Текст: Елена Одинокова
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Обложка и фото взяты на сайте издательства
В мае Елена Одинокова поднялась на сцену "НацБеста" - так что особой тайны в том, что она и есть Упырь Лихой, теперь, думается, нет. Сообщаем об этом не из желания посплетничать, а потому что фигурировавший в коротком списке роман Упыря был довольно-таки дерзновенный: "Описывает интенсивные и печальные российско-украинские отношения через практики жестокого извращенного секса. При этом описывает хоть и аллегорически, но чрезвычайно натуралистически," - так мы о нем рассказывали. Посему держать в голове некоторую - пусть даже додуманную - конгениальность рецензента и рецензируемого кажется небесполезным. Ну или как писал Пушкин: "любопытно видеть о сем предмете рассуждение человека, вполне разрешившего сам себе сию свободу, напечатав книгу, в которой дерзость мыслей и выражений выходит изо всех пределов".
Алиса Ганиева. «Её Лиличество Брик на фоне Люциферова века»
М.: Молодая гвардия, 2019 г.
Начало двадцатого века — время ярких, независимых женщин, которые перестают довольствоваться ролью «музы» и становятся творцами. Анна Ахматова – поэтесса, Айседора Дункан – танцовщица, Зинаида Гиппиус – писательница и поэтесса, Симона де Бовуар – писательница, философ, феминистка, Фрида Кало – художница. Было бы нелепо называть их «жена Гумилева», «жена Есенина», «жена Мережковского», «возлюбленная Сартра», «жена Риверы». Личная жизнь этих женщин значительно менее интересна для современного биографа, чем их вклад в искусство. О Лиле Брик так сказать нельзя, и Алиса Ганиева это признает: «Смехов привел мне слова маяковеда Зиновия Паперного, что Лиля Брик — это женщина, которая всю себя посвятила своей личной жизни. Так что говорить о Лиле и не вспоминать ее любовников — всё равно что говорить об Эйфеле и не вспомнить о его башне. Так что в Лилин будуар неизбежно залезают все ее биографы… <…> В этом тесном будуаре уместилась и я».
Советский союз с его жесточайшей цензурой редко оставлял лазейки для эротики, и одной из таких «дыр» было искусство. Не считалось зазорным перебирать грязное белье Пушкина, с маниакальной настойчивостью рассматривая каждую его любовную связь: личная жизнь будоражила умы исследователей в эпоху эротического голода.
Потому в СССР не было Чиччолины, но была Лиля Брик.
Казалось бы, сейчас, когда желтая пресса в избытке кормит публику сальными историями из жизни селебрити, потребность в этой «культурологической эротике» отпала, но радио и ТВ продолжают радовать аудиторию пикантными подробностями жизни советских поэтов. С чем это связано? Возможно, представители старшего поколения просто ищут оправдание своим страстям, как средневековые монахи, в экстазе припадающие к ногам Девы Марии. Но зачем же молодая и прекрасная Алиса Ганиева вновь тревожит старые кости, пытаясь нарастить на них новую плоть?
Мы знаем и других неординарных женщин той эпохи — Любовь Менделееву, Надежду Пешкову, Елену Дьяконову. Сложно переоценить вклад Дьяконовой в мировую живопись, но художником она не была. Кто такая Лиля Брик? Гадкое матерное слово вертится на языке после прочтения книги Ганиевой. Нет, не то: «Муза русского авангарда». Как бы ни старалась Алиса избавить ее от клейма «музы», придатка к великому человеку, единственное амплуа, которое прославило ее лиличество и которое интересует публику – «любовница Маяковского».
Попытка нового, профеминистского рассмотрения личности Лили Юрьевны с треском провалилась: во-первых, Ганиева далека от феминизма, во-вторых, ей сопротивляется сам материал.
Алиса рисует женщину с ярчайшим темпераментом и сильной волей, но глубоко зависимую, жаждущую поклонения мужчин, нуждающуюся в их деньгах и подарках, в их покровительстве. Женщину то расчетливую и хладнокровную, то истеричную и склонную к суициду. Женщину, которая ни дня не могла прожить без роскоши. Которая заставляла выдающегося советского поэта бегать по бутикам, покупая чулки и духи. Женщину, которая, неприлично сюсюкая, просила его привезти из-за границы машинку. Которая не гнушалась средствами, украденными Краснощековым у государства.
Что нового можно сказать о Лиле Брик после всего, что сказали Катанян и Янгфельдт? Что может передать мысли и переживания Лили лучше, чем ее собственные записи? Казалось бы, жизнь Лили Юрьевны уже достаточно исследована и многократно пересказана – однако именно это, вероятно, и побудило Алису начать самостоятельное расследование.
Легенды, слухи, сплетни, разночтения — что было правдой, а что нет? Алиса, подобно героине Кэрролла, исследует глубочайшую кроличью нору музы русского авангарда: тут и нежелательная беременность, и восстановление девственной плевы, и прочие гинекологические подробности. Алиса даже полемизирует с предшественниками по вопросу достоверности их сведений о гименопластике, сопоставляет версии о бездетности Лилии, пытается выявить наличие/отсутствие коитуса Маяковского с Татьяной Яковлевой и т. д. Гинекология в этой книге сплетается с психологией: любила ли Брик Маяковского? Если да, то как друга или как поэта? Кончала ли она с Маяковским? Какую роль в жизни Маяковского играли другие женщины? Какие великие комбинации устраивала Лиля, чтобы победить соперниц? Для Ганиевой по большому счету не важна поэзия тех лет, главное в этой книге — подчинение большого, сильного мужчины маленькой властной женщине, которая терзалась собственной творческой несостоятельностью.
Вопрос о том, где правда, а где вымысел, остается открытым. Ясно одно: Ганиева едва ли не больше всех натоптала в будуаре Лили.
Критик Мария Нестеренко справедливо упрекает Алису в том, что та даже не пыталась исследовать сценарии, пьесы, либретто, написанные Лилей. Добавлю к вышесказанному, что женщин-режиссеров за всю историю советского кино можно насчитать не более 80, а в истории кино 20-х гг их меньше десятка: Эсфирь Шуб, Ольга Преображенская, Татьяна Лукашевич, Ольга Ходатаева, сестры Брумберг. На этом фоне даже небольшой вклад Лили Юрьевны в отечественное кино имеет огромное значение, но режиссерская работа Брик мало впечатляет Ганиеву. В книге цитируются письма, воспоминания, дневниковые записи, однако автор негласно отказывает Лиле в праве считаться писательницей, мемуаристкой. Сравнивая сестер Каган (вторая - Эльза Триоле, тоже вполне роковая), Ганиева пишет: «Музыка, математика, скульптура, балет, актерство, режиссура, сочинение пьес, — всё, за что бралась похитительница сердец, так и осталось недоделанным, недодуманным, всё провалилось в забвение. Лиля Брик осталась в истории не в качестве великого созидателя, а в качестве великой женщины. И всё равно умудрилась затмить трудолюбивую младшенькую!»
Стоит заметить, что история помнит целый ряд независимых образованных женщин, которые собирали вокруг себя известных деятелей искусства. «Литературный салон» Брик для советской эпохи был скорее анахронизмом, нежели чем-то прогрессивным, да и сама Брик не тянула на образец нового советского человека — ее скорее можно сравнить с Аполлинарией Сусловой, ставшей музой Достоевского и проклятьем Розанова. Пресловутый менаж а труа практиковали Авдотья Панаева, Полина Виардо, Любовь Менделеева. Отношения Гиппиус и Мережковского были, пожалуй, скандальнее, чем жизнь четы Бриков. Что же необычного было в биографии Лили?
Портрет истерички, садистки и бунтарки на фоне «Люциферова века» — вот что представляет собой книга Ганиевой. Лиля Брик не подчинилась ни своему знаменитому любовнику, ни советскому режиму, больше всего она ценила деньги, собственную свободу и комфорт. Она любила свой век, но не жила по его законам. В этом Ганиева видит ее уникальность.
Отдельно стоит сказать о неровном тоне, которым ведется повествование. Часто в тексте проскальзывают откровенные насмешки: «…это уже апрель 1918-го, разгорается Гражданская война, но у Лили свое веселье — вожделенные обои и портьеры наконец-то добыты». Чувствуется, что Алиса так и не определилась с личным отношением к Лиле: Ганиева ее то превозносит, то осуждает, безжалостно выставляя на всеобщее обозрение слабые стороны «музы» Маяковского. Описывая ссору Лили со Шкловским, Ганиева начинает откровенно издеваться, как будто речь идет о ее знакомой феминистке: «…Лиля была уязвлена до костей. Она-то считала себя равноправной лефовкой, а ей то и дело указывали место у самовара. Выходит, что ее драгоценное мнение кто-то считает неважным, неинтересным? Да как они смеют!»
Ганиева пишет не о богах советского искусства, а о жалких людишках, сознательно снижая стиль и обращаясь к современности. Она с удовольствием отмечает: «…на округлой попе Лили заметен целлюлит». Окружение Бриков Алиса сравнивает с Форумом молодых писателей в Липках, выступления футуристов в 18 году – с «Камеди клабом», где богатые и знаменитые смотрят пародии на себя самих. В итоге погружения в иную эпоху нет, есть только «присвоение» и столкновение версий – «мнения сексологов и психологов». Грязного (и непременно дорогого) белья в этой книге значительно больше, чем истории искусства. Туалетам Лили вообще посвящена отдельная глава – то, что носят селебрити, всегда невероятно важно для публики.
Такая книга могла быть написана в девяностые — тогда были бы уместны все эти противоречивые сплетни, приправленные словечками «крутой», «прет», «колбасит».
Она могла бы продаваться на одном лотке с «Анекдотами от Раневской», «Комсомольской правдой» и журналом «Огонек». Сильнее всего трогает воображение читателя как раз история в стиле Дарьи Асламовой: известный телеведущий пытался пригласить Алису в бордель, чтобы она набралась там жизненного опыта и стала великой писательницей, совсем как Лев Толстой. Но в бордель честная Алиса не поехала, и Льва Толстого из нее не вышло.
«Так или эдак, но лет через десять, двадцать, а то и все тридцать о Лиле Юрьевне Брик предстоит узнать что-то новое и неизведанное — ведь пока открыты не все тайники и не все секреты. А до тех пор — давайте искать любовь», — пишет Ганиева в конце. Так что публика, вероятно, должна настроиться на сиквел.