21.11.2015

«Нон/Фикшн»: что листать

25–29 ноября 2015 года в московском Центральном доме художника пройдет традиционная, 17-я Международная ярмарка интеллектуальной литературы

Текст: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ

Фото: www.moscowbookfair.ru

На фото: в центре кадра - член попечительского совета "Нон/Фикшн" Александр Иванов

Сейчас об этом странно вспоминать, но изначально «Нон/Фикшн» задумывался как камерное мероприятие «для своих»: маленькие интеллектуальные издательства, которых на «большой» ММКВЯ оттесняют на периферию издательские монстры, разложат свой штучный товар под сводами ЦДХ, а покупатели-гуманитарии, весьма неуютно себя чувствующие на той же ММКВЯ среди толп, пришедших получать автографы авторов бестселлеров, спокойно их полистают и пообщаются - друг с другом и со столь же высокоумными гостями ярмарки.

Довольно быстро выяснилось, впрочем, что подобная интеллигентская «аура» чрезвычайно востребована. И "Нон/Фикшн" стал фактически главной книжной предновогодней распродажей. Именно под него «подгадывают» свои «умные» новинки не только мелкие, но и крупные издательства. А последние к тому же привозят на него настоящих звезд.

За 17 лет, естественно, год на год не приходился - но в целом репутация и атмосфера «главной ярмарки настоящих книг» (без фикций, то есть как раз «нон-фикшн») здесь сохраняется.

Что интересного припасли издатели читателям зимою 2015 года? Общий список, конечно, огромен. Вот лишь некоторые из новинок, которые имеет смысл если не купить, то уж точно полистать.

Фикшн

1. Людмила Улицкая. Лестница Якова (М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной). Вероятно, главная русская беллетристическая книга осени 2015 года. Семейная хроника, вобравшая в себя и сталинские репрессии, и семидесятнический (нон)-конформизм, и нашу зыбкую современность. Читатели и читательницы давно знают, чего ждать от Улицкой. И Людмила Евгеньевна их не разочаровывает. Впрочем, она уверяет, что это последний ее большой роман. Но обещания подобного рода, даваемые знаменитыми писателями, не всегда оказываются исполнимы.

         

2.

Мишель Уэльбек. Покорность (М.: АСТ, Corpus). Несомненно, главный переводной роман осени 2015 года. Выход острой антиутопии, главная сюжетная пружина которой - принятие Францией ислама, на языке оригинала совпал (день в день!) с трагедией «Шарли Эбдо». Премьера ее русской версии происходит через несколько дней после серии терактов в Париже и в небе над Синаем. Это уже нельзя списать на совпадение; это знак того, что французский мизантроп снова попал в самый больной нерв современности.

           

3.

Василий Авченко. Кристалл в прозрачной оправе: рассказы о воде и камнях. (М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной). Формально это книга краеведческих очерков; но, как замечает в предисловии Захар Прилепин, 35-летний владивостокский журналист и гражданский активист сумел написать настоящий «абсолютный роман», в котором любовь к родному краю не заслоняет понимания места этого края на карте огромной страны, а смакование вкусов местной рыбы и узоров на камнях не заслоняет людей, которые занимаются этой рыбой и этими камнями.

   

4.

Мишель Фейбер. Книга странных новых вещей (М.: Иностранка). Формально эта книга — фантастическая. Речь в ней идет о английском протестантском пасторе, который, пройдя строжайший отбор по не очень понятым критериям, посылается таинственной транснациональной компанией на далекую планету, чтобы рассказывать ее аборигенам о Библии — той самой книге странных новых вещей, о которой предупреждает название свежего (2014 года) романа, над которым автор работал, по его уверениям, десять лет. Но, разумеется, любителям бластеров и зеленокожих красоток в бронебикини в этой книге искать нечего. Мишель Фейбер — тоже «странный новый писатель». Голландец по рождению, австралиец по воспитанию, шотландец по месту жительства последние двадцать лет, он пишет эмоционально точные, полные мельчайших подробностей романы и известен русскому читателю несоизмеримо меньше, чем того заслуживает.

   

Нон-Фикшн

5.

Наталия Зазулина. Миссия великого князя. Путешествие Павла Петровича в 1781-1782 годах. (М.: Бослен). Павел I, с нелегкой руки сановников последующих царствий, желающих дистанцироваться от некрасивой истории его убийства, кажется нам сейчас влюбленным во фрунт солдафоном, капризным деспотом с семью пятницами на неделе, чуть ли не маньяком. Между тем беспристрастный анализ его внутренней и внешней политики показывает, что под внешней эксцентричностью прослеживалась вполне последовательная и не лишённая смысла генеральная линия. Которая сильно ущемляла как интересы бывших фаворитов его матушки-императрицы, так и тех зарубежных держав, которым она благоволила, - что и приблизило развязку 1 марта 1801 года. Но эта книга не об убийстве Павла, а о том, как закладывались основы его понимания Европы и своего места в ней, - в ходе европейского grand tour, который он совершал, подобно своему великому прадеду Петру, инкогнито. По выходу пелевинского «Смотрителя» тезис о том, что «Павел был не тем, что мы о нём думаем» кажется модным и почти что конъюнктурным; но понятно, что подобная богато иллюстрированная и полная исторических подробностей книга делалась независимо от Пелевина. Неужели, как в случае с Уэльбеком, тоже что-то «носится в воздухе»?

   

6.

Дмитрий Жуков. Биология поведения богов и героев Древней Греции (СПб.: Крига). Сама постановка вопроса - биология богов - кажется насмешкой над здравым смыслом. Но петербургский биолог, чья предыдущая книга «Стой, кто ведет», посвященная гормонам, принесла ему премию «Просветитель», и не думает смеяться над читателем. Он исходит из того, что в мифах о богах и героях проявились, и даже можно сказать, - сконденсировались, черты поведения реальных людей - диктуемые, не в последнюю очередь, и их биологией. Которая за три-пять тысяч лет, отделяющих нас от Зевса и Геркулеса, изменилась не так уж сильно. Интересно: как автор интерпретирует известный миф о рождении Афины из головы Зевса?

   

7.

Сергей Чупринин. Вот жизнь моя. Фейсбучный роман (М.: Рипол-классик). Подобно многим интеллектуалам того поколения, что еще успело застать пишущие машинки в качестве полноценного рабочего инструмента, главный редактор «Знамени» воспринимает социальные сети прежде всего как место создания связанных текстов. Так сказать, виртуальный кабинет писателя. А как место их окончательной «канонической» публикации по-прежнему воспринимает лишь бумажную книгу. В данном случае речь идет о книге, вобравшей в себя два года интенсивной фейсбучной жизни. Причем не только рассказываемые «титульным автором» истории мемуарного и литературно-критического характера, но и ответные реплики виртуальных друзей, и его ответы на эти реплики. Но дело всё-таки не в форме, а в содержании. Кто еще расскажет, например, как ему ставили цэковскую «вертушку»?

   

Поэзия

8.

Николай Олейников. Число неизреченного (М.: ОГИ). Вслед за полными собраниями сочинений поэтов Введенского, Нельдихена, Вагинова, Заболоцкого возглавляемое поэтом Максимом Амелиным издательство ОГИ подготовило еще один прекрасный 560-страничный том, посвященный поэту обериутского круга - Николаю Макаровичу Олейникову, расстрелянному в 1937 году 39 лет от роду. Олейников известен своими как бы пародийными (а сейчас бы мы сказали — стёбными) «посланиями, бичующими разврат», колючей любовной лирикой и детскими стихами и историями, переворачивавшими представление об этом жанре. Отличительной чертой этой книги стало предисловие известных историков литературы Олега Лекманова и Михаила Свердлова, тоже переворачивающее представление о жанре предисловия: в нём двести станиц, это полноценная монография. Точнее — диграфия, раз авторов двое.

   

9.

Дилан Томас. Полное собрание стихотворений (М.: Центр книги Рудомино). Почти современник Олейникова, он тоже прожил 39 лет и тоже умер в переломном для России году — 1953-м. Но далеко от России и по естественным причинам — если можно читать таковыми злоупотребление алкоголем. Но, как водится, помнят, любят и считают одним из лучших поэтов своего языка в XX веке его далеко не только за это. А за что — читатель может решить сам: издание двуязычное, так что просодией оригинального стиха можно насладится, «подглядывая» в перевод. А переводили Томаса лучшие русские поэты. Но все-таки самый неожиданный «перевод» Дилана Томаса сделал американский паренек Боб Циммерман, выбравший имя своего заокеанского кумира в качестве сценического псевдонима.

   

10.

Григорий Дашевский. Стихотворения и переводы (М.: Новое издательство). Григорий Дашевский (1964–2013) — наш современник и уже не наш современник; впрочем, таким он был и при жизни. Человек, безусловно вовлеченный в московский интеллектуальный круг, причем не на последних, а на первых ролях, он на равных общался с Проперцием, Тибуллом, Горацием... Настоящая книга — первое полное собрание поэтических сочинений прекрасного поэта. Оно, увы, невелико по объему. Наше время не располагает к сочинению стихов. Но тем ценнее каждое стихотворение.