Текст: Елена Нещерет
Для начала – немного сухих цифр. В финале этого сезона три писателя и семь писательниц, и все имена – новые. Погодите, а как же Евфросиния Капустина, знакомое ведь имя? Да, знакомое по прошлогоднему Короткому списку, но поэтическому. В этом году писатели становятся поэтами – и наоборот. Василия Нацентова из поэтического шорта тоже раньше у прозаиков видели.
Из десятка текстов три – сборники рассказов. В прошлом году было два. Из оставшихся семи три – автофикшн, если считать за таковой роман-репортаж Капустиной о волонтёрстве в Гватемале и Никарагуа.
Ещё три романа собраны вокруг травмы, частной или общественной. Семья и смерть на Ставрополье, военные в посттравматическом стрессовом расстройстве и трагедия в клубе «Хромая лошадь».
Поодаль от всех систематизаций с независимым видом стоит Рома Декабрев и сосредоточенно играет в бисер. Его второй роман «Под синим солнцем» очень тесно связан с предыдущим, который назывался «Гнездо синицы» и вышел в «Альпине». Декабрев здесь только ради денег (шутка): заинтересованный издатель у него уже есть.
«Под синим солнцем» – роман-коллаж, многоуровневая головоломка. Знакомый тем, кто прочёл «Гнездо синицы», загадочный писатель, демиург, шарлатан, не-пойми-кто Стужин по-прежнему неуловим, а повествование причудливо скачет между явно ненадёжными рассказчиками. Сюжет тоже лучше не пересказывать по причине его текучести и изменчивости, зато на месте опорный загадочный символ из «Гнезда»: восьмиконечная звезда, вписанная в круг. Кажется, «Альпина» растит себе творца интеллектуальных метавселенных на случай, если Лена Элтанг закончится.
Роман «Под рекой» Аси Демишкевич тоже выйдет в «Альпине» осенью, и это тоже не дебют автора. Первой была солдатская сказка «Раз мальчишка, два мальчишка», вышедшая недавно в «Альпине» же. В ней было полно сюрреализма на крепких пропповских ножках, и могло показаться, что Демишкевич будет дальше писать что-нибудь в том же духе. Но нет. «Под рекой» – очень прямой и страшный текст, осмысление опыта, до сих пор типичного для женщин и девочек по всей стране. Кого из нас не поколачивал отец? Кого ни разу не ударил партнёр? Героиня романа (говорят, это автофикшн) ищет на улицах родного города мертвецов, которые пришли из затопленных Енисеем деревень, опаздывает на похороны отца и отказывается быть жертвой – семьи, обстоятельств, кого бы то ни было.
А вот Александра Ручьёва в «Заводских настройках» разглядывает и малую родину, и семью не через призму травмы, а пытаясь скрестить автофикшн с производственным романом, причём с перевесом в пользу последнего. Возможно, это не автофикшн даже, а производственные мемуары. Девочка Саша росла около завода, потом выросла, стала инженером и тоже начала ходить на завод, честно описывая всё вокруг. Бонусом – тон провинциальной заметки о достижениях народного хозяйства. Невероятно погружает в атмосферу повествования. Вообще текст как будто тянется, привставая на цыпочки, чтобы стать наконец литературой о жизни родного края.
В противовес «Настройкам» повесть «Люди, которых нет на карте» поэтессы Евфросинии Капустиной литературой быть не собирается. Это буквально наспех умытый полевой дневник волонтёрки: почти весь прошлый год Капустина провела фотографом в больницах Гватемалы и Никарагуа, работая на износ бок о бок с людьми со всего мира. Получились такие «Записки юного врача», только быстрее, современнее и манипулятивнее. Этот текст не хочет, чтобы его читали как литературу. Это текст, который использует любую лазейку, чтобы схватить читателя за плечи и немедленно заставить сделать хоть что-нибудь на благо человечества. Естественно, короткий список Лицея принесёт читателей. Можно сказать, Капустина уже выиграла.
«Системные требования» Катерины Гашевой – тоже о действии, но более отвлечённо. Две юные подружки-студентки хотят поиграть во что-нибудь яркое и стильное и решают возродить движение хиппи. Как учебный эксперимент, они ведь учатся на психологов. И играют достаточно добросовестно, чтобы через реконструкцию заглянуть в историю. Вместе с пониманием, что хиппи возникли как реакция общества на войну, из тени выползают остатки этой самой войны: неприкаянные души (в романе есть элемент магического) и переломанные в горячих точках мальчишки, превратившиеся в жутковатых мужиков. А сам текст мечется, как подросток между вузами – кем ему быть: историей взросления или исследованием общей травмы. Одно другому здесь явно мешает, потому что старые малым не по росту, а малые старым не помощники.
Что же рассказы?
Разнообразны.
Тематически самая традиционная, можно сказать, классичная (любовь-смерть-работа) Анна Маркина берёт разнообразием формы: «Рыба моя рыба», рассказ, давший название всему сборнику, написан как диалог в мессенджере: мальчик после смерти бабушки думает, что её душа переселилась в аквариумную рыбку и не хочет без неё идти в школу. Это обсуждают отец и классная руководительница. Героиня хранит прах кота в шкатулке с волком. Студентки нанялись мыть квартиру, приходят – а там хозяин абсолютно голый, зато по латыни знает довольно для изысканной беседы. Автобиографичное чередуется с отстранённым, первое лицо с третьим, автор смешивается с толпой своих персонажей, и всё вместе напоминает серию трюков со скейтом: смотрите, что могу, а вот ещё и так могу! И никакой фантастики при этом. Такое могло бы случиться с каждым горожанином.
Зато в «Чужой стороне» Ольги Харитоновой небывалое бывает: бизнесмен дарит умирающему родному селу выводок киборгов-первоклашек, люди превращаются в автомобили, или перерождаются в деревья, загнав занозу… При этом у всех без исключения рассказов в сборнике, и фантастических, и абсолютно реалистичных, одна хорошо заметная главная тема: значимое изменение. Переход из одного состояния в другое, чем бы он ни был – визитом на старую дачу, похоронами друга в глухой деревне на Белом море или превращением в спортивный автомобиль с вмятиной на правом борту.
К вопросу об изменениях: любимец подписчиков «Года Литературы» Денис Дымченко в романе «Ропот» следует за героем от похорон бабушки до похорон дедушки, через десять лет жизни, а попутно исследует, как в нём растёт осознание собственной смертности. Что герой с этим осознанием сделает? Примерно то же самое, что делает пшеничное поле, когда надвигается туча с градом.
Так же неотвратима смерть в психологическом романе Киры Лобо «Хромая лошадь». Вместе название и эпиграф действуют безотказно: с первых строчек ясно, что все герои романа умрут. Видимо, приписку «психологический» стоит понимать именно в том смысле, что всё будет точно как в жизни: помыкаются, покрутятся, и бац – всё прекратится, внезапно, страшно и нелепо. Кто же раскроет нам глубину давней трагедии? Вот они, слева направо: Макс, после неудачного самоубийства одержимый странными видениями, единственный взрослый для младшей сестры. Илья, успешный работник офиса днём и лучезарный бармен ночью, муж наркоманки. Леся, измученная мать годовалого младенца и жена отсутствующего мужа. Марина, коммивояжёрка и заботливая внучка. Автор заботливо натягивает нити родственных связей, чтобы было что обрывать в конце.
И совсем немного смерти в довесок: сборник Дмитрия Серкова «Обыкновенные люди». Название звучит несколько вызывающе, если знать, что внутри. А вот что: русалки, поющие по ночам из унитаза. Телевизор как всепожирающее чрево (без пупка, что понравилось бы Роме Декабреву как мастеру культурно перегруженных отсылок). Невидимые рыбки. Школьница, предвидящая смерть. Раковая опухоль, влюблённая в своего носителя. Автор довольно отчётливо наследует Введенскому с его сюрреалистичным юмором и тягой к исследованию странного, пограничного и загробного.
В общем, в этом сезоне мы остались без триллеров и без романтического фэнтези, зато с охапкой свежей яркой боли от многообещающих больших литераторов. Приз зрительских симпатий от автора сего текста такой:
«Под рекой» Аси Демишкевич – страшно, сильно, наверняка потребовало от автора огромной смелости и даёт надежду, а не просто выплёскивает гнев.
«Рыба моя рыба» Анны Маркиной – изобретательно, по-хорошему безумно, искусно сделано.
«Чужая сторона» Ольги Харитоновой – трансгуманизм, помноженный на обряды перехода, прекрасно развлекает и заставляет воображение работать.