Текст: Михаил Визель
Фотографии с сайтов издательств
Анаит Григорян. «Поселок на реке Оредеж» М.: ЭКСМО, 2019
Книги в жанре «последнее лето детства» были, есть и будут, пока ученые не отыщут способ ускоренного роста новых людей в капсулах. То есть примерно всегда. Это постоянная константа не просто нашей цивилизации, но, можно сказать, самой нашей природы. Но есть нюансы. В одних обстоятельствах этот посыл - зафиксировать неуловимую грань, отделяющую детство от юности, порождает «Вино из одуванчиков». А в других - такой вот «Посёлок…». Который так же далек от поэтичной повести Брэдбери, как сама речушка Оредеж, протекающая между Псковом и Петербургом, далека от штата Иллинойс.
Хотя, казалось бы, все располагает к сходству. Главная героиня повести - 12-летняя Катя Комарова по прозвищу Комарица, бойкая и самостоятельная девочка, прочно вписанная в местный детский социум. Но это не школьная повесть - хотя бы потому, что Катя бросила школу после седьмого класса: «по хозяйству дел невпроворот» - да еще и мелкие братья-сестры на руках. И не повесть о первой любви между пейзанкой и дачником à la «Бедная Лиза». Хотя здесь есть и дачники, и пейзане. Но последние в основном жестоко пьют, включая собственных родителей Комарицы, а первые стараются держаться особняком и не замечать кричащей бедности глухой русской провинции осени 1998 года. В которой поэзии, прямо скажем, не так много. Скорее уж больше сходства со страшной повестью грузинки Тамты Мелашвили «Считалка», в которой две 13-летние подружки проживают свое единственное отрочество в условиях грузино-абхазской войны. На Оредже, конечно, не ходят с огнестрельным оружием, но сериал «Элен и ребята» Комарица смотрит как марсианские хроники (снова привет Брэдбери):
«Иногда, когда они дружили, Светка звала Комаровых смотреть на стареньком цветном телевизоре Sony «Элен и ребята», где девочки были возраста примерно бесстыжих сестер Каринки и Дашки, у каждой был парень и они только и делали, что сидели в кафе, играли в рок-группе и целовались, и Ленка каждый раз при этом чуть не подпрыгивала от радости, но Комаровой фильм не очень нравился, потому что непонятно было, когда Элен и ребята учатся, ходят в магазин или подметают пол, и ей эта их жизнь, состоящая из одних удовольствий, казалась сплошной выдумкой».
36-летняя Анаит Григорян, несмотря на характерное имя, - урожденная петербурженка. Она не только толстожурнальный автор и финалист литературных премий, но и кандидат биологических наук. И на жизнь смотрит трезво. Не переставая при этом удивляться самому чуду ее появления. Нам тоже остается лишь удивляться: как это в каждом новом поколении русских писателей появляются свои жестоковыйные и скупые на эмоции критические реалисты. Но ведь появляются же.
Александр Лифшиц. «Некоторые имена изменены» М.: ОГИ, 2019
Специалист по древнерусской письменности с 30-летним академическим стажем сам дебютирует в литературе в весьма зрелом возрасте и в весьма малой форме. Впрочем, здесь он не столько дебютировал, сколько поддался наконец на уговоры близких (тоже, ясное дело, не чуждых литературе) и зафиксировал свои застольные рассказы, отточенные до вида законченных микроновелл, размером от половины до четырех небольших страничек. О чем эти новеллы? Как водится, обо всем и ни о чем - о дедовом доме и провинциальных архивах, куда приходится ездить в командировки, о тяготах (впрочем, без чернухи) срочной армейской службы и смешных несообразностях (без обличений) службы академической, о внутренней жизни мегаполиса и внешних проявлениях жизни за его пределами, доступных постороннему наблюдателю. О едва приметной снаружи внутренней непорядочности одних коллег и таком же непоказном благородстве других. Словом, о тех мелочах, из которых восстает настоящий (употребим академическое слово) цайтгайст - дух времени, по которому наши потомки смогут умозаключить, как жилось и думалось интеллигенту-гуманитарию того поколения, чьи юные годы, пора становления, пришлись на самое начало девяностых, к занятиям филологией решительно не располагающим - но который сумел не изменить себе и своему предназначению.
Для названия книги выбрана лукавая фраза, освобождающая от ответственности мемуаристов - и действительно это не совсем мемуар. Напрашивается в качестве «референции» интеллектуальный бестселлер «Записи и выписки» кумира филологической молодежи девяностых Михаила Гаспарова - но Александру Лифшицу все-таки не хватает (пока) мощи и жизненного опыта легендарного античника, в том числе опыта преодоления себя и обстоятельств. Подсказку дает особый способ расположения фрагментов - не хронологический и не тематический, а алфавитный, от «Айнгемахц» и «Алтанцэцэг» до «Яичница» и «Яузские ворота». Такой порядок характерен для древних кодексов - только не религиозных, где порядок догматичен, а светских и исторических. Так что не будет большой натяжкой сказать, что эта книга дополняет посвященный духовной стороне жизни «Современный патерик» Майи Кучерской - жены Александра Лифшица.
Эшколь Нево. «Три этажа»
Пер. с иврита Г. Сегаль
М.: Синдбад, 2019
Роману современного израильского автора добраться до российского читателя сложнее, чем самому российскому читателю до Израиля. Во-первых, их, то есть израильских авторов, просто мало - маленькая страна. Во-вторых, значительная часть «израильских авторов» на российском рынке ни в каком переводе не нуждаются, поскольку прекрасно пишут по-русски сами. А те, кто пишет на иврите - всё-таки пишут о специфических израильских проблемах, в чем их трудно упрекать, но что ограничивает их «экспортный потенциал».
48-летний Эшколь Нево - один из тех, кому удалось преодолеть «ближневосточный барьер» (кстати, его дед, третий премьер-министр Израиля Леви Эшколь - тот самый политик, благодаря которому советские евреи получили возможность преодолевать барьер в противоположном направлении). Герои его книги в трех повестях - безусловно, настоящие израильтяне, но при этом их проблемы вполне общечеловеческие. Дизайнер, подозревающий соседа-пенсионера в педофильских действиях по отношению к своей маленькой дочке, но сам неспособный устоять перед его формально несовершеннолетней внучкой; «соломенная вдова», в одиночку растящая двоих детей; вдова настоящая, бывшая судья, заново выстраивающая отношения со взрослым отдалившимся сыном с помощью совершенно неожиданного помощника. У трех соседей разные истории, но вместе они образуют складный пасьянс - как три этажа сознания в построениях Фрейда. И в конце, разумеется, все гештальты окажутся закрыты.
Александр Дергунов. "Элемент 68" М.: ЭКСМО, 2019
68-й элемент таблицы Менделеева - это эрбий, редкоземельный металл, чрезвычайно важный в атомной промышленности. И как все, что имеет отношение к атомной промышленности, потенциально чрезвычайно опасный и при этом реально - чрезвычайно дорогой. Вокруг него и вертится повествование, в дебютном романе Александра Дергунова, уехавшего в Канаду бывшего бизнесмена, а нынче - выпускника онлайнового курса Ольги Славниковой в CWS.
А еще 68 - это год рождения Александра Дергунова. И этот «элемент» бродит в его крови, определяя и направляя писательское естество. И диктуя сюжеты, завязанные на сложных разборках вокруг советской недвижимости и непростых взрослых любовях. Его герой Алексей Большаков - конечно, не alter ego автора, но общего у них явно хватает.
«Алексей был старше других гостей лет на десять, но ощущал себя атавизмом иной эпохи. Поколение Бальшакова отрезано от последователей событиями девяностых. Друзья Ольги в двадцать пять — тридцать лет лишь вступали в жизнь, с хорошим образованием и четкими жизненными планами. Алексей к их возрасту уже успел поднять и потерять большой бизнес, прожить несколько жизней, потерять прежние веры и поверить в горячо раньше отрицаемое».
Звучит несколько патетично - но явно не выдумано, а пережито. Выражение «голос поколения» применяют обычно к совсем молодым людям, как бы извиняя молодостью огрех ремесла. Здесь это выражение хочется применить к зрелому человеку. В извинениях не нуждающемуся.
Генри Дженкинс. «Конвергентная культура»
Пер. с англ. А. Гасилина
М.: Рипол-Классик, 2019
Американский исследователь, называющий себя «акафаном» (его сайт, точнее веблог, так и озаглавлен: CONFESSIONS OF AN ACA-FAN), то есть «академическим фанатом», или, точнее, «фанатом, ставшим академическим ученым», оказался первым, кто еще в 2004 году обозначил контуры явления, вынесенного в название. Смысл его в том, что в конце XX века в силу разнообразных технологических и социальных причин любое значимое массовое явление, будь то набор сериалов «Звездные войны» или телешоу «Последний герой», может стать таковым только при соблюдении по меньшей мере двух условий: его контент должен подпитываться и обогащаться самими фанами (фанфики, фан-арт, конвенты и ролевые игры), а контент - свободно перетекать из одного медиа в другое: видеоигра по «Матрице» не просто использует персонажей, но в ней рассказывается часть истории, без знания которой «мир Матрицы» оказывается неполон. При этом важно понимать, что технология является такой же частью культуры, как сами «произведения» этой самой культуры.
Дженкинс писал свой труд 15 лет назад - ничтожно мало по меркам классической культурологии - и критически много для наших дней: появление айфонов и спровоцированный ими взрыв смартфонов как таковых (а вслед за ними - протоколов передачи данных 4G, а теперь уже и 5G, позволяющих онлайн смотреть видео высокой четкости) во многом корректирует его рассуждения. Хотя «Матрица» и особенно «Гарри Поттер» никуда не делись. Но главы «В поисках Оригамного Единорога: Матрица и трансмедийный сторителлинг» и особенно «Photoshop для демократии» читаются сейчас еще интереснее.
