16.12.2016
Карамзин

Пой, Карамзин…

Автор «Бедной Лизы» и «Истории государства Российского» всю жизнь писал стихи. И мы напрасно выпускаем это из виду

Карамзин Николай Михайлович
Карамзин Николай Михайлович

Текст: Арсений Замостьянов *

Николая Михайловича Карамзина иногда цитируют главы государства. «История государства Российского», после долгого перерыва, переиздается ежегодно. Да и «Бедную Лизу» до сих пор изучают школяры и студенты как памятник русского сентиментализма. А ведь он начинал как поэт… Только ли начинал? И означает ли эта биографическая формулировка, что с годами Карамзин охладел к поэзии, а она — к нему? Его стихи не вошли в канон Золотого века русской литературы, но при этом мало кто из старших современников сильнее повлиял на первых русских романтиков и поэтов пушкинского круга.

Карамзин-историк заслонил Карамзина-поэта, хотя писатель — и даже писатель-сентименталист — ощущается в каждом томе «Истории государства Российского».

Сегодня трудно представить, что молодые литераторы «прогрессивного направления» первых лет нашего пушкинского Золотого века безоговорочно считали Карамзина гением и вождем, открывшим новые миры русской словесности. В чем же его открытие? Тут уместно вспомнить термин из истории литературы: сентиментализм. То есть углубленное внимание к собственной личности, к интимным переживаниям. Причем без натурализма, а под туманной дымкой легкой меланхолии. Вот из лучшего карамзинского:

  • Веют осенние ветры
  • В мрачной дубраве;
  • С шумом на землю валятся
  • Желтые листья.

Пришла осень. Смена времен года напоминает нам о быстротечности жизни. И это важнее любых политических поворотов. Пётр Вяземский восхищался:

«Тут все верно: краски, точность выражения и музыкальный ритм. В философических стихотворениях Карамзин также заговорил новым и образцовым языком. В них свободно выражается мысль».

Карамзин не только писал, осваивая разнообразные жанры. Он показал себя изобретательным издателем, законодателем моды, открывателем направления. Словом, властителем дум. Не первым и не последним, но цепким. Прежде поэзия считалась чуть ли не государственной службой. Во имя просвещения державы, во имя утверждения истины поэты водились с царями и вельможами, воспевали воинские победы, излагали в стихах мечты о политических преобразованиях. Карамзин отрицал патетику. Излюбленный жанр — дружеское послание. Непринужденный разговор о том о сем. И о высоком, и о низком. Заметки и наблюдения — о временах года, о старении всего и вся. Легкая грусть без претензии на глобальную трагедию. Нас не удивляет, что осенний пейзаж он переносит в собственную душу. А тогда это воспринималось как открытие:

  • Смертный, ах! вянет навеки!
  • Старец весною
  • Чувствует хладную зиму
  • Ветхия жизни.

Вздох в финале. За это его и ценили. Больше того, любили. «С ним родилась у нас поэзия чувства, любви к природе, нежных отливов мысли и впечатлений, словом сказать, поэзия внутренняя, задушевная... Если в Карамзине можно заметить некоторый недостаток в блестящих свойствах счастливого стихотворца, то

он имел чувство и сознание новых поэтических форм»,

 —

никто точнее Вяземского об этом не поведал. Он нашел в Карамзине целый мир.

Конечно, тут речь не только о стихах, но и о бедной Лизе и ее литературных сродниках. Но первые открытия Карамзин совершал все-таки в поэзии, главное - это, конечно, «желтые листья»: «Тихая нега, свежее благоухание, те же умеренные краски в картинах. Поэзия утратила свой резкий и ослепительный блеск: в ней есть что-то более успокоивающее и чарующее глаза миловидными и разнообразными оттенками. Одним словом, меланхолия была до Карамзина чужда русской поэзии. А что ни говори новейшие реалисты и как ни блистательны некоторые их попытки, меланхолия есть одна из принадлежностей поэзии, потому что она одна из природных принадлежностей души человеческой».

Конечно, и до Карамзина на русском языке появлялись стихи о частной жизни «лирического героя». Среди них и шедевры найдутся. Распевал любовные песни Сумароков, острил Василий Майков. Разнообразно проявлялся своенравный дух Державина — поэта, который не боялся предстать перед читателем и в домашнем халате. Но

Карамзин первым демонстративно углубился во внутренний мир, в собственные тихие думы и частные эмоции. Это и называли «новой чувствительностью».

Даже рифма казалась ему чем-то помпезным — и он приучил соратников к белым стихам. Лишь бы сохранить право на камерное высказывание, на вздохи и слезы. Всего этого не хватало в прежней поэзии, гремевшей громами. Он не уставал теоретизировать, комментировать собственные открытия: «Все люди имеют душу, имеют сердце: следственно, все могут наслаждаться плодами искусства и науки, и кто наслаждается ими, тот делается лучшим человеком и спокойнейшим гражданином». Временами Карамзин ставил искусство выше жизни. И уж, конечно, выше чинов и орденов. Сборник своих произведений он назвал программно: «Мои безделки». А друг и последователь Карамзина Иван Дмитриев «развил тему», назвав свою книгу «И мои безделки». Поклонники восхищались тем, как изящно Карамзин закрылся от государственной жизни с ее навязчивым регламентом. А он все-таки писал и о маневрах большой политики. Но — в подчеркнуто миролюбивом духе.

Новое слово сентименталиста в поэзии — субъективная лирика. Даже Илью Муромца он превратил в куртуазного рыцаря. Сам Карамзин со временем распрощался с таким максимализмом. Вообще-то он всегда любил не только созерцать, но и поучать, потому и повернулся в конце концов лицом в сторону государства. Но зерна, которые он посеял, проросли в стихах и в прозе от Жуковского до Набокова. «В Европе сентиментальность сменила феодальную грубость нравов; у нас она должна была сменить остатки грубых нравов допетровской эпохи. Это понятно там, где не только просвещение и литература, но и общительность и любовь были нововведением. Сентиментальность, как раздражительность грубых нервов, расслабленных и утонченных образованием, выразила собою момент «ощущения» (sensation) в русской литературе, которая до того времени носила на себе характер книжности», - рассуждал Белинский. Всему свое время. И, чтобы легче было различать веяния времени, мы придумываем терминологию, говорим о стилях и направлениях… Все это — условности. Дистиллированных сентименталистов не бывает.

Почтение к прогрессу в его сознании всегда переплеталось с определенным консерватизмом, который вовсю проявился и в «Записке о древней и новой России», и в «Истории». А Державин благословил Карамзина еще в 1791 году, в финале «Прогулки в Сарском селе»:

  • И ты, сидя при розе,
  • Так, дней весенних сын,
  • Пой, Карамзин! — И в прозе
  • Глас слышен соловьин.

Соловьи соловьями, но иногда он в стихах все-таки выходил и «на государственный уровень». Этого ждали от молодого певца старшие собратья — такие, как Державин. На коронацию нового императора Павла Петровича Карамзин разразился неожиданно пространной одой, в которой в споре с воображаемым оппонентом перечислил все возможные доводы в пользу сына Екатерины, все надежды, связанные с новым правителем.

Оказалось, что и он способен к политическим декларациям в стихах:

  • Итак, на троне Павел Первый?
  • Венец российския Минервы
  • Давно назначен был ему...
  • Я в храм со всеми поспешаю,
  • Подъемлю руку, восклицаю:
  • «Хвала творцу, хвала тому,
  • Кто правит вышними судьбами!
  • Клянуся сердцем и устами,
  • Усердьем пламенным горя,
  • Любить российского царя!»

Разочарование в Павле быстро охватило Карамзина — тогда еще далекого от придворной жизни. Он написал стихи, которые получили дополнительный смысл много лет спустя, когда появилась «История государства Российского»:

  • Тацит велик; но Рим, описанный Тацитом,
  • Достоин ли пера его?
  • В сем Риме, некогда геройством знаменитом,
  • Кроме убийц и жертв не вижу ничего.
  • Жалеть об нем не должно:
  • Он стоил лютых бед несчастья своего,
  • Терпя, чего терпеть без подлости не можно!

Это написано в 1797-м, за несколько лет до того, как Карамзин стал историографом. Нашим новым летописцем стал отпетый моралист. Эти строки не забылись даже, когда Карамзина заслонили поэты пушкинского поколения. «Какой смысл этого стиха? На нем основываясь, заключаешь, что есть же мера долготерпению народному», - пояснял Вяземский.

Пожалуй, это самое бунтарское стихотворение Карамзина. И, возможно, самое запоминающееся.

Надежды рассыпались быстро. И Карамзин очень скоро убедился: «что сделали якобинцы в отношении к республикам, то Павел сделал в отношении к самодержавию; заставил ненавидеть злоупотребления оного». Да, он успел разочароваться и в революции, и в самовластье. Искал идеала в просвещенном самодержавии… Когда Павел погиб, нового императора, Александра, Карамзин приветствовал еще усерднее, чем его несчастного отца:

  • Как ангел божий ты сияешь
  • И благостью и красотой
  • И с первым словом обещаешь
  • Екатеринин век златой…

Молодой император, в отличие от бабушки, был равнодушен к поэзии, да и вообще к словесности. Но к похвалам Карамзина отнесся благосклонно. Недавний автор «Безделок» все реже писал стихи, но на победы 1812—1814-го отозвался непривычно помпезной конструкцией «Освобождение Европы и слава Александра».

  • Лежат храбрейшие рядами;
  • Поля усеяны костями;
  • Всё пламенем истреблено.
  • Не грады, только честь спасаем!..
  • О славное Бородино!
  • Тебя потомству оставляем
  • На память, что России сын
  • Стоит против двоих один!
  • (1814)

Прославляя победы, он никогда не забывал о жертвах. Это и в «Истории» проявится. Другие певцы побед звучали яростнее. А Карамзин превращался в мудреца.

Можно ли сегодня получать удовольствие от карамзинских стихов? С годами многое превратилось в банальность. Другие поэты перепели его мотивы многократно, добавили своих специй. Многие из них писали куда сильнее Карамзина и превзошли того, кто открыл в русской поэзии очарование безделок.

Но, как это ни банально, стихи не умирают. Под слоями вековой архивной пыли они остаются равными себе. Можно ощутить и даже измерить импульс Карамзина, силу его открытий.

Ведь все проще некуда: деревья облетают, годы уходят, печаль сопровождает уединение. Это и есть поэт Карамзин. Соловьиная песня и желтые листья. Сентиментально? Еще бы.

* Арсений Замостьянов - поэт, заместитель главного редактора журнала «Историк», редактор-составитель 10-томного собрания сочинений Г. Р. Державина.

Ссылки по теме:

#Арсений Замостьянов #Карамзин #юбилей
Автор:Арсений Замостьянов (Текст)
Главная > Материалы проектов > Карамзин