САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«Гроза» Григория Константинопольского: русская сансара

Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена

резензия на экранизацию Константинопольского пьесы Гроза Островского
резензия на экранизацию Константинопольского пьесы Гроза Островского
Дмитрий-Сосновский

Текст: Дмитрий Сосновский

Фото: kinopoisk.ru

Есть в комедийном жанре довольно распространённый приём – обратиться к какой-нибудь старинной эпохе и заставить живших тогда людей действовать и говорить как представители XXI века. Иногда из этого выходит нечто забавное – как сериалы «Плебеи» и «Северяне», например. Иногда – так себе или хуже, как недавняя «Великая». А иногда кто-то берёт и выворачивает этот принцип наизнанку, наделяя наших с вами современников моделью поведения и речью, характерными для прошлых веков. Автор «ДМБ» Роман Качанов проделал это ещё в 2001 году в «Даун Хаусе», превратив «Идиота» Ф.М. Достоевского в безумный криминальный фарс, снискавший (заслуженно или нет – другой разговор) культовый статус. И вот теперь примерно то же самое Григорий Константинопольский проделал с «Грозой» А.Н. Островского.

Подобную ревизию отечественной литературной классики Константинопольский проводит не впервые. В начале прошлого года вышел его «Русский бес», где творчество всё того же Достоевского в весьма субъективной редакции режиссёра и сценариста причудливо вплеталось в нынешнюю российскую действительность. А вместе с ними – и стилистически тщательно загримированные мысли самого Константинопольского. Значительная часть которых так или иначе сводится к не самой свежей, но неизбывно популярной идее, в соответствии с которой в России спокон веку «ничего не меняется» и измениться в принципе не может.

Эта точка зрения, что характерно, не только популярна в определённых слоях нашего общества, но и широко распространена за границей. Там она, однако, как правило, выливается в поверхностную клюкву (ещё раз недобрым словом помянем «Великую»). В России без подобного тоже не обходится – опять же, спрос на Западе не спадает, и успех, коим там пользуются фильмы, скажем, Звягинцева и Серебренникова, говорит сам за себя. Но у Константинопольского всё сложнее (пускай его изредка всё же сносит на типичную сатиру «в лоб»). Так что неудивительно, что в Европе знают Звягинцева и Серебренникова, а Константинопольского не знают: его размышления на указанную тему обретают характер тяжёлой и болезненной рефлексии, адресованной в первую очередь соотечественникам. Вдобавок она обильно сдобрена самобытным абсурдистским юмором, несколько смягчающим впечатление от столь подробного живописания колеса русской сансары.

Если в предыдущем фильме Константинопольский позволял себе философские отступления в сторону изучения природы увиденной им русской матрицы и литературоцентричных метафор, то в «Грозе» он предельно прямолинеен. Собственно, «Гроза» – почти «нормальная» (особенно на фоне «Русского беса») экранизация пьесы Островского, где лишь некоторые детали претерпели не особо существенные трансформации «на злобу дня».

Ну, и фирменного сюра – вплоть до поющих дельфинов – добавилось, конечно, хотя он порою и проявляется как побочная производная от неизбежной рассинхронизации оригинального текста и сценария – даже несмотря на то, что «ничего не меняется».


Кулигин (любимый актёр Константинопольского Иван Макаревич) ударился в акционизм и читает веганский рэп, Дикой стал мэром – со всеми вытекающими, Феклуша попала на «Битву экстрасенсов» – и так далее.


Архаичные диалоги и монологи, время от времени перемежающиеся хулиганскими анахронизмами, заметно диссонируют с обстановкой российской провинции нашего времени, тем самым парадоксально подчёркивая незыблемость фундаментальных социально-культурных основ, на которой с горечью и настаивает автор. В конце концов и самые гротескные элементы органично вписываются в контекст: даже пресловутый «луч света» здесь возможен разве что сугубо буквально и благодаря инопланетянам. Потому что сама Катерина в исполнении Любови Аксёновой не тянет, прямо скажем, даже на бледный лучик.

Словом, и без того


проникнутая безысходностью пьеса в прочтении Константинопольского изрядно мрачнеет: выходит, может, всё-таки что-то и меняется, да только не в лучшую сторону.


Тезис более чем небесспорный и небеспристрастный. Но как раз эта небеспристрастность и подкупает, требуя понимания. Тем более что понимать Константинопольского, в отличие от производителей кинопродукции «на экспорт», кроме нас, некому.