Текст: Светлана Мазурова/РГ, Санкт-Петербург
Фото: Юлия Кудряшова
В Доме актера состоялась презентация книги «Русский исторический анекдот от Петра I до Александра III», вышедшей в издательстве «Пушкинского фонда». Составитель сборника литературовед Ефим Курганов.
Каких только историй нет в главах «От Петра до Елизаветы», «Екатерины славный век», «Александр I и его время», «Эпохи Александра II и Александра III», «Анекдоты безымянные»… Свидетельства о временах и нравах. Герои — русские императоры, министры, поэты, писатели Ломоносов, Пушкин, Державин, Крылов, Гоголь, Тютчев, Тургенев, полководец Суворов, граф Румянцев и князь Потемкин, шут Балакирев…
— Книга уникальная, — подчеркнул ведущий вечера, писатель, историк Яков Гордин. — Тут и смешные сюжеты, и забавные, и совсем не смешные, поскольку это не просто анекдоты, но анекдоты исторические. Особый жанр, особый ракурс нашей истории за сто пятьдесят с лишним лет — от Петра I до Александра III. Автор, кстати, обещает продолжение — до Николая II… Когда вы будете читать эту книгу, то увидите, насколько характер анекдотов отличается от эпохи к эпохе. Скажем, анекдоты петровской эпохи в основном построены на высказываниях шутов, на основе их шуток. Анекдоты времен Павла I — это уже тексты абсурда. Наступает пушкинское время — и мы видим гораздо более элегантные, острые, тонкие тексты.
В книге впервые представлены анекдоты Н. В. Гоголя, собранные по рукописным источникам. Также впервые под одной обложкой публикуются анекдоты, записанные драматургом и беллетристом эпохи Николая I Нестором Кукольником. И впервые в подобном издании указано более 150 источников, что делает эту книгу интересной не только для широкой публики, но и для специалистов — историков, культурологов, литературоведов.
Прочитать публике несколько историй из книги доверили замечательному актеру Сергею Дрейдену. Яков Гордин, к слову, отметил: «Сочетание исторического анекдота и Сергея Дрейдена - очень удачное, можно сказать - историческое сочетание!»
Актер читал, сопровождая содержание своими комментариями, игрой, репликами: «Вот замечательная история!», «Ой, вот еще шикарная вещь!»
Ефим Курганов рассказал, что первым человеком в России, который стал записывать литературные анекдоты, был Пушкин. (Table-talk, «Застольные разговоры»). Что важно, Александр Сергеевич делал пометку: «Слышал от такого-то».
Потрясающим рассказчиком анекдотов был Иван Андреевич Крылов. Сам сочинял смешные истории про себя. Начал с анекдотов про поэта-графомана графа Хвостова, а потом перешел на себя. Николай Васильевич Гоголь придумывал и мастерски рассказывал анекдоты, любил неприличные истории, их не собирали специалисты, не записывали — было стыдно, но все-таки кое-что удалось воссоздать. Блистали литераторы Петр Андреевич Вяземский и Нестор Васильевич Кукольник, известны их коллекции. Долгие годы собирал анекдоты драматург Александр Николаевич Островский.
Великий острослов - Федор Иванович Тютчев. Известны его политические остроты. Например: «Всякие попытки к политическим выступлениям в России равносильны стараниям высекать огонь из куска мыла», «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого - одно уголовное дело».
Сорок лет ушло у Ефима Курганова на создание этой книги.
Собирать анекдотические истории он начал еще в студенческие годы. В 1990 году в издательстве «Художественная литература» вышла его книга «Русский литературный анекдот конца ХVIII - начала ХIХ века». Тиражом один миллион экземпляров, разошелся который моментально.
— Это была первая книга литературных анекдотов в современной России. Издать ее тогда оказалось непросто — все отказывались, боялись…А после нее началась анекдотическая вакханалия - в массовом порядке стали выпускать сборники анекдотов, - отметил Курганов. - Надеюсь продолжить работу. Есть очень интересные истории, многие из них мне кажутся актуальными.
СПРАВКА
Ефим Курганов - писатель, историк, доцент русской литературы Хельсинкского университета, автор книг «Лолита и Ада», «Роман Достоевского «Идиот». Опыт прочтения», «Анекдот как жанр русской словесности», «Русский Мюнхгаузен» и других. Живет в Париже.
ДОСЛОВНО
Анекдот - слово греческое, в переводе означает «не изданный», не подлежащий печати. Есть две основные формы анекдота: фольклорный (это такая смеховая байка) и исторический (краткий устный рассказ об остроумном ответе или оригинальном поступке исторического персонажа). Анекдот исторический - это своеобразный документ времени, только в нем главный интерес переносится с фактической на психологическую достоверность. Не важно, было ли так на самом деле, главное, что так могло быть.
В библиотеке Пушкина сохранился номер журнала Revue Britannique за 1830 год, где можно прочесть: «Главный источник мемуаров — анекдот, иногда источник более правильный для уяснения действительности, чем официальные документы».
Исторический анекдот, анекдоты про армянское радио, про чукчей и про Чапаева - это разные жанры, миры, которые не пересекаются.
Исторический анекдот умер в 1917 году, большевики его не потерпели.
Анекдот нельзя печатать. Если вы читаете его в газете, то это смерть анекдота.
Русский исторический анекдот: от Петра I до Александра III / Сост., вступ. ст., примеч.: Е. Я. Курганов. — СПб.: Издательство «Пушкинского фонда», 2017
Хозяин дома, в котором Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи. В этом контракте, между прочим, было написано, чтоб он, Крылов, был осторожен с огнем, а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, именно 60 000 руб. ассигнациями.
Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 прибавил еще два нуля, что составило 6 000 000 руб. ассигнациями.
«Возьмите, — сказал Крылов, отдавая контракт хозяину. — Я на все пункты согласен, но, для того чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 руб. асc. поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той ни другой суммы».
Однажды к Суворову приехал любимец императора Павла, бывший его брадобрей граф Кутайсов, только что получивший графское достоинство и звание шталмейстера. Суворов выбежал навстречу к нему, кланялся в пояс и бегал по комнате, крича:
— Куда мне посадить такого великого, такого знатного человека! Прошка! Стул, другой, третий, — и при помощи Прошки Суворов становил стулья один на другой, кланяясь и прося садиться выше.
— Туда, туда, батюшка, а уж свалишься — не моя вина, — говорил Суворов.
Потемкину доложили однажды, что некто граф Морелли, житель Флоренции, превосходно играет на скрыпке. Потемкину захотелось его послушать; он приказал его выписать. Один из адъютантов отправился курьером в Италию, явился к графу М., объявив ему приказ светлейшего, и предложил тот же час садиться в тележку и скакать в Россию.
Благородный виртуоз взбесился и послал к черту и Потемкина, и курьера с его тележкою. Делать было нечего. Но как явиться к князю, не исполнив его приказания! Догадливый адъютант отыскал какого-то скрыпача, бедняка не без таланта, и легко уговорил его назваться графом М. и ехать в Россию. Его привезли и представили Потемкину, который остался доволен его игрою. Он принят был потом в службу под именем графа М. и дослужился до полковничьего чина.
На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда был он в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Петушков с бумагами вошел прямо в кабинет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: «Подписал!..» Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: «Молодец! нечего сказать». Но кто-то всматривается в подпись — и что же? на всех бумагах вместо: князь Потемкин — подписано: Петушков, Петушков, Петушков…
Встречаю я однажды Тютчева на Невском проспекте. Он спрашивает меня, что нового; я отвечаю ему, что военный суд только что вынес приговор Геккерну <Жоржу Дантесу>. «К чему он приговорен?» — «Он будет выслан за границу в сопровождении фельдъегеря». — «Вы в этом вполне уверены?» — «Совершенно уверен». — «Пойду Жуковского убью».
Во время путешествия Гоголя по Испании с ним в одной из гостиниц Мадрида произошел такой случай. В этой гостинице, по испанскому обычаю, было грязно, белье было совсем засаленное. Гоголь пожаловался, хозяин отвечал: «Señor, нашу незабвенную королеву (Изабеллу) причисляют к лику святых, а она во время осады несколько недель не снимала с себя рубашки, и эта рубашка как святыня хранится в церкви, а вы жалуетесь, что ваша простыня нечиста, когда на ней спали только два француза, один англичанин и одна дама очень хорошей фамилии; разве вы чище этих господ?»
В обществе, где весьма строго уважали чистоту изящного, упрекали Гоголя, что он сочинения свои испещряет грязью самой подлой и гнусной действительности.
— Может быть, я и виноват, — отвечал Гоголь, — но что же мне делать, когда я, как нарочно, натыкаюсь на картины, которые еще хуже моих. Вот хотя бы и вчера, иду в церковь. Конечно, в уме моем уже ничего такого, знаете, скандалезного не было. Пришлось идти по переулку, в котором помещался бордель. В нижнем этаже большого дома все окна настежь; летний ветер играет с красными занавесками. Бордель будто стеклянный: всё видно. Женщин много; все одеты, будто в дорогу собираются: бегают, хлопочут. Посреди залы столик, покрытый чистой белой салфеткой; на нем икона и свечи горят. Что бы это могло значить?
У самого крылечка встречаю пономаря, который уже повернул в бордель.
— Любезный! — спрашиваю, — что это у них сегодня?
— Молебен, — покойно отвечал пономарь, — едут в Нижний на ярмонку. Так надо же отслужить молебен, чтобы Господь благословил и делу успех послал.
Державин был правдив и нетерпелив. Императрица поручила ему рассмотреть счеты одного банкира, который имел дело с Кабинетом и был близок к упадку. Прочитывая государыне его счеты, он дошел до одного места, где сказано было, что одно высокое лицо, не очень любимое государыней, должно ему какую-то сумму.
— Вот как мотает! — заметила императрица. — И на что ему такая сумма!
Державин возразил, что кн<язь> Потемкин занимал еще больше, и указал в счетах, какие именно суммы.
— Продолжайте! — сказала государыня.
Дошло до другой статьи: опять заем того же лица.
— Вот опять! — сказала императрица с досадой. — Мудрено ли после этого сделаться банкрутом!
— Кн<язь> Зубов занял больше, — сказал Державин и указал на сумму.
Екатерина вышла из терпения и позвонила. Входит камердинер.
— Нет ли кого там, в секретарской комнате?
— Василий Степанович Попов, Ваше Величество.
— Позови его сюда.
Попов вошел.
— Сядьте тут, Василий Степанович, да посидите во время доклада; этот господин, мне кажется, меня прибить хочет…
Княгиня Трубецкая говорила без умолку по-французски при Тютчеве, и он сказал: «Полное злоупотребление иностранным языком; она никогда не посмела бы говорить столько глупостей по-русски».
