Текст: Михаил Визель
Обложки с сайтов издательств
Дмитрий Быков и др., Михаил Веллер и др. «Финал. Вначале будет тьма» М.: ЭКСМО, 2019
Чрезвычайно сложно устроенный издательский проект, для одного лишь описания которого потребуется целый абзац. Во-первых, эта объемная книга является на самом деле двумя отдельными книгами - на 480 и 255 страниц, собранными под одной обложкой. Во-вторых, знаменитые «титульные авторы» выступают здесь в качестве мэтров не в переносном, а в самом прямом смысле, то есть в качестве руководителей творческих семинаров, прошедших под эгидой Creative Writing School, по каковому поводу ее логотип и вынесен на обе обложки и на шмуцтитулы.
Собственно, «продуктом жизнедеятельности» этих двух семинаров двух очень разных писателей эти две книги и являются.
Писательский семинар, проводимый известным писателем - вещь обоюдоострая. С одной стороны, яркая личность, мощная харизма и безусловный авторитет поощряют. С другой - они же сковывают и «прогибают». И две книги под одной обложкой эти две противоположности вполне демонстрируют. Быков не случайно начинает свое предисловие с острой шутки об идеальной любви: «Идеальная любовь - это когда тебе встречается твоя точная копия, но в женском обличье, то есть ты, но красивый, длинноногий, молодой и противоположного пола». Именно такими шестью «длинноногими быковыми», под водительством Быкова настоящего (уж какой есть), роман «Финал» и написан. Он повествует о финале мундиаля-2018, но проходящего в альтернативной реальности, где есть страны Тевтония, Амазония и прочее на таком же уровне «остраненности». При этом Дмитрий Быков, по его признанию, «залатал дыры», то есть прошелся поверх твердой рукою мастера. И действительно: любители творчества Быкова сразу с радостью узнают знакомую руку. Нелюбители - узнают ее же, но уже без радости. Самое неожиданное - любовные сцены, на которые, по признанию мэтра, была «брошена» единственная дама, Татьяна Ларюшина. И которые действительно отличаются.
Михаил Веллер - в силу ли другого темперамента, или склоняющего к самоограничению возраста, избрал другую тактику. И «его» роман «Вначале будет тьма» оказался не только почти вдвое меньшим по размеру, но и куда более дробным по стилю и содержанию - почти что собранием разных текстов на общую тему, а именно - постапокалиптическая Россия, - написанных пятью разными людьми и выстроенных редактором в порядке развития нарратива. Примерно как «Большие пожары» — знаменитый «коллективный роман»-буриме, опубликованный в журнале «Огонёк» в 1927 году и с тех пор не дающий покою современным сочинителям и издателям, всё пытающимся поставить процесс написания романов на промышленные рельсы.
Остается объяснить, почему две самодостаточные книги оказались объединены под одной обложкой. Потому, что книга подается как «битва романов» - дескать, читай, читатель, и решай, кто победил. А главным победителем, по мысли издателей, должен оказаться сам жанр романа, демонстрирующий таким образом, что он живее всех живых. Право, мы в этом и не сомневаемся - к чему такие экстравагантные доказательства? Но если кто-то из подмастерьев вырастет в самостоятельные мастера - это и будет лучшим результатом.
Марлен Хуциев. «Пушкин» М.: ЭКСМО, 2019
Профессиональная жизнь кинорежиссера, особенно режиссера «серьезного», похожа на жизнь венчурного бизнесмена. Бесконечные переговоры, проекты, заявки - из которых до реализации доходит одна из плюс-минус десяти. Так было у Феллини, так было у Тарковского, так же было у Марлена Хуциева. Начиная с 1967 года он пытался снять фильм про Пушкина, порою дело доходило до выбора натуры для съемок - но всякий раз что-то не срасталось. Так и не срослось. И остался только многажды переписанный сценарий. Через полгода после смерти патриарха советского кино самый первый, самый литературный вариант этого сценария выходит отдельной книгой.
Само по себе обращение шестидесятника, вошедшего в историю русского кино эмблематической и подчеркнуто современной оттепельной «Заставой Ильича», к исторической фигуре кажется парадоксальным, но на самом деле вполне естественно: в послеоттепельное время о современности оказывалось проще говорить языком аллегорий, иносказаний, исторических параллелей. Как Марк Захаров - о Свифте и Мюнхаузене, Эльдар Рязанов - о бедном гусаре, Владимир Мотыль - о декабристах, что уже совсем «тепло». Но, принимаясь за Пушкина, писатель-режиссер ставит перед собой сложную задачу. «Страшно, чтобы картина не получилась набором более или менее известных фактов, эпизодов, строчек», - пишет он в предисловии-заявке. И благополучно эту задачу решает. Никаких неожиданных сюжетных поворотов тут нет, да они и не требуются. Кинороман состоит из чередования хронологически выстроенных, но отнюдь не хрестоматийных эпизодов, из которых органично вырастают строки хрестоматийных стихов. Чего ж вам боле?
Роберто Савьяно «Пираньи Неаполя»
пер. с итал. И. Боченковой
М.: АСТ, Corpus, 2019
Журналист Роберто Савьяно дебютировал в 2006 году документальной книгой «Гоморра», посвященной неаполитанской организованной преступности - каморре. Книга произвела впечатление. Да такое, что 27-летний автор оказался вынужден, как Салман Рушди, жить под круглосуточной охраной, чтобы избежать «обратки» впечатленных донов. Трудно сказать, компенсировали ли это неудобство обретенная им громкая слава, упоминание литературоведами в качестве прекрасного образца слияния фикшн и нон-фикшн, экранизации и т. д. Но от принятой линии Савьяно не отказался - и выпустил в 2016 году третий роман, посвященный всё той же теме, темной стороне по-южному нарядного Неаполя.
Отличие этой книги от предыдущих - это на сей раз действительно роман, с типическими, но всё-таки собирательными героями: 15—16-летними подростками, шпанятами на подхвате у авторитетных старших товарищей, во главе с Николасом Фьорилло по прозвищу Мараджа, потому что он любит отираться у роскошного ресторана «Махараджа» - такие вот трудности перевода. Усугубленные тем, что автор вкрапляет неаполитанский диалект, который приходится передавать областными и устаревшими словечками. Но за этим исключением, в остальном роман берет не красотами стиля, а скрупулезной точностью, психологической и фактической - включая шокирующий гиперреализм. Впрочем, итальянской литературе, знакомой уже и со «Шпаной» Пазолини 60-х, и с «Юными людоедами» 90-х, это не в новинку. Появляются приметы времени вроде фейсбука, но главное остается. Потому что подростки из простых семей во все времена одинаковы:
отец Николаса работал учителем физкультуры, а у матери была небольшая прачечная. Таким, как его семья, понадобится вечность, чтобы попасть в “Махараджу”. Нет, Николас хотел сейчас, немедленно. В пятнадцать лет.
Олег Новокщенов, Александр Киреев, Дмитрий Горшечников. «Архив барона Унгерна» СПб.: Чтиво, 2019
Еще один коллективный труд, но несколько в ином роде. Выход в 1993 году документального романа Леонида Юзефовича «Самодержец пустыни» вернул из бардо небытия мрачную и притягательную фигуру Романа Фёдоровича Унгерна фон Штернберга, белого офицера-буддиста, «бога войны», заговоренного, по мнению монголов, от пуль. Самым известным отражением этого возвращения стал роман Пелевина «Чапаев и пустота» (1996), в котором реальный барон оборачивается шестируким демоном. Эта книга, написанная двумя воронежцами и одним москвичом, - своего рода отражение этого отражения. Мифический архив барона Унгерна разрастается здесь до некой борхесовской вавилонской библиотеки, универсального свода тайных знаний, обладание которым дает власть над миром и поэтому за него ведется отчаянная борьба между разными ветвями метанауки «унгерналистики» - все адепты которой, впрочем, принадлежат к одной разветвленной семье Маргенштернов, а поиски его сами по себе превращаются в многосложное и многосоставное дело, разбросанное по всей Европе. И в описании которого исторические факты и персонажи (вроде Павла Горгулова, убийцы французского президента Поля Думера) перемешиваются с откровенными мистификациями - вроде одобрительных слов, якобы сказанных об унгерналистике академиком Алфёровым.
Что же касается самого «архива», выдержки из которого составляют вторую половину книги, - чтобы разобраться в этом нагромождении общих мест символизма, эзотерики и писем, приписанных как вымышленным персонажам, так и Сальвадору Дали, Бунюэлю и Гарсии Лорке, требуется немалое терпение, немногим читателям доступное. Впрочем, новорожденное издательство, именующее себя «Чтиво», на многих и не рассчитывает.
Cловом, есть такая экзотическая книга - и хорошо, что есть. Обращает на себя внимание, правда, ее очевидная старомодность - подобные «игры в бисер» уместнее смотрелись бы на рубеже нулевых, во время расцвета русского ученого пост-постмодернизма. Ощущение это не обманчиво: рукопись была закончена 15 лет назад, но нашла своего издателя лишь сейчас. Что ж, для истинного эзотерика 15 лет - не срок.
Пётр Власов, Ольга Власова. «Московская стена» М.: Эксмо, 2019
Еще один коллективный труд, еще один своего рода «фанфик». Или скорее клон. Только в качестве донора тут не Пелевин, а Сорокин - его грозный «День опричника», в основу которого, как мы помним, положена идея о Великой стене, которой «возрожденная Русь» отгородилась от всего мира, дабы восстановить у себя порядки и обыкновения времен Ивана Грозного - с поправкой на современные технологии, конечно.
Нечто подобное происходит и в антиутопии Петра и Ольги Власовых. Только обнесенная глухой стеной Москва выступает здесь скорее в роли эксклава - вынесенного далеко на восток форпоста (и сырьевой базы) объединенной Европы - объединенной, увы нам, отнюдь не на принципах демократии и гуманизма, а на принципах жесткой военизированной дисциплины и ультраправых идей, весьма напоминающих Третий рейх. Фигурально выражаясь, Берлин взял реванш над Лондоном, «герр» в качестве общепринятого обращения - над «мистером». Да и борьба с партизанами, составляющими главную головную боль местной администрации, весьма напоминает. Но главный герой книги - все-таки англичанин, Голдстон. Точнее, англичанин русского происхождения. Припадая к корням, он, как водится, узнаёт (и сообщает читателям) много нового о «русской идее» и, естественно, обретает в конце личное счастье.
Остается добавить, что Пётр Власов уже известен нам как успешный и весьма целеустремленный детский автор, сам удачно преодолевший «московскую стену». Посмотрим, насколько востребованными окажутся в сегодняшней реальной Европе его предупреждения.
