Текст: Надежда Антонова, г. Видное
Кобель
Нина Петровна ходила вокруг дома с клей-карандашом и ворохом исписанных половинок тетрадных листов: «ПОТЕРЯЛСЯ КОТ, рыжий с белыми подпалинами, глаза зеленые, отзывается на имя Сеня, ошейник красного цвета, на ошейнике номер телефона. Если вам что-нибудь известно о его местонахождении, просьба сообщить в квартиру 6, этаж 2, подъезд 1, на домофоне набрать 6К. Или позвонить по указанному на ошейнике номеру».
Хорошо хоть весна, тепло, а то бы замерз уже где-нибудь. Сколько же здесь хожено-перехожено. Когда отец пил, ходили с мамой вокруг дома, так было безопаснее. После кодирования отец стал тихим и замкнутым, а потом ушел к другой, оставив квартиру им, хотя имел право на половину. Мама тогда винила себя, говорила, что не надо было кодировать, семью бы сохранила. Только разве в этом дело? Когда появился Витя, мама пыталась их контролировать, наблюдала из окна. Потом Нина забеременела, и Витя перестал отвечать на звонки, а мама всё шептала, что поматросил и бросил. Нина тогда хотела сделать аборт, но испугалась, и скоро они уже гуляли здесь с маленьким Сашкой.
Нина всегда любила свой дом, сталинку с первым высоким этажом, эркерами и маленькими балконами. Подъезды находились с внутренней тихой стороны, на въезде во двор был шлагбаум, а с внешней стороны магазины, почта и салон красоты, рядом с ними широкая пешеходная зона и дорога.
Нина Петровна провела клеящим карандашом по последней тетрадной половинке, налепила ее рядом со входом в магазин и огляделась. Пристально осмотрела чахлые зеленеющие кусты, деревья с распускающимися липкими листочками. Где же он, зараза такая? Да она бы и не искала, но ведь как не искать, сердце-то болит. Говорили ей, стерилизовать надо. А вдруг собаки погрызли, он хоть и матерый, но кот все-таки, не тигр, дворняги тут бегают иногда, могли обидеть. Нина Петровна еще поозиралась, зашла в магазин купить молока со сметаной и побрела домой.
Семен появился в ее жизни, когда она уже не надеялась. Саше было четырнадцать, мама на пенсии, жили как могли. Семен сразу всем понравился: спокойный, надежный, умный, обаятельный. Подружился с сыном, устроил маму на операцию к лучшему в городе хирургу, сделал ремонт на даче, заказал для их библиотеки хорошие книжные шкафы со стеклами, ходил встречать ее с работы. Если дождь, а она в туфлях, нес ей резиновые сапоги и плащ. Вечером они любили выйти на улицу вдвоем, дойти до шлагбаума, прогуляться по переулкам, заглянуть в магазин и купить мороженого. Детей Семен иметь не мог, Сашку считал своим, образование ему оплатил, всё имущество на него переписал. Даже мамина смерть ей показалась не такой страшной. Тяжело, конечно, было осознавать, что невидимая черта, которую только что переступила ее мать, теперь приближается уже к самой Нине, но Семен всё время был рядом, поэтому она быстро пришла в себя, как будто бы решила, что ее смерть уж точно перетопчется, подождет.
Семена не стало три года назад, рак печени. Печень – капризный орган, лучше бы желудок или кишечник, так врач сказал. На похороны пришел весь двор, Сашка на работе отпуск взял, друзья Семена оплатили место на кладбище и зал для поминок. Она не плакала, слезы не шли, двигалась как в вате. Вечером, когда всё закончилось, поехали домой. Надо было зайти в квартиру, но она не смогла, отправила сына одного, а сама постояла у шлагбаума и, ничего не понимая, поплелась в магазин за мороженым.
Тощего, орущего дурниной котенка с ушным грибком и гноящимися глазами она нашла зимой около подъезда. Отогрела, выкормила, вылечила. Имя само собой прилипло к его рыжей морде, которую она иначе как лицом не называла. У Сени на лице всё написано, Сеня выражением лица может многое сказать. Сначала питался Сеня всем подряд, но потом полюбил молоко и сметану, так что эти продукты Нина Петровна всегда держала в холодильнике. И как-то так случилось, что походы за мороженым были забыты, вытеснены поисками жизненно важного. Она знала, где бывает привоз свежего деревенского молока, какая сметана погуще, во сколько лучше приходить, чтобы народу поменьше, с продавцами дружила, просила себе оставлять, а один раз даже поехала на другой конец города, чтобы купить настоящее козье молоко, которое, впрочем, Сеня пить не стал.
Это был третий день Сениного отсутствия. Нина Петровна возвращалась с рынка с бутылкой свежего молока и банкой густой желтоватой сметаны. По привычке заглянула под лестницу и медленно начала подниматься. Когда уже почти дошла до своей двери, услышала голос Антонины Сергеевны с третьего этажа: «Ой, да ну что там говорить, все они…» Соседка с четвертого, Вера Васильевна, подхватила: «Ну да, ну да… Хотя вот Семен Егорович, какой порядочный был… Повезло Нине-то…» «Повезло-то повезло, – почти прошипела Антонина Сергеевна, – но, я вам скажу, и здесь не обошлось, у меня сестра с ним работала, ходок он был еще тот…» Да вы что, да, да, и не говорите, не могу поверить, да вот ведь, как же так. Постепенно голоса стали тише, потом совсем смолкли, а Нина Петровна еще долго стояла с ключом в руке, смотрела в стену и не двигалась.
Сеня появился ближе к вечеру, грязный, с порванным ухом, уставший и довольный. Он сел под балконом и начал орать. Нина Петровна выбежала на улицу прямо в халате.
Оказавшись в квартире, кот сразу направился к мискам. «Что, не покормили в гостях? Или дома вкуснее?» Нина Петровна достала припасенную сметану и положила три столовых ложки с горкой, а в другую миску налила деревенского пахучего молока. Сеня потерся о хозяйкины ноги, прогнул могучую рыжую спину, отставил задние лапы, широко зевнул, поднял хвост, бесстыдно продемонстрировав Нине Петровне два упругих бубенца, и приступил к еде. «Вот кобель! – вырвалось у нее со смешком. – Сейчас поешь, и мыться пойдем». Она потрепала рыжую холку, села за стол, посмотрела на свои постаревшие руки, тонкие ломкие ногти и неожиданно для себя заплакала, сначала тихо, а потом громко и взахлеб.
Проснувшись на следующий день, Нина Петровна с удовольствием нашарила ногами кота. Он сладко потягивался, басовито мырчал и терся щекой о ее ступни. А вот кто ее знает, эту Антонину? Могла и приврать. Нина Петровна поскребла рукой по одеялу и почти сразу нащупала шерстяной кошачий затылок. Только зачем ей, дуре старой? Нина Петровна медленно встала, влезла в тапочки и поковыляла на кухню ставить чайник. Ну понятно, всю жизнь без мужа, детей нет, небось, тоже хотелось, чтобы как у меня. Нина Петровна раздвинула шторы и приоткрыла окно. Не было ничего, мой он. Нина Петровна положила в чашку пакетик черного байхового, залила кипятком, достала из холодильника белую пластмассовую бутылку и добавила в чай молока. Ну а если вдруг и случилось, то что уж теперь, Бог велел делиться, было бы чем. И она налила Сене полную миску, получив в ответ благодарный тычок в лодыжку влажным розовым носом.
