Бывало, до открытия курортного сезона ещё месяцы и месяцы, и холодные волны житейского моря ничего хорошего никому не сулят, а нам всё равно - мы «У Зины» В полуподвальном кабачке. Или, как его ещё называют, в кофейне. Кто любит кофе - в кофейне. Кто любит что-нибудь покрепче - в кабачке. Кому нравится и то, и другое - просто «У Зины». У замечательной Зины. У прелестной Зины. У нашей общей утешительницы и любимицы.
Мы идём сюда через весь заснеженный город втроём, и приходим сюда, чтобы забыться. Приходим не часто - один раз в неделю, но регулярно. И Зина всех нас уже знает в лицо. Знает всех, а любуется только одним. Стоит за барной стойкой, разливает по фарфоровым чашечкам кофе, по стаканам - что-то другое... и откровенно любуется. Не мною и не Виктором. Она любуется третьим из нас. Она его называет Ричем, хоть звать его совсем по-другому – не скажу как. Не хочу. Чтобы его потом не обвинили в чём-то аморальном или непристойном. Потому что всё, о чём мы с Виктором узнали, не для ушей заядлых моралистов. Они, моралисты, пусть слушают Баха или Бетховена. Эту божественную музыку гениев. Там не к чему придраться. Там всё возвышенно и свято. А мы же все грешные. Все трое живём на земле, не устремляемся в небо... и приходим к Зине, чтобы забыться.
- Смотрели последние теленовости? - спрашивает, например, умница Виктор.
- Смотрели, - удручённо киваем головами мы с Ричем.
- Ужас! - говорит умница Виктор. - Что скажете?
- Ужас! - соглашаемся мы. - Так жить, конечно, нельзя!
И, после этого, умница Виктор смотрит через весь зальчик кабачка на прелесть нашу Зину, а прелесть наша Зина за барной стойкой - на Рича. И через какой-то миг на нашем столике уже стоит полный графинчик с прозрачной жидкостью и одноразовые тарелки с нехитрой закуской. Потому что по-другому сегодня жить просто нельзя. Мы обязаны забыться, так как знаем наверняка, что и завтрашние теленовости ничем хорошим нас не порадуют. Не в пример взгляду этой удивительной девочки Зины. Он радует меня, и Виктора, и... не знаю, как Рича - он для этого, кажется, слишком красив. Он красив и высок, и, ко всему, молчалив. И, возможно, поэтому я не могу сказать, радуется он неотрывному взгляду нашей юной обворожительницы Зины или нет. Он всё чаще и чаще молчит. И как-то однажды даже отказывается пить то, что в графине. Наотрез. Не желая забыться.
- В чём дело, Рич? - спрашивает Виктор. - Ты ждёшь хороших теленовостей?
- Нет, - отвечает задумчиво Рич, и пьёт исключительно кофе.
- А что же тогда?
- Зина просила.
- Зина?! Просила?! С какой стати? Мы все её, конечно, любим, но кто она такая для нас?
- Да, - отвечает задумчивый Рич. - Зина. Она... очень хорошая. Я не в силах ей отказать.
- Да при чём здесь она? - удивляется Виктор.
- И потом, у неё же есть муж! - удивляюсь и я.
Чуть не забыл: у нашей юной Зины есть взрослый муж. Настоящего имени его я тоже не назову. Пусть будет - Вася. Зина и пусть будет Вася жить друг без друга не могут. Не могут, и всё. Мы, все трое, этому живые свидетели. Мы, сидя за столиком в кафе-кабачке, часто видим, как он иногда появляется за барной стойкой и как они нежно тянутся друг к другу. В такие минуты Зина никого, кроме своего мужа, не видит.
- Его зовут пусть будет Вася, напоминаю я.
- И он тоже просил, - отвечает Рич, задумчиво прихлёбывая остывший кофе. - Пусть будет Вася тоже просил. Они оба просили. Я не в силах им отказать. Они - кристально чистые люди. Они любят друг друга, что в наше время - редкость. Они никогда не расстанутся. Никогда-никогда!
И мы с Виктором переглядываемся и пожимаем плечами - кто бы спорил? Нам-то что? Это же, в конце концов, не теленовости о госперевороте и не о пожаре, бушующем на любимой нами земле! Пусть себе любят друг друга! Пусть нежно тянутся друг к другу!.. Но при чём здесь наш Рич?..
Сам он на этот вопрос не отвечает. Высокий, красивый, он каждый раз приходит с нами в кабачок-кафе «У Зины», садится за столик лицом к барной стойке, и загадочно молчит. Пьёт черный кофе, и молчит. Неделю молчит, вторую, третью... Мы с Виктором возмущаемся внутренним положением родного отечества и мировыми неутешительными новостями, а Рич всё молчит. Молчит так, словно его всё на свете устраивает, и у него нет причин забываться.
А Зина со своим пусть Васей не спускают, при случае, с него своих глаз.
Загадка? Хуже! Какой-то зашифрованный секрет!..
Зина и пусть будет Вася в своём заведении никогда не разрешали курить. Мы, все трое, всегда выходили для этого дела на улицу. Там - то сыплется с неба снежок, то на голых ветках каштанов серебрятся капли дождя. А нам под навесом кафе кабачка, на скамейке, хорошо сидеть и за всем наблюдать, рассуждая о времени и о себе.
- Мне нельзя! - стал отказываться теперь Рич. Внешне прежний, а внутренне - какой-то не наш. - Зина и пусть будет Вася просили меня пока что этого не делать, - говорит он всякий раз.
- Просили?! - недоумеваем мы с Виктором однажды. - Пока что? Что за чушь?!
- Да. Пока что.
- В чём дело, Рич? Что с тобой происходит? Ты что, даже бросил курить?
- Я дал слово.
Другие на нашем месте, конечно бы, возмутились: «Какого чёрта? Кто они для тебя и кто мы? Им-то нечего забываться - им на всё наплевать - они жить друг без друга не могут! А что теперь делать нам, убеждённым холостякам, которые думают не о себе, как это делают все обыватели, а исключительно о состоянии дел в целом мире?»
Но мы не такие. Мы слишком дорожим нашей дружбой.
- Будем уважать причуды нашего друга, - сказал как-то Виктор, покуривая на нашей скамье под навесом. - Будем ждать. Очень странно всё это и непонятно, но делать нечего. Когда-нибудь это закончится. Будем ждать?
- Будем! - ответил я однажды, как отрубил. - Будем! А как же иначе?
И мы решили пуще прежнего забываться. Не часто. Но раз в неделю - как штык. Потому что, кроме тревог за будущее нашей страны и за состояние дел в мире, закралась в наши души и тревога за Рича. Тревога скрытая, тайная. Мы больше не спрашивали его: «В чём дело, Рич?» Мы с Виктором смотрели друг на друга, минуя взглядами странного Рича, и с надеждой думали: «Когда-нибудь это закончится!»
И не ошиблись. Когда зацвели вдоль улиц каштаны, и до открытия курортного сезона оставалось всего ничего, Зина перестала на Рича смотреть. Совсем. А он пересел на другой стул за нашим столиком - спиною к бару. Стал разговорчивым и обыкновенным. Он с наслаждением с нами курил, горячо обсуждал все негативные теленовости и по-прежнему, от души, забывался.
- Так в чём же дело, Рич? - в последний раз спросили мы его. - Что означают эти метаморфозы? Что это было и что есть теперь?
- Был период зачатия, - ответил он, разглядывая содержимое своего стакана. - У Зины с её пусть будет Васей не могло быть детей - что-то там неладное у последнего. А ребёнка обоим хотелось безумно. Они выбрали донором меня... Не каким-то неизвестным пробирочно-модным, а живым... Теперь, говорят, всё в порядке.
