Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
- Это было в Лозанне, где цветут гелиотропы,
- Сказочно дивные снятся где сны.
- В центре культурно кичливой Европы
- В центре красивой, как сказка, страны.
- В зале огромном стиля "Ампиро"
- У входа, где плещет струистый фонтан,
- Собралися вопросы решать всего мира
- Представители буржуазных культурнейших стран.
- Бриллианты, монокли, цилиндры и фраки,
- В петлицах отличия знаки
- И запах тончайших роскошных духов.
- Длинные речи не нужны, и глупы
- Громкие фразы о добрых делах.
- От наркотика лица бессмысленно тупы,
- Наглость во взоре и ложь на устах.
- На двери внезапно взоры всех устремились
- И замер — среди речи английский сэр.
- В залу с улыбкой под шум разговора
- Вошёл Воровский — делегат С. С. С. Р.
- Шокинг! позорной культуры нет лака.
- В пышном обществе говор и шум:
- "Как смели сюда Вы явиться без фрака?!"
- "Он без цилиндра!"; "Мужик".
- "Простите! не знал я, да знать разве мог я,
- Что здесь это важно решающим столь.
- У нас это проще: во фраке, без фрака,
- В блузе рабочей, в простых сапогах,
- У нас ведь не нужны отличия знаков,
- Что нужно, решаем всегда и без них.
- У нас ведь одеты совсем не как "денди" —
- В простых сапогах, в блузе рабочей,
- Кофе не пьют там, там нет и щербета,
- Но дело там делают не на словах".
- И замерла зала, как будто невольно
- Звонок председателя вдруг прогремел;
- "Господа! На сегодня, быть может, довольно.
- Пора отдохнуть от сегодняшних дел".
- А утром в отеле под фирмой асторий
- Посол наш убит был убийцы рукой
- И в книге великой российской истории
- Жертвой прибавилось больше одной!!!
Что можно сказать о юном Брежневе?
Во-первых, он явно умел читать стихи вслух – и написал эти строки в расчете именно на декламацию. Во-вторых, парень из Каменского был достаточно наивен и простодушен, но уже увлекался политикой. В-третьих, явно знал стихотворение Игоря Северянина «Поэма-миньонет» («Это было у моря, где ажурная пена…»).
Любопытно ещё вот что. Брежнев в этом стихотворении бравирует нашенским отказом от галстуков, мужицким стилем в одежде. А в его время солидные шляпы и галстуки стали любимыми аксессуарами главных коммунистов на земле. Правда, кричаще буржуазные бабочки Брежнев и его соратники не носили никогда, даже, если – в заграничных вояжах – приходилось пренебрегать устоявшимися традициями. В то же время, Лев Лещенко пел «Любовь, комсомол и весна» в бабочке – и это не считалось ни криминалом, ни безвкусицей. Времена, известно, меняются!
Прошло больше пятидесяти лет. Брежнев стал главой государства, весь мир узнавал его по одним бровям. Он имел право чувствовать себя победителем – Советский Союз в его время стал сильнее, а нищеты в стране поубавилось. К тому же,
Болезнями сердца он страдал лет с сорока пяти. Сказались и фронтовые контузии.
А в 1974–75 гг. перенес несколько серьезных болезней, изменивших его речь, ослабивших память и замедливших реакцию. К тому же Брежнев – человек ранимый – много лет страдал бессонницей и злоупотреблял снотворным.
После этого он и на простой дежурный вопрос не мог ответить без шпаргалки. Анекдоты на эту тему действительно появлялись в изобилии. Между прочим, сам Леонид Ильич не был лишен юмора и даже самоиронии – и некоторые шутки того времени трудно отделить от мемуарных свидетельств. В одном из самых расхожих анекдотов стареющий генсек заявлял: «Все говорят, что «Малая Земля» - отличная книга. Все читали. Может, и мне почитать?» Нельзя сказать, что эта едкость несправедлива. Конечно, Брежнев не занимался кропотливым литературным трудом. И внимательно прочитал свою книгу, когда она уже вышла из печати рекордным тиражом… Но правда и в другом: во многом это действительно воспоминания Брежнева Леонида Ильича. Он наговаривал их своим соратникам по ЦК, а уж те передавали канву журналистам, которые, конечно, разукрашивали брежневские байки, снабжали их актуальными публицистическими отступлениями, выстраивали композицию.
Это не просто чья-то блажь, а масштабная рекламная кампания. В СССР не было публичной конкурентной борьбы в политике. На выборах в Верховный Совет блистательная победа блока коммунистов и беспартийных гарантировалась априори. Но это не означает, что государство и партию не волновало общественное мнение. От популярности лидера в обществе зависело многое. Не менее важна и репутация советского генсека в мире. И в середине семидесятых идеологи из ЦК решили сделать акцент на участии полковника Брежнева в Великой Отечественной.
Вместе с группой товарищей
Эта история началась в спецпоезде, который возил генсека по стране. За столиком сидели трое – сам Брежнев, его давний соратник Константин Устинович Черненко, в то время возглавлявший Общий отдел ЦК и Леонид Митрофанович Замятин, директор ТАСС, недавно ставший членом ЦК. Пили чай, а, может быть, и что покрепче.
И не ради красного словца, а потому, что увидел в брежневских рассказах каркас многообещающего проекта. Замятин тут же дал понять, что работу в архивах и литературную редактуру для столь полезного государственного дела организовать проще пареной репы. Брежнев сомневался. Но аргументы Черненко подействовали. И через несколько месяцев, в соответствии с партийной дисциплиной, Леонид Ильич вынес вопрос на Политбюро: «При встречах с руководящими работниками, военными и другими товарищами мне говорили, что это очень полезное дело для воспитания народа...Если не будет возражений у членов Политбюро, я бы мог вместе с небольшой группой товарищей написать эти воспоминания». Коллеги идею одобрили – и проект стартовал. Генеральным продюсером проекта стал Черненко, который на этой волне значительно повысил свои позиции в партийной иерархии. Ему помогали Замятин и Виталий Игнатенко, которые, кроме прочего, написали сценарий эталонного документального фильма о Брежневе «Повесть о коммунисте», закадровый текст в котором прочитал (и очень душевно!) сам Иннокентий Смоктуновский.
К начинанию подключили лучших журналистов. Первым среди равных считался Анатолий Аграновский, он написал «Возрождение» - главу о послевоенной работе Брежнева на Украине и, по слухам, занимался литературной отделкой всех воспоминаний.
Ответственную фронтовую тему доверили известинцу Аркадию Сахнину. Главным «целинником» журналистики считался правдист Александр Мурзин, он взялся за казахстанский период биографии генсека. Для «космической» темы привлекли замечательного Владимира Губарева, летописца советской науки и космонавтики.
Консультировал литераторов помощник Брежнева Андрей Михайлович Александров-Агентов, слыхавший от шефа немало баек. Возможно, он давал им прослушать и магнитофонные записи с рассказами самого Леонида Ильича. Ведь всё должно было выглядеть достоверно! Без заумных мыслей и нехарактерных для Брежнева наукообразных цитат. Но лично с Брежневым его авторы не общались. Общались только кураторы проекта – от Черненко до Игнатенко.
Разумеется, роль тайных писателей (назвать их «литературными неграми» все-таки язык не поворачивается) – дело деликатное.
Хотя некоторые из них открыто признавали факт участия в проекте.
К изданию подошли основательно. «Малая Земля», «Целина» и «Возрождение» - первые три брежневские вещицы – сперва выходили в «Новом мире» и «Литературной газете», а потом выходили колоссальными тиражами в десятках стран (ЦК удалось оперативно организовать перевод на 65 языков!), звучали по радио, с пластинок, по телевидению в исполнении популярного Вячеслава Тихонова, со сцен Малого и Вахтанговского театра… Только за советские издания номинальный автор получил сотни тысяч рублей гонораров. За «бессмертной трилогией» последовали «Воспоминания» - несколько очерков на разные темы, начиная с детских лет автора. Предполагалось, что последний очерк станет своеобразным политическим завещанием Брежнева. Но после смерти Леонида Ильича опубликовали только три главки «Воспоминаний»: «Молдавская весна», «Космический Октябрь» и «Слово о коммунистах». Полное собрание брежневской «беллетристики» вышло в одном солидном томе в 1983 году, уже после смерти автора. Это был последний залп литературного проекта…
Ленинский лауреат
Главное в брежневских мемуарах – это война. Словосочетание «Малая Земля» в те годы в СССР было известно каждому ребенку. Любопытно, что знаменитая одноименная песня Пахмутовой и Добронравова («Малая Земля – священная земля, бой во имя всей земли…») появилась еще в 1974-м году, за несколько лет до знаменитой книги. Конечно, и тогда всем было известно, что Брежнев воевал на Малой Земле, но в песне нет даже намека на деятельность легендарного политрука. А в 44-страничной книжке «Малая Земля» нашлись впечатляющие эпизоды – типичные фронтовые рассказы, получившие неплохую литературную обработку: «Прожекторы уже нащупали нас, вцепились намертво, и из района Широкой балки западнее Мысхако начала бить артиллерия. Били неточно, но от взрывов бот бросало из стороны в сторону. Грохот не утихал, а снаряды вокруг неожиданно перестали рваться. Должно быть, наши пушки ударили по батареям противника. И в этом шуме я услышал злой окрик:
- Ты что, оглох? Руку давай!
Это кричал на меня, протягивая руку, как потом выяснилось, старшина второй статьи Зимода. Не видел он в воде погон, да и не важно это было в такой момент. Десантные мотоботы, как известно, имеют малую осадку и низко сидят над водой. Ухватившись за брус, я рванулся наверх, и сильные руки подхватили меня». Что-то здесь, быть может, романтизировано, но главное, что Брежнев действительно там сражался и находился на волосок от гибели. Тон был выдержан верно.
Но долго сохранять сдержанность система пропаганды не смогла.
Они вошли в школьную программу. А потом вся страна увидела пышную церемонию со вручением дорогому Леониду Ильичу членского билета Союза писателей СССР. И, как апофеоз – Ленинская премия по литературе в апреле 1980-го. Кампания, превзошедшая границы здравого смысла, порождала всё более едкие остроты. «Вы слыхали, книга Леонида Ильича вышла в Италии! На обложке так и написано, крупными буквами: «Леонардо. Ренессанс».
Так что же, Брежнев действительно, как в анекдоте, так и не прочитал свои эпохальные «Воспоминания»? Это все-таки преувеличение. Почти все опорные факты, случаи, конфликты, о которых рассказано в «Возрождении», «Жизни по заводскому гудку» и прочих «нетленках» известны по его официозным автобиографическим справкам. Кроме того, он действительно умел «травить байки», в том числе и о делах минувших дней.
Дух времени
И кураторы, и авторы старались вжиться в образ Брежнева – и писать именно от его лица.
- коронный принцип генсека, перекликавшееся с его фамилией. Вот директор металлургического комбината Николай Тихонов (он на всю жизнь останется соратником Брежнева и в 1980-м станет Председателем Совета министров СССР) «открыл стационар для заболевших рабочих, организовал хорошую орсовскую столовую, начал восстанавливать разбитую фашистами дорогу, клуб завода отремонтировал одним из первых в области». Брежнев как секретарь Днепропетровского обкома поддерживал Тихонова в столь гуманных начинаниях. Но и он не был всесильным. Тихонов израсходовал на ремонт клуба больше положенного – по-видимому, с ведома Брежнева. Им обоим пришлось поволноваться. «Тут прибыл к нам Тевосян, мы ехали втроем, и Иван Федорович отчитывал директора:
– Ты кто, Рокфеллер? Для этого тебе деньги дали?
Между тем машина остановилась, мы вышли – перед нами было просторное, чистое, красивое здание клуба.
– Да-а, – сказал я как бы в поддержку министра. – Такую «дачку» построил лично для себя!
Тевосян хмыкнул, мы поехали дальше, свернули на новую дорогу, и тут он снова возмутился.
– Что с тобой делать? – повернулся к директору. – Мне уже из Минфина звонили, знают об этой дороге.
– И обком знает, – сказал я. – Без нее не было бы ночной смены. Он ведь не для себя, Иван Федорович, не в свой личный карман. Хотите, мы эту дорогу закончим как народную стройку?
Так потом и сделали, а грозу от хорошего директора отвели. И это стало известно в области, такие вещи быстро разносятся и, конечно, идут на пользу, отзываются в других местах». Здесь очень мягко Брежнев дает понять, что его управленческие методы разительно отличаются от сталинских. И «пробивал» он свою человеколюбивую установку даже в жестокие годы послевоенной разрухи.
О личных заслугах Леонида Ильича авторы его воспоминаний писали осторожно. Зато им удавалось высветить типично брежневский добродушный демократизм: «Не так давно по Центральному телевидению выступал старый экскаваторщик с «Запорожстали» и рассказал о таком эпизоде. Его жена потеряла все продуктовые карточки. Четыре человека почти на месяц остались без хлеба. И вот, рассказывает рабочий, он пошел на прием к первому секретарю обкома, и тот распорядился помочь. Сам я давно забыл этот случай. А вот человек помнит. Для него тогда это было жизненно важно». Что это – правда или очередной миф? Даже по телевизионным выступлениям было видно, что Леонид Ильич человек сентиментальный, с «простыми людьми» - сердобольный, что не мешало ему без слезливых рефлексий пережёвывать политических конкурентов. Так оно, собственно, и было – ведь Брежнев единственный из наших руководителей, который плакал навзрыд на похоронах товарищей – и все телезрители это видели.
Другая проблема – новые подходы к хозяйствованию. Культ экономии и самоокупаемости. По крайней мере, в декларациях. И снова – студенты могли делать выписку из мемуаров вождя: «Разозлишься: до чего же доводит людей пассивность! Под Москвой, в Барвихе, обратил я однажды внимание на великолепный кирпичный замок – в нем размещался пионерский лагерь. Поинтересовался, что за постройка. Отвечают: имение какой-то баронессы. Как же строился замок? Говорят, очень просто. Построила барыня кирпичный завод, из кирпича соорудила себе этот загородный дом и все надворные службы, затем продала завод и полностью покрыла все расходы по строительству. Разумеется, не сама она все сообразила, а был у нее толковый управляющий. Вот так. А у нас порой и поныне целые коллективы, опытные руководители, инженеры, строители, замахиваясь на грандиозные дела, не могут построить простой кирпичный завод, все уповают на государство, едут в Госплан». Вот вам и взвешенная самокритика, без которой не обходилось ни одно выступление товарища Брежнева. Да, он был и сатириком.
Дух без примесей
При удачном стечении обстоятельств разрекламированные брошюры Брежнева могли бы дать обществу новый путь развития. Вместо мобилизационной чрезвычайщины – стабильное развитие… Но, по большому счету, потенциальный политический капитал был растрачен еще до смерти генсека.
Сразу несколько факторов сыграли против стареющего генсека. И первый фактор – возраст, физическое состояние… Если бы Брежнев издал эти же самые воспоминания, например, в 1970 году – это был бы грандиозный пропагандистский успех. А в конце семидесятых реальный телевизионный образ немощного генсека слишком контрастировал с рассказами о его боевой молодости. Возникало ощущение фальши.
А потом «власть поменялась», а времена «развитого социализма» окрестили «эпохой застоя».
Проект завершился. Но прошло ещё тридцать лет. Социологические опросы показывают высокий рейтинг Брежнева, его эпохи и политики в исторических предпочтениях наших сограждан. Историки и архивисты без предубеждений изучают подлинные дневниковые записи Леонида Ильича. Воспоминания генсека тоже стали полезным документальным источником – по крайней мере, из истории пропаганды. И в наше время их частенько переиздают. Они куда правдивее многих других пропагандистских проектов.
![1. Д.И.Фонвизин. Титульный лист к тетради с рукописями. [конец 1770-х-1780-е]. ф. 517 оп. 1 ед. хр. 2. РГАЛИ.](https://glstatic.rg.ru/crop767x482/uploads/images/2024/04/15/bez-imeni-1_85d.jpg "1. Д.И.Фонвизин. Титульный лист к тетради с рукописями. [конец 1770-х-1780-е]. ф. 517 оп. 1 ед. хр. 2. РГАЛИ.")
