Текст: Арсений Замостьянов
В День Победы и в день начала войны по всем телеканалам идут симоновские кинофильмы разных лет — «Живые и мертвые», «Жди меня», «Двадцать дней без войны», «Случай с Полыниным»… Но в филологическом контексте он, пожалуй, подзабыт. Почти нет научных изданий, диссертаций… Это несправедливо. Симонов в послевоенные сороковые годы вполне мог получить Нобелевскую премию. Присудили же голливудские киноакадемики «Оскара» в 1943-м документальной ленте Леонида Варламова и Ильи Копалина «Разгром немецких войск под Москвой».
Могли бы и шведские академики уважить русскую литературу в лице поэта, который многим помог вытянуть эту войну. Материально он вряд ли выиграл бы от премии - наверное, отдал бы ее на какие-нибудь государственные нужды. Но филологи почему-то относятся к нобелиатам внимательнее. Впрочем, открытая база данных по номинантам Нобелевской премии до 1961 года показывает, что никто Симонова номинировать не догадался. Леонида Леонова и Николая Бердяева номинировали неоднократно, а Симонова — нет...
1. Симонов — русский советский Киплинг?
Да, это сравнение, при всей его приблизительности, не лишено смысла. Но не менее важным было влияние на Симонова Багрицкого и Тихонова. Наверное, и Гумилёва он воспринял в большей степени через Тихонова. А Киплингом увлекался с юности, переводил его и, конечно, приноровил киплинговские мотивы к советской героике тридцатых.
Стихотворение «Генерал» (1937) сделало молодому поэту имя. По форме оно напоминает добротный русский перевод из Киплинга. Но читателей пленила не только скупая мужская рифма, но и таинственный образ Мате Залки, известного в Испании как генерал Лукач. Это стихотворение сразу загипнотизировало многих:
- В горах этой ночью прохладно.
- В разведке намаявшись днем,
- Он греет холодные руки
- Над желтым походным огнем.
С тех пор от Симонова ждали новых стихов, ни одно его опубликованное слово не оставалось неуслышанным. Секрет, мне кажется, в одной строчке: «В кофейнике кофе клокочет». В ней предугадывается все лучшее, что будет в симоновской поэзии. Настоящий, точно схваченный, незатертый глагол. Тот самый, которым пушкинский Пророк призывал «жечь сердца людей».
2. Перед войной Симонов написал несколько поэм на исторические темы. Насколько они искренни?
Молодой Симонов одну за другой опубликовал две поэмы — «Ледовое побоище» и «Александр Невский». Не странный ли выбор для комсомольца — князь Александр Невский и князь Италийский Александр Суворов?
Но доблестную старину он вспомнил и воспел очень даже своевременно. В первые послереволюционные годы с прошлым боролись наотмашь. А в 1930-е началось «освоение классического наследия» вместо «вульгарного социологизма». К тому же страна готовилась к большой войне — и требовалось усилить патриотический пантеон. Образы Александра Невского и Суворова стали советской святыней. Конечно, Симонов переплетал героику прошлого с советским каноном. Поэма «Ледовое побоище» завершается цитатой из «Интернационала», а Суворов представлен в оппозиции к самодуру-императору. Сильные эпизоды и строки там есть, особенно утонченно юному Симонову удалась тема старения, увядания Суворова.
3. В каких войнах участвовал военкор Симонов?
Первая война Константина Симонова — Монголия, Халхин-Гол, сражения с самураями. Настоящая современная война — жестокая, с танковыми боями, с авиацией… Симонов написал поэму почти одними лишь белыми стихами. Как будто на время лишился рифм от потрясения. Война сбила гусарский кураж.
Пожалуй, первым в русской поэзии так подробно и натуралистично показал ратные будни танкиста.
- В эту продрогшую землю
- в мелких порошинках инея,
- словно их тронула проседь,
- вдавлены танков следы.
- Они, как тульская сталь, холодные, синие,
- ползут
- на Восток,
- на Восток
- от замерзшей воды.
- А над ними,
- над ущельем, где разбитые грузовики
- вверх колесами спят,
- дожидаясь своих мертвых шоферов…
Это поэму недооценивают. Она почти забыта, даже поэты не берут на вооружение. А ведь там почти нет сбоев и фальшивых нот, а открытий немало и сгущенного темперамента хватает. Сложную структуру Симонов выдержал без потерь. Самая отточенная из симоновских поэм.
Наверное, сегодня кому-то покажется натянутым финал — клятва на верность революции. Но и без этих строк не понять молодых людей тридцатых годов, не понять их веры… Ну а потом была Великая Отечественная. Довелось Симонову и побывать на Даманском во время конфликта с Китаем. И во Вьетнаме в разгар тамошней войны.
4. «Жди меня» — вершина поэзии Симонова?
Такое стихотворение в 1941-м году кто-то должен был написать. Довелось Симонову. Эренбург считал, что единственный сильный образ здесь — «Желтые дожди», а всё остальное — так себе. Но секрет, пожалуй, не в образных открытиях.
У этого стихотворения было (да, наверное, и будет) гораздо больше читателей и слушателей, чем у других образцов поэзии ХХ века. Классический пример: обычно песня «перекрывает» стихи. Даже пушкинское «Я помню чудное мгновенье» трудно отделить от глинковского романса. Или шедевр Исаковского — «Враги сожгли родную хату». Блантер написал песню, Бернес спел — и мы невольно начинаем напевать эти стихи, когда открываем книгу. Есть больше десятка песен под названием «Жди меня». Самые знаменитые советские композиторы-песенники, включая того же Блантера, воспользовались стихотворением Симонова. Пели Утёсов, Флакс, Виноградов, Гуляев, Зыкина, Синявская… А в памяти все-таки не песни. В памяти — седой человек на сцене Лужников, который с картавинкой читает в микрофон негромко: «Жди меня и я вернусь…». Напряжение стиха оказалось сильнее любой музыкальной темы.
- Константин Симонов "Жди меня", читает автор. Запись сделана 7 мая 1945 года в Доме радио, Берлин / "Старое радио"
Когда-то соцсетях промелькнула сенсация: оказывается, в архиве Гумилёва нашлось стихотворение «Жди меня, я не вернусь…». Якобы, оно попало к Симонову, а прыткий Константин Михайлович слегка его переделал и опубликовал, после чего до конца своих дней препятствовал реабилитации Гумилёва. Это даже клеветой не назовешь, настолько все наивно. Симонов никогда не был «злым гением» Гумилёва, понимал, что когда-нибудь этого поэта в СССР опубликуют. Какой уж тут плагиат... Дело обстоит ровно наоборот: по-видимому, это стихотворение написано под влиянием Симонова и уж, конечно, после 1941 года. А Гумилёву чего только не приписывали — включая «Тихий Дон».
5. Был ли Симонов беспощадным литературным функционером?
К 35 годам на его счету — шесть Сталинских премий. Государству полезно держать «любимцев публики» поближе к престолу. Особенно лояльных. Симонов превратился во влиятельного «государственного человека». Братья-писатели часто судят о начальстве по принципу «страшнее кошки зверя нет». Симонов действовал публично, на виду. Скрытые механизмы литературной политики оставались за кадром.
То выступит против «космополитов» — то одернет Бубеннова за слишком «охотнорядскую» статью «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы?» И так во всем. Был у него дипломатический талант. На войне он ценил несгибаемость, а в мирное время - компромисс. Что логично. Он считал слишком прямолинейной литературную позицию Ставского, да и Фадеева. Когда было возможно — «давал страстям улечься». И, судя по поздним воспоминаниям Симонова, Сталин через него подавал знаки неортодоксальной части советской интеллигенции. Почему вождь доверял Симонову? Видимо, почувствовал, что этот молодой и знаменитый поэт искренне, по-офицерски уважает его — главнокомандующего.
6. Можно ли считать Симонова сталинистом?
Такой фракции в КПСС не было, а Симонов и при Сталине, и при Брежневе входил в руководящие органы правящей партии. Но он действительно написал несколько стихотворений, в которых образ Сталина представлен патетически. И это не худшие стихи, они останутся в живых:
- Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?
- Ты должен слышать нас, мы это знаем:
- Не мать, не сына — в этот грозный час
- Тебя мы самым первым вспоминаем.
Это написано в ноябре 1941-го, когда после парада заснеженные полки шли защищать Москву.
В его кабинете появился портрет Сталина. Такие шаги при не добавляли ему очков. Тем удивительнее было, что через несколько лет он переменил отношение к Сталину. Стал более пристально разбираться в сталинских перегибах и ошибках.
Ярые поклонники Сталина считали симоновскую позицию чуть ли не предательской: воспевал, а теперь критикует. Но и ревнители десталинизации критиковали Симонова. Считали, что он не освободился от «рабской преданности тирану», которого до сих пор считает сильным политиком. Но, возможно, Константин Михайлович мыслил свободнее, чем г.г. максималисты.
7. Насколько важна в контексте русской литературы ХХ века эпопея «Живые и мертвые»?
Первая и, возможно, лучшая книга эпопеи вернула Симонову положение властителя дум в конце пятидесятых. Он сказал о войне правду — таково было читательское ощущение. Ту правду, которую ждали через пятнадцать лет после Победы. Успех подкрепила удачная экранизация.
Это беллетристика, но ткань романа непросто отличить от симоновских военных дневников. Стиль суховат и в этом его достоинство. Три военных года заслужили многотомную эпопею, которой Симонов (умевший работать быстро) отдал пятнадцать лет. Всё лишнее отсечено, огромный роман, как ни странно, лаконичен и логичен. А писать прозу после Толстого трудно, особенно — военную эпопею.
8. Почему вскоре после войны Симонов отошел от поэзии?
Симонов — уникальный стихотворец в том смысле, что после тридцати лет он почти не заботился о своей репутации в поэзии. Не организовывал благожелательных критических статей, не устраивал помпезных творческих вечеров, не содержал клакеров. После смерти Сталина, в новую эпоху, Симонова нечасто охватывала поэтическая горячка. Но несколько знаменательных стихотворений он написал и в зрелом возрасте. Например, в 1961-м году к дню Победы (еще не красному дню календаря!) в «Огоньке» вышло вроде бы дежурное «политически грамотное» стихотворение «Наш политрук». Но какое же оно мощное!
- Я хочу рассказать сегодня
- О политруке нашей роты.
- Он войну начинал на границе
- И погиб, в первый раз, под Смоленском.
- В черном небе, когда умирал он,
- Не было и проблеска победы.
- — В бой за Родину! — крикнул он хрипло.
- В бой за Ста... — так смерть обрубила.
- Сколько б самой горькой и страшной
- С этим именем связанной правды
- Мы потом ни брали на плечи,
- Это тоже было правдой в то время.
- С ней он умер, пошел под пули.
- Он второй раз погиб в Сталинграде
- В первый день, в первый час прорыва,
- Не увидев, как мы фашистам
- Начинаем платить по счету.
- Умирая, другие люди
- Шепчут: "Мама" — и стонут: "Больно".
- Он зубами скрипнул:— Обидно! —
И так далее, долгий былинный рассказ о войне, о гибели ротных политруков. Так долго удерживать читателя белым стихом, выжимать слёзы почти публицистической риторикой — непростая задача. Симонов с ней справился.