Опубликованы неизвестные военные стихи Левитанского

Текст: Дмитрий Шеваров

Фото: levitansky.ru

«Российская газета - Неделя» опубликовала три неизвестных военных стихотворения Юрия Левитанского.

О войне Левитанский не хотел вспоминать. Но она вспоминала о нем.

Юрий Левитанский родился 22 января 1922 года в украинском городке Козельце, близ Чернигова. Окончил школу в Донецке. Когда началась война, ему было девятнадцать, он учился в Москве на третьем курсе ИФЛИ. Вместе с однокурсниками ушел на фронт. «Смерть летала над нами, // витала, почти ощутима. // Были вьюгою белой // оплаканы мы и отпеты».

В дни обороны столицы Юра - второй номер в пулеметном расчете. Первым номером был его однокурсник Семён Гудзенко.

Семён (тогда друзья звали его Сарик, или на итальянский манер — Сарио) был первым везде — в институте, в студенческих похождениях, в бою, а потом и в поэзии. Из фронтового поколения поэтов звезда Семёна Гудзенко взойдет первой. Уже в 1943 году литературная Москва будет потрясена его стихами, их жесткой правдой о войне.

Потом война развела Левитанского и Гудзенко, но они переписывались до самой смерти Семёна. Он умер в 1950 году после неудачной операции, оставшись в памяти ровесников ярко вспыхнувшей кометой.

Поэтический талант Юрия Левитанского разгорался медленно, затаенно. «Полжизни я учился жить…» Первая известность приходит к нему только в 1960-х, и вовсе не за стихи о войне полюбил его читатель, а за нежную лирику о любви, о детях, о счастье жить на белом свете.

А военную тему Левитанский оставил сразу после демобилизации в 1947-ом; скинул как вещмешок. И о его военных стихах сейчас вспомнят немногие, зато каждый напоет «Диалог у новогодней елки». «— Что происходит на свете? — А просто зима. — Просто зима, полагаете вы? — Полагаю…»

О войне Левитанский не хотел вспоминать. Но она вспоминала о нем. И об этом он написал свои, быть может, лучшие стихи.

Ну, что с того, что я там был.

Я был давно. Я все забыл.

Не помню дней. Не помню дат.

Ни тех форсированных рек.

(Я неопознанный солдат.

Я рядовой. Я имярек…)

Но что с того, что я там был,

в том грозном быть или не быть.

Я это все почти забыл.

Я это все хочу забыть.

Я не участвую в войне —

она участвует во мне…

12 октября 1945 года Левитанский послал письмо Семёну Гудзенко и вложил в него три стихотворения с просьбой напечатать их где-нибудь. Гудзенко пытался пристроить их где-то в московских журналах, но, судя по всему, стихи не взяли. Конечно, они были еще несколько ученическими, но это простили бы 23-летнему автору. А вот элегичность стихов могла показаться строгим редакторам непростительной слабостью. Считалось, что победителям не к лицу писать в таком грустном тоне. Стихи Юрия Левитанского так и остались в бумагах Семёна Гудзенко, которые хранятся теперь в РГАЛИ (Российском государственном архиве литературы и искусства): Ф. 2207, Оп. 1, ед. хр. 143.

Сегодня, через семьдесят лет после написания, три стихотворения лейтенанта Левитанского возвращаются к читателю.

Чужой город

Костелов медный перезвон

За окнами невдалеке.

Полки давно ушли за Грон*,

И в этом тихом городке

Теперь такая тишина

Как будто кончилась война.

А мне здесь жить и видеть сны

Вдыхать озон чужой весны,

И я устал от тишины,

От госпитальной тишины…

Здесь так случилось: каждый дом

Судьба хранила от огня.

Но в этом городе чужом

Знакомых нету у меня.

Мой дом родной сгорел в огне,

Не здесь живут мои друзья.

И этот город — не по мне,

И мне здесь жить нельзя, нельзя…

Далеко за Карпатами

Шумят кусты смородины

За избами, за хатами

Далекой, милой Родины.

Вот почему в любом краю

Меня всегда — ты знаешь сам —

Влечет на родину мою.

Я здесь живу, а сердце — там…

Чехословакия.

*Река Грон — вторая по длине река Словакии, левый приток Дуная.

Время

Окончен бой. И вот пришел покой,

Как весточка из дому, долгожданный.

Здесь ночь сейчас. Лежат на мостовой

Коричневые спелые каштаны.

Глухая ночь над городом плывет.

Но время по-московскому считая,

У нас часы — на два часа вперед.

В Москве сейчас, наверное, светает.

Венгрия

Здесь спят солдаты

Уставши думать о привале

Мы рвались яростно к реке

И, наконец, заночевали

В венгерском чистом городке.

Как черти грязные от пыли,

От пороха и от песка.

И мы несмело позвонили

В резную дверь особняка.

Среди бутылок, ваз и банок,

Расставленных как напоказ,

Холодным «ио эштет киванок»*

Хозяин дома встретил нас.

Хозяйке было неприятно

Что мы вошли в ее мирок,

Что на коврах остались пятна

От наших кирзовых сапог.

Они с тревогою глядели,

Как в зеркалах отражены

Не первой свежести шинели

Портянки наши и штаны.

И долго там за голубою

Стеной, при тусклом огоньке,

Они шептались меж собою

На непонятном языке…

Но, господа! Вы спите в доме.

Вы все-таки у нас в долгу.

В размытом ливнем черноземе,

В гнилой соломе на снегу

Три года спим. Не досыпаем.

И коченеем в холода.

И свой покой мы покупаем

Своею жизнью господа.

Мы все испили горя чашу,

Как с эгерским** вином бокал,

Но и за всю Европу вашу

Я б кустик русский не отдал.

Мы здесь не гости.

Пусть своими

Мы здесь не будем никогда.

Здесь спят солдаты.

Перед ними

Снимите шляпы, господа!

Венгрия

*Добрый вечер

**Эгерское вино - по названию венгерского города Эгер

Из воспоминаний Юрия Левитанского

(запись Л. Гомберга. Официальный сайт «Юрий Левитанский»)

Мы стояли недалеко от Праги. Фактически с мая война-то закончилась... А мы были на том участке фронта, где бои продолжались вплоть до 8 мая, когда командующий 2-м Украинским фронтом Малиновский передал немцам ультиматум: если к утру немцы не капитулируют, то он всеми имеющимися в его распоряжении средствами... Под утро немцы капитулировали. Вокруг была безумная стрельба: стреляли все, кто мог, как бы салютуя Победе. Чехи в каждой деревне, в каждом городе действительно встречали нас как никто и нигде, даже... даже, ну не знаю, как на нашей собственной земле... Они еще тогда не знали, что у нас на уме... Они-то думали, что мы их освободим от немцев и уйдем, а они останутся счастливые и благодарные. Им и в голову не приходило, что мы там останемся... Поэтому было всеобщее ликование — в цветах и в солнце... А по шоссе шли колонны немцев, шли без конвоя, по указателям. Они шли в плен — немецкий порядок... Это было зрелище, которое забыть трудно.

Я давным-давно ничего не пишу о войне. На этот счет у меня есть свои соображения — мне это неинтересно... Не то, чтобы не интересно вовсе — это отдельный разговор... Война — это сгусток нескольких жизней сразу — жизни, смерти, Бог знает чего еще... Она дает человеку опыт нескольких жизней сразу.