01.06.2025
Год защитника отечества

«А он в хрустальной колыбели плыл…» Михаил Дудин

"Во время войны он заклинал, стиснув зубы: «О мертвых мы поговорим потом». И выполнил этот долг перед ними"

 Поэт Михаил Дудин (слева), скульптор Михаил Аникушин, архитектор Сергей Сперанский у монумента в честь героической обороны Ленинграда / Никитин/ РИА Новости
Поэт Михаил Дудин (слева), скульптор Михаил Аникушин, архитектор Сергей Сперанский у монумента в честь героической обороны Ленинграда / Никитин/ РИА Новости
Продолжаем еженедельную рубрику, посвященную Году защитника Отечества. Мы вспоминаем стихи, посвященные защитникам Отечества разных лет и эпох, рассказываем об их авторах и о событиях, которые породили эти поэтические отклики. Цикл ведет Арсений Замостьянов.

Михаил Дудин (1916–1993) родился в Костромской губернии, сейчас его родная деревня Клевнево относится к Ивановской области. Грамоте учился по книге Джона Мильтона «Потерянный и возвращенный рай», которая всколыхнула в нем любовь к поэтическому слову, к литературе. Потом — Иваново, педагогический институт, первые публикации, работа в газете. И — Красная армия. Его первый поэтический сборник вышел в Иванове, когда поэт уже служил в армии. Не успев окончить школу младших командиров, он пошел на Финскую войну. Защищал военно-морскую базу на острове Гангут (Ханко). После Финской пришла другая война — и лейтенант Дудин участвовал в сражениях с начальных ее дней. Первый бой база Ханко приняла 22 июня 1941 года. Они сражались героически. Финны и немцы несколько раз обращались к гарнизону с предложениями о капитуляции. Им ответил в том числе и лично Дудин с соавторами — насмешливым «Ответом барону Маннергейму» в газете «Красный Гангут». Это была пародия на письмо запорожцев турецкому султану: «Его Высочеству прихвостню хвоста ее светлости кобылы императора Николая, сиятельному палачу финского народа, светлейшей обер-шлюхе Берлинского двора, кавалеру бриллиантового, железного и соснового креста барону фон-Маннергейму». Гангутцы сопротивлялись до декабря 1941 года, с этого времени Дудин служил литсотрудником в блокадном Ленинграде.

Во время войны Дудин написал два поэтических сборника. Его мир — это соловьи, о пении которых боец просит «передать Поле», умирая, снегири, которые напоминают о боях, о погибших друзьях — и потому летят «через память мою до рассвета», не дают уснуть. Во время войны он заклинал, стиснув зубы: «О мертвых мы поговорим потом». И выполнил этот долг перед ними.

В его роду, как говорил поэт, были скоморохи. Отсюда — тонкий слух к фольклорным ритмам. И для Михаила Дудина юмор всегда был важной краской — и в поэзии, и в жизни. Он с 1960-х был мастит. Дудина считали «вожаком» ленинградских поэтов, щедро награждали. Золотую звезду Героя Социалистического труда он получил к шестидесятилетию. Это — кроме премий и высших орденов страны. Быть может, важнее их оставалась фронтовая медаль «За отвагу». Ее «просто так» не давали. Принимая почести, официозным Дудин не стал. Комиковал, писал остроумные эпиграммы, пародии, шутливые миниатюры, частушки. Но полюбился читателям, прежде всего, как лирический поэт, склонный к печальным воспоминаниям. Сколько реквиемов друзьям он написал. Среди них — ставшее крылатым:

  • Уходим… Над хлебом насущным —
  • Великой Победы венец.
  • Идём, салютуя живущим
  • Разрывами наших сердец.

Вспомним дудинские слова: «Сколько столбов с алыми пятиконечными звездами, вырезанными из солдатских котелков, встало и истлело от времени на тех дорогах, где мы прошли через пепел и кровь, молнии и гром. Забывать об этом нельзя, потому что Человеку с каждым днем на земле нужно будет больше мужества. И забывать нашей кровью оплаченный опыт — преступление перед будущим». Война не оставляла его, да и не могла оставить.

И это стихотворение о первой блокадной весне Михаил Дудин написал через двадцать лет после войны, в 1960-е. Рваные ритмы, прерывистое дыхание — наверное, только так и можно было рассказать эту историю из 1942 года. Поэт не отделяет себя от павших. И символом этого чувства стал вмороженный во льдину мальчишка, убитый на подступах к Ленинграду, где-то на Ладоге. Как? Об этом никто не расскажет. Но и забыть о нем нельзя. Стихи живут дольше нас, это хоть немного утешает.

Михаил Дудин. Вдогонку уплывающей по Неве льдине

  • Был год сорок второй,
  • Меня шатало
  • От голода,
  • От горя,
  • От тоски.
  • Но шла весна —
  • Ей было горя мало
  • До этих бед.

  • Разбитый на куски,
  • Как рафинад сырой и ноздреватый,
  • Под голубой Литейного пролет,
  • Размеренно раскачивая латы,
  • Шел по Неве с Дороги жизни лед.

  • И где-то там
  • Невы посередине,
  • Я увидал с Литейного моста
  • На медленно качающейся льдине —
  • Отчетливо
  • Подобие креста.

  • А льдинка подплывала,
  • За быками
  • Перед мостом замедлила разбег.
  • Крестообразно,
  • В стороны руками,
  • Был в эту льдину впаян человек.

  • Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
  • На окаянном «Невском пятачке»,
  • А мальчик,
  • По-мальчишески неловкий,
  • В ремесленном кургузном пиджачке.

  • Как он погиб на Ладоге,
  • Не знаю.
  • Был пулей сбит или замерз в метель.

  • …По всем морям,
  • Подтаявшая с краю,
  • Плывет его хрустальная постель.

  • Плывет под блеском всех ночных созвездий,
  • Как в колыбели,
  • На седой волне.

  • …Я видел мир,
  • Я полземли изъездил,
  • И время душу раскрывало мне.

  • Смеялись дети в Лондоне.
  • Плясали
  • В Антафагасте школьники.
  • А он
  • Все плыл и плыл в неведомые дали,
  • Как тихий стон
  • Сквозь материнский сон.

  • Землятресенья встряхивали суши.
  • Вулканы притормаживали пыл.
  • Ревели бомбы.
  • И немели души.
  • А он в хрустальной колыбели плыл.

  • Моей душе покоя больше нету.
  • Всегда,
  • Везде,
  • Во сне и наяву,
  • Пока я жив,
  • Я с ним плыву по свету,
  • Сквозь память человечеству плыву.