Текст: ГодЛитературы.РФ
«Дурман Востока» — это путевой дневник испанского журналиста Давида Хименеса, который почти два десятилетия прожил в Юго-Восточной Азии и отправился в собственную одиссею по местам, где когда-то бывали Джордж Оруэлл, Джозеф Конрад, Редьярд Киплинг, Марта Геллхорн и другие писатели.
Но Хименес не просто повторяет маршруты своих знаменитых предшественников — он прежде всего пытается понять, что влекло их на Восток и что осталось от того магического мира, который вдохновлял целые поколения литераторов. Так Хименес оказывается в Мьянме, где Оруэлл служил агентом колониальной полиции, в Китае, где Геллхорн совершала свои репортажные подвиги, на Филиппинах — в «стране абсурда», ярко описанной Ману Легинече. Через призму личных впечатлений и воспоминаний великих писателей Хименес размышляет о переменах, которые произошли в Азии, и о том, как прошлое и настоящее переплетаются в судьбах людей и культур.
Предлагаем прочитать фрагмент о выдающейся журналистке Марте Геллхорн, называвшей своего мужа Эрнеста Хемингуэя «Упрямый товарищ».
Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией / Давид Хименес ; Пер. с исп. Михаила Емельянова — М. : Альпина нон-фикшн, 2025. — 296 с.
Марта Геллхорн. Китай
Чего только не случается в дороге, но лучше всего почему-то запоминаются неприятности. Машина, сломавшаяся ночью посреди монгольской степи, экстренная посадка на Филиппинах, чудом не ставшая последней, встреча на сафари со зверем, пожелавшим отобедать незваными гостями. Проходит время, и неприятный эпизод превращается в анекдотическую историю, которую мы вновь и вновь рассказываем друзьям, с каждым разом добавляя что-нибудь новенькое. Кончается тем, что вы и сами уже понятия не имеете, помните ли вы все так, как было на самом деле, или так, как вам хотелось бы, чтобы это выглядело. «Люди предпочитают разговоры о погоде нашим энергичным хроникам из Копенгагена, Большого каньона или Катманду», — пишет легендарная американская журналистка Марта Геллхорн в прологе к своей книге «Пять путешествий в ад» (Travels with Myself and Another: Five Journeys from Hell). И добавляет: «Единственное, в чем может быть уверен читатель, так это в том, что каждое наше путешествие было настоящей катастрофой».
Иногда поездка не складывается с самого начала, словно с первого и до последнего дня над путешественником висит какое-то проклятье. В моей практике такое случалось несколько раз, однако, по прошествии времени вспоминая даже самые худшие свои путешествия, я невольно улыбаюсь. По неведомой мне причине часть таких неудачных поездок пришлась на Китай. Уж не знаю, как рассказать об этом достаточно дипломатично, чтобы не обидеть более миллиарда людей.
Китай — страна непростая.
Долгое время я думал о том, чтобы съездить в одно место в провинции Юньнань, самой красивой в Китае, чтобы написать репортаж о смертных казнях. Один кадровый военный рассказал моему фотографу Ричарду Джонсу, что в приграничных с Мьянмой областях массово казнили мужчин за контрабанду наркотиков. Речь шла об обыкновенных крестьянах, таскавших через границу опиум или героин. Могилы казненных были безымянными: семьи не хотели, чтобы другие знали, что их сын, отец или муж были контрабандистами. Точного места безымянного захоронения китайский военный Джонсу не назвал, и я решил разыскать его самостоятельно.
Не знаю, как это происходит у других репортеров, но для меня нерассказанные истории — все равно что неразделенная любовь. Они рвут меня на части и притягивают к себе, пока я не добьюсь своего. Я не могу выкинуть их из головы. Поэтому на протяжении нескольких лет я периодически возвращался к поискам этого места в Юньнане, пока наконец мне не повезло: неожиданно обнаружился еще один источник, который рассказал, как власти казнили больше половины мужского населения местечка Бенг-Лонг — крошечной точки на огромной карте Китая. Я созвонился с Джонсом — фотографом, всегда сопровождавшим меня в поездках по стране, — готов ли он следовать за мной и на этот раз? Мы решили, что это приключение вполне в нашем духе. Во время предыдущих эскапад мы успели побывать и на фабриках игрушек, где использовался рабский труд, и в кантонских клиниках для душевнобольных, где пациентов приковывали к койкам, и на тайных собраниях родителей, у которых похитили детей и которые боролись против бездействия властей. В Шангри-Ла, липовом раю, обустроенном китайцами в предгорьях Тибета, мы чуть не съели обезьяну, лишь в последний момент прислушавшись к угрызениям совести и отказавшись от этой затеи. А тут — затерянное место в глубине одного из самых бедных регионов Китая, где из-за смертных казней население целых деревень состоит из сплошных вдов и сирот… «Да, черт возьми!» — не раздумывая, ответил мне Джонс.
Мы долетели до Куньмина и еще примерно часов двенадцать ехали на машине до той самой деревеньки. На место мы прибыли к закату. С трудом переставляя затекшие ноги, казавшиеся клюшками для гольфа, мы принялись бродить по улицам, стараясь не привлекать к себе внимания. Ничего глупее придумать было нельзя. Джонс — светлоглазый блондин. Меня же бывшая мэр Мадрида Ана Ботелья как-то (это произошло в тот недолгий период времени, когда я работал директором газеты El Mundo) приняла за тореадора. Бенг-Лонг — забытая богом деревушка, лишенная каких-либо туристических достопримечательностей. Что еще, скажите на милость, могло привести сюда двух белых мужчин в сопровождении китайской переводчицы, кроме желания в очередной раз сунуть свой нос туда, куда не следует? Мы начали задавать вопросы: стучались во все двери подряд, представлялись туристами и пытались вывести разговор на интересующую нас тему. Но что-то было не так: про казненных никто ничего не слышал, причем не было похоже, что нам врут. Тогда мы поинтересовались у стариков, игравших в маджонг:
— Скажите, это же Бенг-Лонг, да?
— Бенг-Лонг. А какой из двух Бенг-Лонгов вы ищете?
— А что, есть еще один?
Оказалось, есть — и мы приехали не в тот. Мы посмотрели на карту Юньнаня и поняли, что наш Бенг-Лонг располагался на противоположном конце провинции. Понятно ли теперь, что я имел в виду, когда сказал, что Китай — страна непростая? Кому вообще пришло в голову назвать одним и тем же именем два населенных пункта одной провинции, расположенных на расстоянии целого дня пути на автомобиле друг от друга? Пришлось уехать из Бенг-Лонга и направиться в… Бенг-Лонг. Мы проехали еще семь часов сквозь глухую ночь, уже еле живые и проклинающие все на свете, и тут нас вдруг обогнали две машины, прижали к обочине и заставили остановиться. Из них выскочили какие-то агрессивно настроенные люди, вытащили нас наружу и принялись кричать: «Вы кто такие?», «Чего вам тут надо?». По всей видимости, мы оказались недалеко от цели. У нас с Ричардом на такой случай была придумана стандартная отговорка. Дескать, мы туристы и интересуемся здешними коренными народами и их обычаями. Они распотрошили наши чемоданы и нашли там туристические проспекты, живописные фото Юньнаня и гостиничные брошюры. Затем нас доставили в полицейский участок. Нашу переводчицу увели в другую комнату и допрашивали несколько часов. Когда нас наконец отпустили, водитель под впечатлением от всего пережитого сказал, что с него хватит и дальше он не поедет. Деваться некуда, я предложил было заплатить ему вдвое против обещанного — средства на поездку все равно выдавало издательство, а с чужими деньгами расставаться легко, — но он, явно заподозрив в нас агентов ЦРУ, согласился лишь довезти меня и Ричарда до ближайшего к точке назначения города. Высадив нас там, водитель поспешно удалился. Я уже говорил вам, что Китай — страна непростая?
Утром мы принялись за поиски нового водителя и нашли его в гараже на окраине города, названия которого я так и не запомнил. Мы отправились в путь — по ухабистой грунтовой дороге, узкой настолько, что при встрече с другой машиной приходилось останавливаться, чтобы не сверзиться в пропасть. Подпрыгивая на заднем сиденье и стукаясь о потолок головой, я молился лишь о том, чтобы наша машина не сломалась, — и, разумеется, она таки сломалась... Примерно на середине пути двигатель принялся чихать, потом испустил свой последний вздох, и мы встали.
— Не переживайте, — сказал нам наш новый водитель. — У меня есть еще одна машина.
Мы принялись голосовать, поймали полупустой школьный автобус, вернулись на нем за запасной машиной и снова двинулись в путь. Мое измученное тело умоляло меня остановиться. Бросить все. Сдаться. Но мысль о том, чтобы вернуться с пустыми руками после всего, что мы пережили, была слишком болезненной. Мы все-таки добрались до Бенг-Лонга через три дня после того, как выехали туда, и мне удалось написать статью о долине казненных. На кладбищах действительно оказалось множество безымянных могил, а в деревнях — вдов и сирот. Я отправил материал в редакцию в полной уверенности, что меня ждут аплодисменты и поздравления, а может, и какая-нибудь репортерская премия, но мне ответили, что этот репортаж определенно не попадет на первые страницы. Наш директор только что был на приеме у посла Китая в Испании и посчитал невежливым публиковать историю, выставлявшую радушных хозяев вечера в неприглядном свете. Теперь вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю, что неудачные поездки запоминаются лучше, чем те, в которых все идет по плану? Стоит мне только начать вспоминать все, что с нами в тот раз приключилось, меня сразу разбирает смех.
В книге «Пять путешествий в ад» Марта Геллхорн (1908–1998) рассказывает о своих худших поездках — и, поскольку к моменту написания книги прошло немало времени, делает она это с юмором и без излишних эмоций. Геллер — журналистка, освещавшая испанскую гражданскую войну и целый ряд знаковых событий ХХ века, вплоть до американского вторжения в Панаму в 1989 году. У ее книги есть подзаголовок: «Истории, приключившиеся со мной и тем парнем». «Тот парень» — это Эрнест Хемингуэй, за которого Геллхорн вышла в 1940 году замуж, при этом она нигде, ни разу не упоминает его имени. В ее книге он фигурирует исключительно как «Упрямый товарищ» или просто «УТ».
Геллхорн сделала в высшей степени достойную карьеру, и она не хотела, чтобы ее считали просто «женой такого-то», даже если «такой-то» был самым знаменитым писателем того времени. К тому же в области журналистики Хемингуэй был ей не соперник: во время высадки в Нормандии знаменитый американский писатель предпочел остаться на разумном расстоянии от зоны боевых действий, тогда как Геллхорн вела репортаж непосредственно с места событий. Ночью 6 июня 1944 года она спряталась на одном из кораблей союзников, готовившихся отплыть во Францию. Когда на горизонте показался берег, возникла проблема: женщинам на фронте места не было, и командовавшие операцией не позволяли ей высадиться на сушу. Допускалось только одно исключение из общего правила — медицинский персонал. Геллхорн переоделась медсестрой и присоединилась к группе санитаров. Великий писатель пришел в ярость, увидев в журнале Collier’s статью Геллхорн, в которой она подробно описывала ужасы войны и трагедию молодых солдат, чьи тела качались на волнах, как «раздувшиеся серые мешки».
