28.08.15 Кефалония
ночь на 28-е
Я смотрел на её круп, почти полностью покрытый зеленой попоной – все шесть лошадей в их этажерках были одинаково декорированы;
Впереди прямо под их мордами стояли, опять же одинаково одетые жокеи –шелковые отвороты черных сюртучков топорщились на некоторых, но общей картины не портили.
Радио чего-то говорило, они слонялись, две лошади стояли безжокейно.
Кто-то сзади сказал: - а она Вас ждала сэр; я знал кто это и поэтому не поворачивался и не реагировал.
Анна, дочь одного британского высокопоставленного дипломата по Африке, когда по непонятным причинам уезжала, как она сказала «в Америку» как то мельком попросила присмотреть за этой лошадью – «ничего не надо, есть конюх, оба этих (сыновья 20 и 25 лет) приходят поездить на своих других, все вроде «done», но когда ты приходил и мы разговаривали через барьер она была на редкость спокойна; такого никогда не видела с ней.» Я отшутился так – я по гороскопу то же лошадь по году; мы своих слышим.
Я и появлялся к «Норе» не больше двух-трех раз в этом году. В феврале, на собственный день рождения, махнув чуть «Белуги» с черной икрой в Caviar House на Пикадилли поехал в «родной» Hertfordshire, минуя дом сразу в деревню к Норе.
Конюх по-нашему, какой-то рыжий, сморщенный, мелкий сморчок в общем, но милейший парень или pal как они говорят, накинул и застегнул на все запонки седло и я хулигански – без всяких касок, шпор и прочей хрени довольно проворно влез на саавсем не маленькую лошадь и, взяв, и тут же отпустив вожжи наклонился в сторону её левого уха и шепнул – ну вези, Надюха. И мы вдвоем как-то поплыли, не помню напряжения в ногах, спине, порысили как-то беззвучно вдоль поля к моему любимому мосту
Пара приличных старушек поднималась от этого моста с их черным «Кабздохом», как мой отец называл собак незнакомой ему породы.
Махнув рукой и надев дежурные английские улыбки, смотрели на нас с почтенного расстояния. Псина их не могла участвовать в этой фальшивой вежливой церемонии – срезанная солома поля торчала, почти как маленькие скальпели, и ей приходилось ставить лапы строго вертикально, что бы ни пораниться, получался собачий медленный галоп. Я, вообще не держал вожжи в напряжении, мы просто сосуществовали в одном месте, в одно время и не вызывали дискомфорта друг у друга.
Поднимаясь от ручья – не поднимается рука назвать этот тщедушный поток, с четырехсотлетней историей рекой я спросил Надю (Норе) бежим? И с этой низины мы понеслись в гору! Да так что поле, левой стороны поля кусты все сбивалось в одни цветовые плоскости; и опять, никакого физического сопровождения болью, натяжением, напряжением; ну ладно, у меня 150г Белуги внутри, ну а Надя? Норе?
В самом конце этого, в общем-то, чужого поля были запасные ворота к загону, где лошади выгуливались. Сморчок, открыв запасные ворота как-то испуганно выдохнул: «На! Holly-molly, She did not feel your 85 kilogram, speaking your European scale sir”;
“80, I proudly replied,” - “ no matter sir, jockeys are around 54-58 kg».
В Июне я рассказал - в пяти предложениях Наташе (чужая жена и любовь всей моей жизни) о «моей-не-моей лошади.» Она сидела на толстых дубовых ступенях, ведущих в многотомную библиотеку на антресолях её квартиры.
Отцовское наследство и гламурные книжки мамочки мужа (ну очень близкая подруга американского посла в прошлом) было так переплетено, что Assoline декорации на Пикадилли 196 отдыхали!
Она сделала губки бантиком, и как бы целуя воздух, сказала: « тааак;» - максимальная похвала и восхищение когда – либо услышанные от неё.
Спустя месяц она SMS –ла мне, что будут какие-то полу-показательные соревнования – показуха, и я бы лучше «нарисовался»- дословно, и проехал и Анна будет рада (откуда они знают друг друга??!), и когда вернется всем будет хорошо. Я ответил «посмотрю», ибо был занят своими книжками, докладами, презентациями в организацией в Вегасе, а потом сразу в Грецию.
Напрочь забыв все это в вечернем рейсе из Греции, из моря – на самолет – соленые губы, релакс глянул в журнал – рекламу курорта с лошадиными экскурсиями и все вспыхнуло в голове: завтра, в 13:00! Могу даже успеть! Убить архитекторов и дизайнеров аэропортовских стоянок машин!
Доехав до дому в 2 утра частично раздевшись, упал спать, как кто-то выключил батарейки.
Утром, глянув на часы, понял, что уже никуда не успеваю – но поехал на этот псевдо-ипподром - псевдо-выставку, где самыми реальными были конюхи, жокеи и над ними всеми возвышавшиеся лошади – вот уже кто не врет, и не изображает симпатию, которой нет и в помине.
Радио смолкло, щелкнули замки и четверо жокеев повели своих лошадей, освободившихся от попон, на парад.
Я смотрел на мою-не мою лошадь все еще покрытую зеленой с вышивкой попоной и видел Наташу на её лестнице в черном плотном нежно-мохеровом свитере на голое тело, черных анатомических сапогах – её любимая одежда и серых бриджах – опять – картина из моих концов семидесятых. Еще губы трубочкой беззвучно двигаясь говорили –«what a f!».
