Пределы толерантности таксы и человека

Текст: Андрей Мягков

Обложка с сайта gorodets.ru

Упырь Лихой. «Толерантные рассказы про людей и собак»

М.: Флюид, 2018. (Книжная полка Вадима Левенталя)

Диме четыре годика, и его мама ненавидит проклятых ватников, борется с кровавым режимом в фейсбуке и спит с тетей Верой. У тети Веры есть сын Сережа, Димин ровесник, и когда мальчики лежат в одной кроватке, Сережа частенько просит друга потрогать его, но Дима отказывается - ведь тогда у него на ладошках вырастет шерсть. Папа Димы тоже такую дружбу не одобряет, не коррелирует по этому поводу с мамой и предлагает ей свалить в гейропу, раз ее так волнуют проблемы сексуальных меньшинств. Папа Димы - очень цельная личность: он смотрит футбол, пьет пиво и носит высокие берцы. Приезжих, толерастов и «неправильных дядь» папа не любит, но почему-то спит в одной кроватке с дядей Максимом из Воронежа - наверное, это такая крепкая мужская дружба, но маленький Дима пока мало что знает о мужской дружбе. Зато он знает, что Эдик - толерантная такса, потому что ему абсолютно все равно, на какую собаку запрыгивать.

Автор «Толерантных рассказов про людей и собак», скрывающийся под летописным псевдонимом Упырь Лихой, промышляет такого рода шаржами по меньшей мере лет десять: так, открывающая сборник повесть «Толерантная такса» написана была аж в 2008 году, после чего автор поучаствовал в паре сезонов "Нацбеста" и пополнил свою кармическую копилку похвалой от Александра Снегирева. Этот своеобразный выход в свет так и не вытащил Упыря из самиздатовского мирка, где он вполне комфортно существовал до нынешней публикации и неспешно дописывал свои сатирические рассказы про людей и собак. Правда, кто в них человек, а кто его лучший друг, понятно не всегда, но это не Упырь такой Лихой, а жизнь и законы жанра.

К сожалению,

собравшиеся под обложкой тексты выглядят неоднородно:

подборка анекдотов о студенческой дружбе еврея Ицхака и славянина-антисемита Руслана получилась скорее утомительной, чем смешной, да и следующий за ней рассказ о бойце маникюрного фронта Светлане можно было с чистой совестью оставить и дальше прозябать в глубинах интернета. С другой стороны, заключительную (и непривычно лиричную после творившегося на предыдущих страницах) историю о привязанной к дереву собачке нестыдно рекомендовать к прочтению даже своему самому серьезному другу. Сюжета там, как и во всех историях, ни на грош - юнец и его мама не ужились с собачкой из приюта, - но написано это с тем самым освежающим чувством меры, которого удушливо не хватает некоторым другим фрагментам: здесь и смешно, и грустно, и вообще не так часто на русском пишут что-то настолько обаятельное о круговороте насилия и психологических травм в природе.

Но самая веская причина дать сборнику шанс - повесть «Толерантная такса», с которой книга начинается

и синопсис которой можно поглядеть парой абзацев выше. О чувстве меры там никакой речи уже не идет, но все это настолько задорно - и при том гладко - написано, что не оторваться - так мы до последней точки и смотрим на мир глазами маленького мальчика Димы, а мир безумно пялится в ответ, и правый глаз у него безбожно косит.

Главное здесь, конечно, именно угол зрения: сквозь безоценочный, не испорченный культурными фильтрами взгляд ребенка иногда прорывается голос рассказчика - также предельно безоценочный, - и сочетание оказывается на редкость органичным. Дима в силу возраста еще не определил для себя хорошее и плохое, а рассказчик такими категориями не оперирует из идейных соображений. Остается лишь добавить лошадиную долю гротеска - и вот все возможные социальные, этнические, политические, национальные и сексуальные идентичности сливаются в самозабвенном сатирическом экстазе. Сливаются при этом не механически, а действительно остроумно: кто бы мог подумать, что банальное вроде бы подтрунивание над межнациональными конфликтами - в садик к относительно русским детям приходит воинственно нерусский мальчик Аслан - окажется феерически смешным. И таких набивших оскомину конфликтов, заставляющих не привычно морщиться, а смеяться чуть ли не до слез, здесь еще навалом - и это несомненный успех.

В следующей повести, «Рыжая сука госдепа», подросший Дима с родителями, друзьями и тетей Верой отправится на отдых в Крым, и соленый воздух не сделает этот калейдоскоп предрассудков менее смешным. Только взгляд Димы обретет ясность и окончательно сольется со взглядом рассказчика, что почти не изменит расстановку сил, но даст повод для одного занятного наблюдения.

Сатирической литературе обычно предписывают некие педагогические функции

- дескать, она подсказывает читателю, как нужно делать, а как не нужно; высмеивает не просто так, а с определенной моральной позиции. В предисловии к «Толерантным рассказам» Вадим Левенталь определяет эту моральную позицию как здравый смысл, с высоты которого автор и предлагает читателю оглядывать творящийся вокруг беспредел, и с этим, в целом, не поспоришь - без здравого смысла в таком зверинце никуда. Однако поведение Димы во второй повести, то, как его голос сливается с абсолютно безразличным и тотально ироничным голосом автора, подзуживает затеять скромный методологический спор - здравый смысл подразумевается автором не как отправная точка к работе над собой и миром, не как постановка болезненного вопроса, а как своеобразная форма эскапизма. Ни одна из идентичностей не воспринимается Димой всерьез, над каждой из них он, вслед за автором, готов посмеяться, а когда надоест - можно запереться у себя в комнате и поиграть в ГТА. Врезать замок, пока никого нет дома, - очень здравое решение, дорогой читатель.

Таким образом, Упырь в своей книге занимается не выстраиванием обратной связи с публикой, а фиксацией патологически несерьезного отношения к миру - что само по себе не плохо и не хорошо, но во многом душеспасительно. Как не плоха и не хороша отборная ругань, которая льется со страниц книги и о которой нужно обязательно предупредить потенциального читателя - вдруг у него аллергия. Всем остальным настоятельно рекомендуем проверить уровень собственной толерантности - если на первой же странице не проснется рвотный рефлекс, удовольствие гарантировано.