Майя Дмитриева. То, что ты можешь изменить

Текст: Майя Дмитриева, г. Санкт-Петербург

То, что ты можешь изменить

Знакомые постоянно путались и оговаривались, когда произносили их имена вместе. «Варя» и «Валя» подряд звучали как учебная скороговорка для актерских курсов. Карл и Клара лавировали, лавировали… Они даже внешне были похожи, как супруги, прожившие вместе всю жизнь, хотя женаты были всего-то два года. Худощавые, оба высоченные, светловолосые, с лицами, словно нарисованными акварелью. А вот характером разнились, как раскатистая упрямая «р» и льющаяся льнущая «л» в их именах.

Варвара уверенно смотрела в завтрашний день, не любила пустых фантазий и предпочитала полезные книги просто интересным. Валентин был из породы витающих в облаках идеалистов. Они и познакомились в питерском центре развития некоммерческих организаций на какой-то волонтерской акции для детских приютов, идейным вдохновителем и душой которой был Валя.

Варю притащила туда неугомонная соседка по лестничной площадке только что взятой в ипотеку квартиры. Ксюха носила на голове медный пожар с зелеными и красными прядями, была мамой двоих близнецов-дошкольников, эко-активисткой, борцом за права всего человечества и за счастье каждого отдельного его представителя. Варя диву давалась — откуда у Ксюхи столько сил и времени, при том, что близнецы давали ей прикурить, а муж, музыкант неоперившейся питерской рок-группы, похоже, больше всего был занят собственными творческими проектами. У самой Варвары энергии хватало только на то, чтобы вовремя оплатить коммуналку и кредиты, да раз в месяц выбраться с мамой в театр или на выставку.

Ксюха мигом взяла новую знакомую с ее размеренным одиноким укладом жизни в оборот:

— Так, тезка, культурный досуг — это прекрасно, но мир — это не только опера и не только мама! В субботу едем со мной, будет огненно. Жизнь — это возможность что-то изменить, а не просто время в зрительном зале на чужом спектакле.

— Понятно. А почему тезка-то?

— Подруга, я ж филолог, просто поверь: «Варвара» как и «Ксения» означает «чужестранка».

Варе было двадцать восемь, она работала операционистом в Сбербанке, строила карьерные планы, а личная жизнь стояла на паузе последние лет шесть. Ксюха вскоре переехала и даже не узнала, что совершила почти чудо, вытащив соседку на один вечер из привычного мира. В ту февральскую субботу Варя встретила своего Валеньку, Валюшу, Валентина. Больше они не расставались, а через год стали мужем и женой.

Варя была безумно влюблена в мужа, хоть и вздыхала иногда: «Вечно тебе больше всех надо». Вздыхала и несла термос с чаем и горячий обед на очередную акцию протеста. А дело было в том, что в центре Петербурга очаровательный зеленый сквер решили придавить новым роскошным храмом. Хотя на соседней улице десятки лет тихо разваливалось, расслаивалось, крошилось старинное монастырское подворье, унылое, маленькое, кирпичное.

Варя понимала, что муж прав, что ни логики, ни душеспасительных намерений в таком градостроении не было, а была лишь острая жажда захапать, сожрать и безмятежно заснуть до следующего жирного проекта. Понимала, но все же спорила, даже сердилась, мол, что вы можете изменить силами своей кучки безумцев, тут немного и там чуть-чуть, а система останется прежней. Валентин только с улыбкой обнимал ее в ответ: «Если не можешь изменить мир, измени то, что можешь». Варя ворчала, не понимала, но гордилась в глубине души своим Валентином, иногда ей даже казалось, что он с неба что ли свалился со своими романтическими представлениями о мировой справедливости и всеобщем благе. Свалился, чтобы показать другим, какая она, справедливость, а ей — какая она, любовь. А может, и вовсе сошел с небес прямо четырнадцатого февраля, в их главный семейный праздник: день его рождения, день их знакомства и день свадьбы.

И день смерти. Тот самый страшный день, когда ей позвонили и сказали, что Валю отвезли в больницу с черепно-мозговой травмой и он скончался, не приходя в себя.

Они с товарищами всю зиму противостояли рейдерскому захвату придомовой территории одного из дворов на Васильевском: маленький, в четыре деревца скверик и соседний участок двора кому-то сильно захотелось переоборудовать в коммерческую парковку. Угрожали всей группе, главным образом Валентину, и нападение было не первым, но осенью его спас велосипедный шлем. Отморозков было трое, подстерегли у входа в подъезд и жестоко избили. Немыми свидетелями стали только установленные во дворе камеры, но все-таки найти преступников или напасть на их след не удалось.

Варя словно окаменела, беда накрыла, как цунами, и оказалось, что твердая, целеустремленная, уверенная в себе девушка без своего нежного непрактичного Вали как будто потеряла собственный стержень. Депрессия длилась долго. Варвара ушла в затяжной неоплачиваемый отпуск. На работе к ситуации сначала отнеслись с пониманием, но через два месяца предложили уволиться по собственному желанию. Варя не сопротивлялась. Начались просрочки выплат по кредитам, к концу лета пришлось вернуть квартиру банку и переехать в коммуналку.

Варваре все было безразлично, целыми днями она бесцельно слонялась по городу, забывая иногда поесть и даже умыться. Ни родные, ни друзья не могли до нее достучаться. Мама приезжала поначалу с разговорами о том, что ничего уже не поправишь, и есть вещи, которые мы не в силах изменить, нужно их просто принять, какими бы горькими они ни были. Но Варе эта новая реальность, напротив, казалась кошмарным сном, который кончится, если только не приземляться, не засыпать внутри этого сна. И несчастная продолжала, как тень, целыми днями кружить по городу, постепенно сама делаясь похожей на призрак.

Наступила осень. Однажды вечером Варвара обнаружила себя на лавочке в Екатерининском садике. Она не помнила, сколько здесь просидела, но вдруг словно бы очнулась от забытья, как с ней уже бывало время от времени, когда становилось совсем холодно или организм напоминал, что пора перекусить хоть немного. Но на этот раз ее привел в чувство тонкий едкий запах немытого тела и мочи: рядом сосредоточенно перебирала свои необъятные сумки и пакеты бездомная в обносках, некогда бывших зеленой юбкой в пол и замызганном красноватом пуховике.

Варя поморщилась, задержала дыхание, а потом шумно выдохнула.

— Ну что, тезка, тяжко? — спросила старуха, не поворачивая головы.

— Какая я вам тезка? — пробормотала Варя и вдруг протянула бездомной стаканчик с недопитым кофе.

Вместе с остальными чувствами ее словно покинула всегдашняя брезгливость, и она впервые подумала о людях, живущих на улице, не как о привидениях, но как о существах, точно таких же, как она сама. Все больше пробуждаясь, возвращаясь из небытия, Варя начала остро чувствовать, насколько она устала, озябла и проголодалась. «Ничего, сейчас в метро — там тепло. Сорок минут, и я дома. А куда пойдет эта женщина? Где они вообще греются зимой? Есть ли хоть ночью место, куда можно прийти, остановиться, выдохнуть, человеком побыть хоть пару часов в сутки? — побежали в голове странные, непривычные мысли. — Надо, наверное, ей хоть что-то дать, а у меня только банковская карточка и проездной».

— Как же вы сейчас? — вырвались обрывки мыслей вслух.

— Ай? — бездомная обернулась и внимательно посмотрела на девушку.

— Давайте, я куплю еды.

— Ага, ага… — глаза старухи тепло прищурились в усмешке. Вдруг она порывисто встала, завидев приближающийся наряд полиции.

— Подождите, не уходите, я скажу им. Можно же что-то сделать!

— Что можно, то и сделай, милая. Всегда можно что-то изменить… — бросив на прощание странную фразу, бездомная ловко погрузила свои бесчисленные пакеты и пакетики в старую сумку на колесиках и быстро, но без суеты, покатила ее в сторону Апрашки.

Ночь Варя провела в интернете на сайте благотворительной организации «Ночлежка», изучая истории людей, оказавшихся на улице по воле судьбы, обстоятельств, в результате действий преступников, предательства близких, своих ошибок, но никогда — по собственному желанию. Потом она стала читать о тех, кто помогает и работает в «Ночлежке».

На следующий день Варя появилась во дворе двухэтажного кирпичного домика на Боровой. В приюте полным ходом шло снаряжение очередной вахты «ночного автобуса», который каждый вечер по будням отправлялся на улицы города, доставляя нуждающимся горячую еду, одежду, лекарства и всякую необходимую для выживания мелочь.

Заправляла всем бойкая девица в мужской толстовке болотного цвета и алых лосинах.

— Здравствуйте, — нерешительно начала Варвара, потом расправила плечи и громко добавила, — я хочу помочь, можно?

Девица бросила в коробку только что пересчитанные упаковки влажных салфеток, сделала какую-то пометку в тетради и лишь потом перевела испытующий взгляд на внезапно возникшую на пороге «помощницу».

— Здравствуйте. А что бы вы хотели делать?

— Ну, я не знаю, — снова смешалась Варя, — то, что нужно. Помогать. Мне зарплаты не надо. А что я могу?

— Вот именно, — устало кивнула девица, по глазам которой читалось, что ей не впервые приходится исполнять роль «апостола Петра» для таких, как Варя, пришедших «помогать», повинуясь внезапному порыву, но еще не успевших осознать, откуда этот порыв нагрянул и к чему их ведет, — что мы можем? Что ты можешь изменить? И кому помочь? Вот ты спрашиваешь, что нужно, а вот это самое и нужно для начала: разобраться, зачем тебе самой-то это надо.

Варя молчала, но не опускала глаз. Ей почему-то стало спокойно и тепло от слов, которые вроде бы должны были посеять сомнения.

— Ну ладно, разберешься, — внезапно смягчилась «апостол» и окончательно перешла на «ты», — у нас волонтер заболел на выезд ночной с автобусом. Поедешь? Прямо «в поле» все и увидишь. Сегодня. Готова?

— Да.

— Ну и хорошо. Меня Оксаной зовут.

— Очень приятно. Я — Варя.

— Как? Валя? — переспросила Оксана.

У Варвары перехватило дыхание, заныло сердце, а к горлу подкатил привычный ком, но уже в следующее мгновение огромная гранитная глыба сорвалась с плеч и навсегда ее оставила.

— Да, — ответила она ясным и твердым голосом, — меня зовут Валентина. И я здесь, чтобы изменить то, что могу.