Текст: Лев Лазаренко/РГ, Воронеж
Фото: дирекция Платоновского фестиваля
«РГ» записала самые яркие высказывания Андрея Битова на его творческой встрече, прошедшей в рамках Платоновского фестиваля искусств, где писателю была вручена Платоновская премия.
«ИНОГДА ЕЩЕ ПИШУ». О «ВОСЬМИКНИЖИИ»
— Книжки, которые лежат передо мной на столе, вышли в прошлом году. Я ими очень доволен, что редко могу сказать.
Долго не знал, как назвать все это. «Собрание сочинений» — звучит как-то по-школьному. Кроме того, я был против нумерации томов. Они выстроились сами. Не по жанрам, не по хронологии. Это хорошо сложившиеся книги.
Четыре первых — «Империя в четырех измерениях». Начало называется «Аптекарский остров». Этот островок в Петербурге/Ленинграде — моя малая родина (пусть деревенщики не приватизируют это понятие, у горожан она тоже есть). Открываем. Рассказ «Автобус». «Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь… То есть не надо, а можно писать всю жизнь: пиши себе и пиши. Ты кончишься, и она кончится. И чтобы все это было — правда. Чтобы все — искренне». Это 1960-й год. Затем идет «Пушкинский дом» — книга, впервые опубликованная на Западе и составившая мне некоторую известность там. Далее — «Путешествия из России». Я много странствовал по бывшим советским республикам, по окраинам империи, но мало знаком с ее культурным сердцем: вот и здесь, Воронеже, я впервые. Отсюда и название. И наконец — «Оглашенные», в которой соединились материи предыдущих. Она заканчивается концом империи, августовским путчем 1991-го. Режим должен был пасть, но империю надо было сохранить — слишком многими жизнями мы за нее заплатили…
«Пятое измерение» — книга эссе, нулевой том. Ноль — энергетически самая важная цифра. Его, кстати, придумали позже других, благодаря чему появились отрицательные числа. Читатель волен отнести эту книгу в начало или в конец. Я же поставил нулевой том сразу за «Империями…». Следом идет «Преподаватель симметрии» — подстрочник некоего придуманного мной английского писателя, переведенный на русский язык. Ну и — «Пушкинский том». Его я пронумеровал: положил на корешок восьмерку как знак бесконечности. Последняя запись в этой книге датирована шестым июня 2014 года. Так что я еще кое-что пишу. Иногда. Случайно.
«ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ, ТЕКСТ ИДЕТ». О ЛИТЕРАТУРЕ И СЕБЕ
— Человек рождается с текстом. Жизнь продолжается, текст идет — и все это синхронизируется. Будучи молодым, я много «писал вперед» — чтобы высвободить себе время на встречу с друзьями или ухаживания за девушками. Изначально литература привлекла меня тем, что я никому ничего не обязан написать. Сейчас я понимаю, что это был единственный способ стать самостоятельным.
В свое время я сформулировал: если хотя бы один человек поймет тебя так, как ты хотел бы, — значит, ты не сумасшедший. Сумасшедшие друг друга не поймут.
Меня иногда называют писателем для избранных. Это миф. Я писатель, гм… научно-популярный. Излагаю то, что понял сам. И читатель не глупее меня, раз это понимает. Мне приятны часто повторяющиеся отзывы: «Вы написали про меня». Хотя и писал-то не я, а автор, которому я передал часть личного опыта.
Люблю менять жанры. Но кое-что мне не удается — например, драматургия и детская литература. Наше поколение мало чего знало, не было такого доступа к информации, как сейчас. И я могу назвать себя детским писателем, писавшим для взрослых детей, таких же оторванных от мира, как я.
Мне нужно сначала изобрести, как надо написать. Иначе скучно, а мне скучно быть не должно. Вам — пожалуйста.
«ДОСТАТОЧНО ДЫШАТЬ ЭТИМ». О ЧТЕНИИ И СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЕ
— Когда-то я научился читать русскую литературу, русскую классику. Это для меня самое важное — умение читать «по буквам». Того же Платонова: просто так читать его совершенно невозможно, только «по буквам». Текст должен быть сытным.
Что такое вообще мировая литература, что означает этот термин, введенный в обиход Гёте? Это не страны, не тома, не писатели — это воздух, общий воздух, которым дышит человечество. Я не читал «Улисса» Джойса: слишком толстая книга, слишком трудная… Но я ее видел, нюхал, клал под подушку — и как-то знаю. Почему так получилось? Не могу сказать… Пушкин не читал «Фауста» — он вообще недолюбливал немецкий, но знаком был с творением Гёте в изложении мадам де Сталь. И этого знания ему было достаточно, чтобы написать свои «Сцены…».
Возможно, что этот общий воздух — мировую литературу — можно почувствовать благодаря двум-трем книгам. У меня были такие книги — «Робинзон Крузо» и «Записки охотника». Свобода любить литературу — одна из важных свобод. Достаточно дышать этим.
Сейчас я читатель — как тот чукча из анекдота… Из современных писателей выделю Виктора Пелевина. Это крупный прозаик и совершенно самостоятельный человек — вне тусовок, вне групповщины. Из моих сверстников назову Фазиля Искандера и Людмилу Петрушевскую. То, что она не получила первого «Русского Букера» за роман «Время ночь», — преступление жюри (в котором и я состоял) против отечественной литературы. Увы, тогда мы не смогли отстоять ее. С тех пор премия слегка «прихрамывает». К сожалению, нам не хватает судейской культуры. Те же англичане, основатели «Букера», давно стригут свои газоны и научились судить — и литературу, и бокс, и футбол… Но Платоновской премией я польщен.
«МНЕ СТАЛО ЛЕГЧЕ ЖИТЬ». О ПУШКИНЕ И НУМЕРОЛОГИИ
— Незадолго до двухсотлетия со дня рождения Пушкина я занимался последним годом его жизни. Пытался понять, почему он так рано и так трагически ушел. Версия о том, что он «все сделал» и нарвался на пулю, мне претила. И я пытался найти, как он хотел существовать дальше. Отобрал то, что он написал за последний год. Получился толстенный том. И такой же том — мое «предисловие» к нему, книга «Предположение жить». И в конце работы я получил подарок — так всегда бывает, когда делаешь что-то правильно: Маша Виролайнен, которая много помогала мне в этой работе, отыскала в библиотеке факсимильное воспроизведение «Капитанской дочки» с пометками Пушкина. Последняя датировалась 19 октября 1836 года. Сделал запись — и пошел к друзьям-лицеистам… Он до последнего продолжал работать над ней.
Вы знаете, когда я собрал все написанное Пушкиным за последний год, мне стало легче жить. Обычное обывательское чувство: тебе лучше, если другому хуже. А ему было хуже. «Услышишь суд глупца и смех толпы холодной…» — это что, стихи счастливого человека? И все беды мои — а они были, беды, — показались мне незначительными.
Как-то я занялся этаким бредом под названием восточный календарь. Выстраивал календарный круг русских поэтов и писателей вокруг Пушкина в годы его жизни. Оставался 1802-й - ни одного сколько-нибудь значимого имени. И тут меня осенило: Дюма! Это ведь потенциально совершенно русский писатель. Если бы Пушкина не застрелили в 1837-м, в 1845-м он бы обязательно прочел «Трех мушкетеров».
«ПОМОГ РАСКРЫТЬ ТАЙНУ». О ПЛАТОНОВЕ — И СНОВА О ПУШКИНЕ
— Меня долго мучила загадка, точнее тайна «Медного всадника» — гонялся за ней и не мог раскрыть. Помог Платонов. Причем в самом неожиданном месте. Он, бедняга, для того чтобы существовать, писал статьи — часто ужасным кондовым языком. И вдруг в одной из таких «советских» статей Платонова я прочел: «Трагедия возможна лишь между равновеликими». Вот он, ключ! «Бедный Евгений» и император Петр — именно равновелики. Какой же лоб был у писателя, на котором красными чернилами тирана был начертан приговор…
«ИЩУ СВОЮ СВОБОДУ». ПОСЛЕСЛОВИЕ
— Всегда хочу написать про себя разгромную статью. Ведь я ничего не умею. Лишь развлекаюсь литературой и ищу свою свободу.
Ссылки по теме:
Оригинал статьи - «Российская газета», 07.06.2015
Империя Битова в четырех измерениях — ГодЛитературы.РФ, 26.02.2015
