10.08.2022
Рецензии на книги

Типа Я(сная Поляна)

Профессиональный читатель из Омска Антон Осанов начинает разбор текстов финалистов яснополянской премии с повести Ислама Ханипаева, знакомой ему (и нам) еще по «Лицею», — и находит в ней ряд отличий

Текст: Антон Осанов

Ислам Ханипаев. "Типа я"

М.: Альпина-проза, 2021 - 280 с.

В 2021 году «Типа я» будто ненароком всунулся между привычных текстов «Лицея», каждый сезон вспоминающих детство. И хотя повесть дагестанского писателя Ислама Ханипаева тоже смотрела на мир глазами ребёнка, эта непричёсанная, полная ошибок, непрофессиональная работа сумела заглянуть куда глубже, чем выскобленные добела конкуренты.

Поэтому важным казалось сравнить возмужавший текст «Ясной Поляны» с юношеским текстом «Лицея». Вдруг как-то не так повзрослели.

На первой же странице взгляд цепляется за обещание второклассника Артура: «Я бы вырубил Гасана-Вонючку». Вырубил… вырубил… что-то не то. Не щёлкает выскочившая из суставов челюсть. И верно, в неправленом оригинале «дурачок»-Артурчик мечтает: «Я бы выстигнул Гасана-Вонючку». С неизменным орфографическим промахом, «и» вместо «е».

Казалось бы, ну и что?

О, ничтожная семантическая разница свидетельствует о большой переделке текста. Вопреки услужливому поисковику «вырубить» и «выстигнуть» не одно и то же, так как «вырубить» — победить в драке нокаутом, а «выстегнуть» — более общее понятие, означающее выбивание врага из привычного тому положения. Выстегнуть — это не просто нанести сокрушающий удар, а выцепить противника и спустить с социальной лестницы, хлёстко расставив акценты.

К тому же «выстегнуть» — это вот прямо суть дагестанского колорита, подзабытое уже в Гольяново и на Уралмаше слово, которое на всю Россию разнёс аварский боец Шамиль Абдурахимов.

Эту разницу интуитивно понимал изначальный текст Ханипаева, именно эта разница была в нём важна, и именно эта разница оказалась изжита в издании «Альпины нон-фикшн». Гладкий, смягчённый текст превратился ровно в то, что от него хотела женско-блогерская аудитория — в понятную милую историю об этнике и о травме. Тогда как угловатость «Типа я» обнажала классическую пропповскую структуру, где ищущий своего отца Артур оказывался тем самым героем с тысячью лиц.

Так, в повести присутствует волшебный помощник (воображаемый Крутой Али), инициация (драчки и поиск отца), зло с хтоническим прозвищем (Гасан-Вонючка), верные спутники (Суперкрутая команда), переход границы (проникновение на стройку), а в конце — полный во всём оборот, из цикла которого Артур вырывается тем, что мирится с Гасаном и принимает отца таким, каким он вдруг оказался. И вот нет уже марвеловских болванчиков, о которых грезят в начале повести. Настоящие появились герои. И исчезает, попрощавшись, Крутой Али.

В качестве подтверждения можно пробежаться глазами по рецензиям на «Типа я» — в основном это перечисление слов и эпитетов, сплошная характеристика, «искренний честный текст», и это нормально, потому что люди всегда испытывали трудности, пытаясь говорить о мифе. О повести вообще сложно что-то сказать, ибо настоящее произведение всегда туго продавливается, не впускает в себя. Но если войти, проникнуть — обнаружится крайне простой, архетипичный сюжет. Он выщелочен до мифа, до древнего похода к своему страху и возвращению обратно к домашнему очагу. Это работает на куда более глубоком уровне, чем может любая литература.

В новой редакции структура осталась той же, но литературное несовершенство оригинала всё же задавало иной тон прочтения. Опечатки, косноязычность и пропуски были частью стилистики, той кавказской напористостью, которая порывается что-то сказать. Это помогало острее проживать текст, ибо осознавалось — да, автор не писатель и не читатель, да, он из сложного многоязычного Дагестана, да, это всё больше кино и сценарий, но какая же это классная вещь!

Сейчас же, когда «Типа я» причесала мастеровитая редакторская рука, повесть не то чтобы полностью изменилась, нет… просто теперь она выглядит как продукт профессионального литературного мира, хотя немалая доля её очарования заключалась в естественности, доверчивости и лубке.

Всё прозвучавшее напоминает брюзжание, но история хорошей книги — это всегда история читательской рецепции, и Ханипаеву удалось создать такое произведение, о котором хочется что-нибудь додумать и сущую, может быть, приписать чепуху. Многие, слишком многие книги этого лишены! Ислам Ханипаев сочинил уникальный текст, поэтому грустно видеть его отшелушенным теми же технологиями, что и всё остальное зерно. В новой редакции «Типа я» заблестел, заполучил правильный выговор, утратил непосредственность, и вот уже за тщательно подогнанными словами не так заметен миф, который и придавал повести её мощь.

Удивительно, что для этого надо было только пригладить, «сделать правильно». Ну, сделали. И что-то улетучилось. Может, даже не из самого текста, а из готовности воспринимать его как нечто более важное.

По счастью, «Типа я» всё ещё остаётся той наивной литературой, которая проговаривает мир с позиции ребёнка. Под «ребёнком» может скрываться как малыш, так и вообще неполноценный повествователь — инвалид, изгой, умственно-отсталый, больной — и такой рассказчик, в отличие от здравомыслящих взрослых, бесхитростно заявит о голом короле.

Повесть честно отрабатывает этот приём, и точным замечаниям Артура хочется лишь покивать. Тем не менее, мальчик мог пристальнее смотреть на мир. Не только представлять, как Крутой Али переворачивает машины, но и вообще пройтись по нашей непонятной реальности, выстегнуть её в несколько хлёстких фраз. Так удалось в «Кролике Джоджо», где скакучий Гитлер нашёптывал мальчику всякое, но «Типа я» больше сосредотачивается на личных проблемах маленького человека, что, конечно, пересекается с «вечным», но могло бы просто им быть.

С другой стороны, эта осторожность предохранила повесть от торговли этничностью. Дагестан для многих россиян terra incognita, там неясное что-то и страшная эта «жиесть», и Ханипаев мог бы объяснить, рассказать, упростить, но, к счастью, не сделал ничего такого. Словечки вроде «всехний» и золотые унитазы мелькают где-то на периферии, не пытаясь подкупить тем, что вот оно как в Дагестане-то, почитайте. В центре повести — переживания ребёнка, не Махачкалы. Поэтому у Ханипаева получилась история для всей страны, да, в общем-то, даже для всех людей.

Почему-то вспоминаются детские детективы, когда на каникулах детвора объединялась в сыск, начинала что-то смешное расследовать, а натыкалась на большое и важное. Так вот, Ханипаев наткнулся на реальность, на мир такой, какой он есть, и сделал он это как раз в силу своей не-литературности. В этом смысле успех «Типа я» вряд ли будет повторён. Так пишут всего раз, на удачу, а потом выдают повтор. Да больше, наверное, и не надо, ведь Ханипаев уже натолкнул восьмилетнего мальчика на действительность, причём не для жалости натолкнул, а для героической встречи, для преодоления рока. Любой такой поход заканчивается путешествием внутрь собственных страхов, которые и делают из окружающих людей монстров. «Типа я» рвёт этот порочный круг, побеждает не кого-то вовне, а рушит стену, отделяющую «Типа» от «Я», выводит всё в тождество, в предельное настоящее.

Принимать мир напрямую, без спасительных коконов, нас учит второклассник Артур из Дагестана.

Если Крутой Али оказался выдумкой, суперкрутой воин был настоящим.


Антон Осанов – литературный обозреватель, редактор-фрилансер, "текст-доктор". Фото: textura.club