Глава 1
Лето наступило неожиданно. Закончив с писаниной, я сорвал все шторы с окон, яркий свет ослепил и заставил пошатнуться. Перед глазами начали возникать желтые, красные и оранжевые пятна, смешивались с друг другом и растворялись. Скопленная усталость вдруг разом обрушилась на меня. Я вспомнил, что не ел со вчерашнего утра. Мы все так стремимся заработать много денег, чтобы хорошо жить, но, в итоге, до обессиливания гнем спину и умираем молодыми. В желудок полетели всевозможные несовместимые продукты. С таким же успехом я мог бы просто залить внутрь себя бензин, не думал, что проведу первые дни свободы в туалетной комнате. Читайте во всех сегодняшних газетах: писатель-идиот «просирает» свою жизнь. Лучше бы пил, ей-богу.
Весь тощий и бледный я волочился по пустынным дорогам Египта в направлении к съемному дому родителей, которые ждали меня на семейный ужин в честь дня рождения брата. Огромному детине, чей кулак величиной с мою голову, исполнялось 17 лет. Говорят, «первый блин – комом», надо признать, что родители неплохо на мне потренировались, чтобы вырастить чудо-богатыря. Когда я вставал рядом с мальчиком, то всегда выглядел на его фоне гомункулом, хотя был старше его на семь лет.
Я шел по арабским улочкам отеля "Лэйля", съеживался и пригибался к земле, а прохожие не глазели, не перешептывались. Привыкли к русским. Удивительно, что где-то за границей нас воспринимают нормальнее, чем на Родине. Пройдись я с таким болезненным видом по Москве – от меня бы шарахались, как от прокаженного.
Переживания по поводу опоздания на семейное торжество не оказались чрезмерным паникерством. В дверях мать отчитала меня за безалаберность и инфантильность. Не обошлось и без ее любимого: "Позор семьи!" Знаете, ни нормальной работы у меня нет, внешне я похож на юродивого, в добавок, вечные самокопания в себе и окружающей действительности.
А родители хотели «выбиться в люди». Своим умом не получалось, так неплохо было бы породниться со знатной семьей, но на меня надежды мало, а тут подрос Олег, и, собственно, уже можно было воплощать мечту в реальность, поэтому на ужин была приглашена семья Дурмановых.
Стол был накрыт шикарно, но слишком пафосно. Я был бы больше рад обычному арбузу, по-деревенски разрезанному на полоски.
- Вы, уж простите нашего старшего сына, господин Дурманов.
- Писатели, как и счастливые, "часов не наблюдают", влюблены в свою работу, - сказал я и слегка улыбнулся огромному, толстому мужчине с блестящей (во всех смыслах) лысиной.
- Теперь я вам даже немного завидую.
- Поверьте, завидовать нужно точно не мне. Очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Игорь.
- Виктор Николаевич, - он протянул мне руку, даже не подавшись вперед, а при рукопожатии не сжал и пальца, - это мои дочери: Олеся и Катя.
Ох, хороши же были девчонки. Хитрющие улыбки играли на их налитом румянцем лице, а русые косы небрежно лежали на красивых загорелых плечах. Олеся, старшенькая, губки бантиком сложила, да глазки мне строит. А младшенькая хихикает, рукой закрывается. Понравился. Эх, дуры. Любят такие хорошенькие всяких "печориных", "онегиных", а на юных богатырей, вроде Олежки моего, не смотрят. Точно дуры.
- С днем рождения, брат!
Братишка мой вышел из-за стола обнял меня так крепко, что мне снова стало дурно. Но обласкавшая меня с ног до головы улыбка родного шалуна стоит любых недомоганий. Он, конечно, ничего не сказал, только кивнул головой и поцеловал меня в обе щеки. Олег вообще не был особенно разговорчив. "Болтовня делу мешает" - так он всегда оправдывал свое молчание.
Тем временем, атмосфера за столом была не самая приятная. Родители пытались как-то развеять обстановку: шутили, расспрашивали Дурманова о его бизнесе, о семье, об увлечениях. Но он только сильнее багровел и громче чавкал. Мерзкий тип.
Глава 2
Не желая оставаться там, я прошелся по дому. И так бы и блуждал, если бы не заметил неестественно худую девушку, стоявшую возле окна. Казалось, она была тише самого безмолвия, окружающего ее. Внешне девушка была очень приятна и загадочна, несмотря на неестественную худобу. Но что-то в ней было неправильным. На секунду она посмотрела точно на меня, но будто видела что-то другое. Взгляд ее был рассеянный, блуждающий в пространстве. Загадочная девушка отвернулась и вновь уставилась в окно. Я проследил за ее взглядом, но это ничем мне не помогло. Яркое солнце ослепляло меня, глаза слезились от переизбытка желтого цвета, духота душила, и я обливался гадким потом. А она стояла, как будто замороженная. И лучи солнца не касались ее белой кожи и песок не застревал в ушах. Я сделал шаг назад, но полы заскрипели, и девушка замахала на меня руками.
- Тихо! Ты спугнешь звук, - она закрыла мне глаза холодными руками, - слышишь? Ты слышишь легкое звучание? Снежинка бьется о снежинку. Солнечный свет проскальзывает сквозь озоновый слой и аккуратно касается Земли.
Сначала я не мог понять, о каких снежинках идет речь, но, когда она убрала руки, я, внимательно приглядевшись в пейзаж, заметил небольшой вихрь – маленькое подобие песчаной бури. Песок поднимался и падал, точно снежинки зимой.
Грудь девушки тяжело вздымалась, а томные глаза болезненно горели. Она совершенно не двигалась, но завораживала даже легкой дрожью на лице. Я взял ее за руку машинально, пытаясь как-то поддержать, а она сжала ее точно спасательный круг.
- Я чувствую твое разбитое сердце.
- Как это?
- Твой пульс впивается в мои вены, как стекло.
- Прости.
- Ты такой холодный, - девушка приблизила мою руку к своей щеке, - как вся моя жизнь. Тебе нужно теплее одеваться.
Она снова сбила меня с толку. На улице был летний зной и убивающая жара, о каком холоде могла идти речь? Но Неля даже немного подрагивала. Я обнял ее за плечи, девушка была ледяная, однако дрожать перестала. Мы улыбнулись друг другу. И на наших щеках заиграли одинаковые ямочки. У меня на левой щеке, у нее на правой. Может, в этом нет ничего необычного, но я почувствовал, словно это был знак нашего духовного единения. А она даже не заметила.
- Зима что-то очень длинная… - прошептала она. – Мне даже кажется, как будто она была всегда. Я жду лето, не могу никак его дождаться. Все время смотрю в окно, надеясь, что сейчас прекратиться снегопад и расцветут тюльпаны. Мой папа очень их любил.
- А что случилось с твоим папой?
- Папа… - она съёжилась, и мы замолчали вновь. Тогда я решился оглядеть ее хорошенько, надеясь понять то, что она пыталась до меня донести. Ее белые зубы закусывали синие губы, девушка пыталась это скрыть, пряча нос в шелковый шарф, но все тщетно. Девушка внимательно следила за падающим песком. А когда вихрь прекратился, удивленно приподняла брови и вздохнула.
- Он умер в один из таких серебряных дней. И с тех пор я чувствую себя, как белка в колесе, которую постоянно кто-то бьет палкой. Она пытается от этого убежать, но это просто невозможно, ибо колесо не сдвигается. Я обещала себе, что летом обязательно сбегу. Как только потеплеет, я сбегу от дяди, который меня ненавидит.
- А как давно умер твой папа?
- Я не знаю… зимой. Этой зимой. Прозвучит странно, но… - она перешла на шепот, - иногда мне кажется, что зима давно закончилась, и только я одна этого не замечаю.
Я отпрянул и недоуменно посмотрел на нее. Все мысли мои перемешались, и я просто не мог поверить в реальность своей догадки. Неужели, она не пестрила метафорами, а действительно думала, что сейчас зима? Тогда неожиданно закончилось лето.
Глава 3
Мне стало больно, я почувствовал все страдания, которые она переносила день ото дня, стоя у окна и ожидая того, что никогда не случится. Для нее зима не закончится. Она вынуждена жить безрадостно, наблюдая за несуществующим падающим снегом, все время прокручивая в голове самый несчастный день в своей жизни.
Я подхватил ее на руки и решительно понес на улицу. Меня охватило желание показать ей, насколько мир может быть прекрасным даже в самое нелюбимое время года. Я осторожно опустил ее на поляну снега, где на самом деле покоился песок, такой же затягивающий, как и сама девушка. Она остолбенела от неожиданности и какое-то время лежала неподвижно. И я ее понимал, представляя, как в голове у девушки проносятся картинки из прошлого: сообщение о смерти отца, снег, опознание тела в морге, снег, переезд в дом ненавистного дяди, снег, лежащий в гробу отец, падающий на его могилу снег. А теперь она лежала на нем. И неужели могла ощутить хоть капельку радости?
Не знаю, что в тот момент зашевелилось в ее голове, но она постепенно стала меняться в лице: щеки порозовели, глаза заблестели и на девушке засияла ребячья улыбка. Она игриво бросила в меня песком, а следом во все, что видела: в пальму, в воздух, в проходящих мимо людей. На нее злились, кричали, называли психопаткой, но она никого не слышала, а громко и звонко смеялась, преисполненная жизни и света. Девушка замахала руками, ногами в куче вымышленного снега и оставила на нем рисунок ангела. Это был самый красивый «снежный» ангел, которого я когда-либо видел.
- Как мало мне нужно. И как это пленительно, боже мой! Лежать бы тут вечность, позабыв о том, что лето должно наступить. Ведь никто никому ничего не должен! Так зачем же заставлять появляться траву? Ну, и пусть она больше не вырастет вовсе, а мы будем наслаждаться падающими на ресницы снежинками, не они виноваты в наших утратах. Все просто. Как часто мы, люди, ожидая чего-то, пропускаем этот важный миг «сейчас». Сейчас я лежу, сейчас я дышу, сейчас я построю снеговика. И сейчас я согрею твои холодные руки.
Девушка привстала и схватила меня за руки, упорно растирая их и грея своим дыханием. От смущения я не мог пошевелиться, но в тот момент, я был готов вечно притворяться замерзшим, чтобы продлить это мгновение счастья у себя в сердце и на ее сияющем лице.
Мы вернулись к столу, как ни в чем не бывало.
- А вы уже познакомились с моей племянницей Нелей, какое счастье, - бросил мне Дурманов так, как кидаются ругательствами. Недовольно фыркнув, он вновь «прильнул» к тарелке. Мы же спокойно сели, ни о чем не рассказывая, не обращая внимания ни на что. Закрылись в месте, где была вечная зима. Только мы вдвоем.
