в полном смирении и страдании перед неразрешимой загадкой проблемы зла в человеческом мире? Допустим: дай кесарю кесарево. Но не слишком ли много стал брать себе кесарь?..

* * *

Я не знаю, как мы живем, и живем ли мы, – призналась Мать. – Это время движется, а не мы живем.