Ненаписанная история князя Одоевского

Текст: Андрей Цунский

• «Этот писатель еще не
• оценен у нас по достоинству»
• В. Г. Белинский
• «Моя история еще не написана»
• В. Ф. Одоевский

В Москве, на Тверской, на месте дома №7, где теперь расположен Центральный телеграф, находилось когда-то здание Московского благородного университетского пансиона. Пансион был местом встречи людей, фамилии которых стали для всей России историческими. В. Жуковский, П. Вяземский и П. Чаадаев, Николай Тургенев, герой войны 1812 года Бутурлин, Лермонтов. И… почти все московские декабристы: Н. С. и П. С. Бобрищевы-Пушкины, П. Г. Каховский, Н. М. Муравьёв, В. Ф. Раевский, С. П. Трубецкой, А. И. Якубович… Среди этих имен - и имя Владимира Федоровича Одоевского.

«…ВСЕ МЫ В ЖИЗНИ ЛЮДИ ЗАКОНТРАКТОВАННЫЕ»

Теперь, когда произносят слово «элита», подразумевают людей, у которых в руках сосредоточены богатство и власть. В Университетском пансионе об «элите» было иное представление. Ученики могли выбирать предметы обучения, и молодой князь Одоевский отдал предпочтение словесности, русскому языку и основным началам философии. Словесности, родному языку и музыке он отдал всю свою жизнь и сердце.

А происхождение Одоевского - самое аристократическое. Род князей Одоевских относится к древнейшей ветви Рюриковичей, он практически старший в русском дворянстве. Князь Федор Сергеевич, отец Владимира происходил по прямой линии от черниговского князя Михаила Всеволодовича, замученного в 1246 г. в Орде и причисленного к лику святых. А мать его Екатерина Алексеевна Филиппова была… из крепостных. Однако самый древний и почитаемый род русского дворянства мог не обращать внимания на такие вещи. «Мое убеждение: все мы в жизни люди законтрактованные; контракт может быть прескверный, пренелепый, но мы его приняли, родясь, женясь, вступая в службу и т. д., следственно, должны исполнять его, что не мешает стараться о его изменении и о том, чтобы впредь таковых контрактов не было», - писал впоследствии Владимир Федорович.

«МЫСЛЬ, КОТОРУЮ Я ПОСЕЯЛ СЕГОДНЯ, ВЗОЙДЕТ ЗАВТРА, ЧЕРЕЗ ГОД, ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧУ ЛЕТ»

Князь Одоевский находился на государственной службе, как требовала от него «законтрактованная» судьба. Но интересы его далеко выходят за пределы присутственного места. Более того: в основном реализуются за этими пределами. В 1823 году Владимир Одоевский и его друг, поэт Дмитрий Веневитинов создают знаменитое Общество любомудрия. На собраниях юных «любомудров» часто появляются молодые поэты Федор Тютчев и Степан Шевырев, историк и собиратель русских древностей Михаил Погодин, журналист и издатель Николай Полевой. Но все они объединены вокруг молодого Владимира Одоевского, который служит арбитром в спорах и часто помогает развить высказанную кем-то из друзей мысль. Он больше философ, чем поэт. Но рядом зреют и другие идеи. Гвардеец-кавалерист, брат Владимира Александр Одоевский и Кюхельбекер пытались приобщить его к своему кругу, к деятельности тайного общества. Но не только ранними талантами, но и ранней мудростью наделила молодого человека природа. Он не верит в возможность исправить зло одним разом… «Я никуда не езжу и почти никого к себе не пускаю: живу на Пресне в загородном доме, и весь круг физической моей деятельности ограничивается забором домашнего сада. Зато духовная горит и пылает», - пишет он, когда все больше и больше его товарищей охватывает дух поспешного насилия…

Его уже знают в Петербурге. А. С. Грибоедов, прочитав в «Вестнике Европы» «Остроумные памфлеты» Одоевского, тут же желает познакомиться с автором и становится его близким другом. Дельвиг пишет Кюхельбекеру: «Познакомь меня, как знаешь и как можешь, с твоим товарищем. Литературно я знаю и люблю его. Уговори его и себя что-нибудь прислать в новый альманах «Северные цветы», мною издаваемый». В 1824-25 вместе с В. К. Кюхельбекером Одоевский издавал альманах «Мнемозина». Но близка катастрофа…

«ВРЕМЯ ФАНТАЗИИ ПРОШЛО; ДОРОГО ЗАПЛАТИЛИ МЫ ЕЙ ЗА НАШУ К НЕЙ ДОВЕРЕННОСТЬ»

После декабрьского восстания многих друзей уже нет и не будет рядом… Несмотря на несогласие со многими своими товарищами, вступившими в тайные общества, Одоевский воспринимает их казни и ссылки, как личную трагедию. Он будет бесстрашно хлопотать за друзей, за брата, помогать семьям осужденных, сам рискуя оказаться под арестом или в опале. Но честь Одоевского выше страхов.

Однако случившееся - еще и повод для глубокого раздумья. Одоевский распускает Общество любомудрия и сжигает его архив. Он не просто уничтожает «компрометирующие документы» - он расстается с иллюзиями молодости. И переезжает в Петербург, поступает там на службу, страстно увлекается музыкой. Это - на поверхности. А в глубине… Он думает не о Конституции, не о преобразовании строя, он думает об обществе, о самых малых людях, его составляющих. «Толпе еще нужен не Рафаэль, а размалеванная картинка, не Бах, не Бетховен, …не Дант, а ходячая пошлость. Но одна ли толпа в том виновата? Нет ли в самом искусстве чего-то неполного, недосказанного? Не требует ли оно новой, нам даже еще непонятной разработки?» Сберечь достижение сверстников, заложить и продолжить традиции просвещения - и для крестьянина, и для ребенка. Вот какие планы вынашивает он в душе. Не только что писать, но и как писать.

«...Есть нечто почтенное в наших литературных занятиях. Они требуют какого-то особенного героизма, ибо у нас можно просидеть несколько лет над книгою и напечатать ее в полной уверенности, что ее прочтут человек десять, из которых поймут только трое…» «Карамзин был счастливец, умевший заинтересовать нашу публику, сделавшийся писателем народным, всеклассным, если можно так выразиться». Но впереди одна из главных встреч в жизни, которая повлияет и на стиль литератора, и на мысли философа.

«…УМЕНЬЕ В НЕМНОГИХ СЛОВАХ ЗАКОВЫВАТЬ МНОГО МЫСЛЕЙ»

Примерно через год после переезда в Петербург Одоевский знакомится с Пушкиным. Они просто не могли не познакомиться - ведь оба бывали в домах у Дельвига и Жуковского. Как композитор-любитель, Одоевский написал в 1825 году музыку на «Татарскую песню» Пушкина из «Бахчисарайского фонтана» - и тому уж наверняка сыграли это сочинение. Но «увидеться с Пушкиным» и «познакомиться с Пушкиным» - вещи разные. Одоевский пишет для близких Пушкину «Северных цветов». Пушкин долго следит за творчеством младшего собрата по перу. Еще в 1831 году он оценил новеллу Одоевского «Последний квартет Бетховена», назвав «замечательной и по содержанию, и по слогу». Статью Одоевского «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе» напечатал в «Современнике» и назвал «дельной, умной и сильной». Но Пушкин подвергал критике стилистику и форму, которую предпочитал Одоевский, - и однажды тот написал: «Форма — дело второстепенное; она изменилась у меня по упреку Пушкина о том, что в моих прежних произведениях слишком видна моя личность; я стараюсь быть более пластическим — вот и все». Не сразу, постепенно росла и крепла их дружба. Но в в 1836 году Пушкин привлек Одоевского к редактированию и изданию «Современника». Это - признание.

Одоевский свое отношение к Пушкину выразил в четырех словах: «глубокое уважение и душевная любовь». Сохранилась их долгая и полная искренней дружбы переписка. Одоевский вступал в острую полемику с врагами Пушкина в статьях «Несколько слов о «Современнике», «О нападениях петербургских журналов на поэта Пушкина». Но кто мог знать, что однажды, с комом в горле и слезами на глазах он возьмет перо и начнет писать слова, известные каждому: «Солнце русской поэзии закатилось...»

«НЕТ НИ ОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ИНТЕРЕСНЕЕ РУССКОЙ...»

Тридцатые годы - это не только время знакомства и сотрудничества с Пушкиным. Это расцвет литературной деятельности самого Одоевского, его поразительной, бальзаковской работоспособности. Именно тогда написаны

«таинственные» повести - «Сильфида», «Саламандра», «Косморама», «Орлахская крестьянка». В те времена их находили «мистическими», «метафизическими», автора корили чрезмерным интересом к алхимии. Ироничным ответом подобным толкователям стала детская сказка Одоевского «Городок в табакерке» - и думается, обращена она не только к детям. Содержание этой остроумной сказки известно всем - в том числе благодаря сюрреалистическому мультфильму Валерия Угарова с электронной музыкой Владимира Мартынова. Но не все помнят последние слова самой сказки:

- Ну, теперь вижу, - сказал папенька, - что ты в самом деле почти понял, отчего музыка в табакерке играет; но ты это ещё лучше поймёшь, когда будешь учиться механике.

Одоевский не был отвлечённым мистиком. Его романтические существа служили лишь проводниками его интереса к одержимости, гипнозу и другим аномальным состояниям человеческой психики. Он опередил науку на сто лет. «Я хочу объяснить все эти страшные явления, подвести их под общие законы природы, содействовать истреблению суеверных страхов», - писал сам Одоевский.

«НЕ ВИНИТЕ ХУДОЖНИКА, ЕСЛИ ПОД ОДНИМ ПОКРОВОМ ОН НАХОДИТ ЕЩЕ ДРУГОЙ ПОКРОВ»

Главное произведение Одоевского - «Русские ночи». Современники, включая Белинского, считали книгу, мягко говоря, «странной». Но прочитавший ее в сибирской ссылке Кюхельбекер уже тогда понимает: «Книга Одоевского «Русские ночи» - одна из умнейших книг на русском языке... Сколько поднимает он вопросов! Конечно, ни один почти не разрешен, но спасибо и за то, что они подняты - и в русской книге!»

«Эта эпоха имела свое значение; кипели тысячи вопросов, сомнений, догадок - которые снова, но с большею определенностию возбудились в настоящее время; вопросы чисто философские, экономические, житейские, народные, ныне нас занимающие, занимали людей и тогда, и много, много выговоренного ныне, и прямо, и вкривь, и вкось, даже недавний славянофилизм, - все это уже шевелилось в ту эпоху, как развивающийся зародыш», - пишет в «Русских ночах» сам автор.

Бах, Бетховен, радушный хозяин Фауст - такого экзотического коллажа еще не было не в русской литературе. Он снова опередил время! Одоевского самого называли «Фаустом», а он - не отказывался: «Говорят, что Гете в «Фаусте» изобразил страдание человека всезнающего, постигнувшего все силы природы. Но знание природы, которое, сказать мимоходом, никогда не может достигнуть крайних пределов, никогда не производит чувства страдания; грусть лишь о том, что пределы не достигнуты». Пригодна ли немецкая философия на русской почве? Куда направлен исторический путь России? Вот вопросы, которые поднимает автор в своем удивительном произведении.

Но не станем устраивать книге подробный разбор - предоставим его читателям и ученым нового века. Исследователи прошлых веков явно уделили Одоевскому меньше внимания, чем он заслуживает.

«ЛОЖЬ, МНОГОСЛОВИЕ И ВЗЯТКИ - ВОТ ТЕ ТРИ ПИЯВИЦЫ, КОТОРЫЕ СОСУТ РОССИЮ; ВЗЯТКИ И ВОРОВСТВО ПОКРЫВАЮТСЯ ЭТОЙ ЛОЖЬЮ, А ЛОЖЬ МНОГОСЛОВИЕМ»

Много лет Одоевский, князь-рюрикович, входил в число активных сторонников отмены крепостного права. Когда победа была достигнута, он сказал так: «Этим днем заканчивается древняя история России и начинается новая». Но и в новой истории нет ему успокоения. Поражение в войне, тотальная коррупция, невежество - все это преследует он своим острым и беспощадным пером. Он борется за облегчение цензурных правил, тщательно следит за тюремной реформой, для него словно нет чужих судеб, и всегда находится время, есть силы для самых обездоленных. И в то же время - неустанная научная, публицистическая, популяризаторская, филантропическая деятельность.

«Любознательность, или, просто сказать, любопытство есть основная моя стихия, которая мешается во все мои дела, их перемешивает и мне жить мешает; мне от нее ввек не отделаться; все что-то манит, все что-то ждет вдали, душа рвется, страждет...»

И сколько сделано удивительных, важнейших для русской культуры дел! Скольким обязана Одоевскому русская музыка! Это он основал Русское музыкальное общество и при его горячем участии основана Московская консерватория! Это он разглядел гениальность Римского-Корсакова и Чайковского, им написаны многочисленные брошюры, по которым учились и композиторы, и музыканты, и которые впоследствии высоко ценил великий музыковед И. И. Соллертинский.

В 1862 году Одоевский был назначен сенатором в Москву. В родном городе он поселился на Смоленском бульваре. Его пожитки не занимали много места - но великолепны были его библиотека и коллекция музыкальных инструментов. Салон Одоевского - в Москве! Сюда стремится Лев Толстой, тут можно встретить Панаева, Островского, сюда почел за честь быть приглашенным Гектор Берлиоз. И всех поражает гостеприимство, доброта и несомненная мудрость хозяина дома, его осведомленность во множестве вопросов. Британский посол лорд Непир восхищен князем Одоевским - но поражен… скажем скромно - небогатым бытом князя. «Не таким бы он был у нас в Лондоне!» - грустно сказал посол…

«Ваши стихи тоже ящик; вы разобрали поэзию по частям: вот тебе проза, вот тебе стихи, вот тебе музыка, вот живопись - куда угодно? А может быть, я художник такого искусства, которое еще не существует, которое не есть ни поэзия, ни музыка, ни живопись, - искусство, которое я должен был открыть и которое, может быть, теперь замрет на тысячу веков: найди мне его!»

1869 год… Граф Сологуб погружает перо в чернильницу и начинает писать: «На этом диване Пушкин слушал благоговейно Жуковского; графиня Ростопчина читала Лермонтову свое последнее стихотворение; Гоголь подслушивал светские речи; Глинка расспрашивал графа Вильегорского о разрешении контрапунктных задач; Даргомыжский замышлял новую оперу и мечтал о либреттисте. Тут побывали все начинающие и подвизающиеся в области науки и искусства - и посреди их - хозяин дома то прислушивался к разговору, то поощрял дебютанта, то тихим своим добросердечным голосом делал свои замечания, всегда исполненные знания и незлобия… И не стало более этого хозяина! Рушился дом приветливый, просвещению гостеприимный…

…По происхождению своему, князь Одоевский стоял во главе всего русского дворянства. Он это знал; но в душе его не было места для кичливости - в душе его было место только для любви. Свое родовое знание он сознал не высокомерием перед другими, а прежде всего строгостью к самому себе и неограниченной преданностью к началам человечности».

Газеты поместили десятки некрологов. Споров за наследство не было - князь древнейшего рода не оставил после себя почти ничего вещественного, включая наследников. Вдова передала библиотеку и рукописный архив в Императорскую публичную библиотеку, музыкальный (ноты, рукописи о музыке, энгармонический клавицин - изобретение самого Одоевского) — в Московскую консерваторию. Похоронен князь Владимир Федорович Одоевский в некрополе Донского монастыря. Не в родовой усыпальнице и не в Большом соборе. Скромно. Под открытым небом.

Был ли в России человек столь же одаренный, образованный и многосторонний? Не знаю. Важнее ответ на другой вопрос: будет ли?

P. S. К Одоевскому прицепилась сейчас эффектная фраза - он, дескать, «предсказал интернет»! Читайте самого Одоевского, а не Википедию. Он способен удивить больше.