Текст: Михаил Визель
Фото обложек с сайтов издательств
1. Джулиан Барнс. «Одна история»
Пер. с англ. Е. Петровой. — М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2018
После триумфального — и организованного, подчеркнем особо, при активном участии Британского совета — приезда Барнса на «Нон/Фикшн» в декабре 2016 года, когда он представлял свой «русский роман» о Шостаковиче, 70-летний писатель пользуется в России — во всяком случае, в столицах — репутацией живого классика и русофила. Чьи новые опусы обязательны к немедленному переводу и прочтению. «Одна история» — из их числа. На языке оригинала она появилась в феврале 2018 года, и вот уже российские издатели с законной гордостью представляют ее нам. Гордость понятна: не только потому, что «Иностранка» очень профессионально сработала, но и потому, что роман действительно очень хорош. Нeпритязательное название The Only Story обманчиво. Смысл его не в том, что «да так, ничего особенного… обычная история», а в том, что у каждого человека есть только одна история, которую он и рассказывает всю жизнь в разных регистрах. История рассказчика, Пола, далека от обычности: в 19 лет он влюбился в 48-летнюю женщину… и прожил с ней под одной крышей более десяти лет, причем их отношения постепенно мутировали от пылкой любви до тихой дружбы молодого преуспевающего юриста со старой тетушкой со средствами и «со странностями». О том, как это происходит, Барнс рассказывает с тихой, сдержанной, чисто английской грустью. И при этом препарирует «странности любви» с виртуозностью поклонника Тургенева и Достоевского — недаром же русофил.
2. Александр Розенштром. «Счастье»
СПб.: Лимбус-Пресс, 2017
Александр Коняшов (1960—2014) успел создать несколько милых «собачьих» телешоу, таких, как «Планета собак», и выпустить несколько книг упругих и звонких детских стихов. Но как прозаик он выбрал в качестве псевдонима заковыристую фамилию своей бабушки и решительно предпочитал зрелый, извода Саши Соколова, модернизм, плавно перетекающий в него же, с прибавкой пост-. Герой единственного его романа, впервые публикуемого, — некий безымянный (и бесплотный?) рассказчик, приходящий в себя после чего-то, похожего на смерть, в чем-то, напоминающем чистилище или дантовский лимб (или же пелевинский ад, описанный в «Вестях из Непала»). И вступает в отношения с персонажами, являющимися чьими-то проекциями — Розанова, Ремизова и так далее по всему пантеону русской, и не только русской литературы, вплоть до Свидригайлова и Гумберта Гумберта. Вписав это имя, добавлять уже ничего не надо — разе что то, что название издательства, «Лимбус-Пресс» - это ведь и есть лимб.
3. Борис Минаев. «Ковбой Мальборо, или Девушки 80-х: роман в рассказах»
М.: Время, 2018
Современный антрополог, пожелавший изучить, в рамках каких-нибудь модных феминистских штудий, отображение перестройки в литературе и кино девяностых и нулевых, пришел бы в ярость: ощущение такое, что все молодые женщины, чье девичество пришлось на ту эпоху, мечтали стать интердевочками и/или свалить замуж за иностранца! Ну, в крайнем случае, в виде паллиатива, — за нового русского, быстро ставшего олигархом. Книга рассказов Бориса Минаева рисует «портрет современницы» более широко и не сказать чтобы объективно, скорее — более сочувственно, хотя и с отчетливым юмором. Конечно, его героини — все эти молодые аспирантки, студентки, библиотекарши, ужасно наивны, в чем-то робки и закомплексованны, в чем-то бесстрашны. Таков уж был тогда zeitgeist, дух времени. Но каждый читатель — и мужчина, и женщина - может узнать в них своих подруг, коллег. Да что там — просто самих себя. А теперь уже — и своих матерей.
4. Борис Зайцев. «Утешение книг. Вновь о писателях. Очерки, эссе, воспоминания»
М.: Бослен, 2018
Борис Зайцев прожил долгую жизнь, 1881—1972, с хрустом - отнюдь не французской булки - переломившуюся в 1922 году, когда ему, сложившемуся сорокалетнему русскому писателю, пришлось навсегда покинуть родину. Трагизм этой ситуации и попытку его преодоления как раз и передает эта книга, собранная из мемуарной и публицистической прозы реалиста, номинированного, как сейчас стало известно, в 1962 году на Нобелевскую премию (и «проигравшего» тогда, заметим в скобках, другому сугубому реалисту - Джону Стейнбеку). Ее название явно отсылает к знаменитому труду теолога-неоплатоника Боэция «Утешение философией». Зайцев не верит в платонову философию - но верит в культуру, в литературу, в то, что рукописи не горят, а вспоминать о современниках, коли ему выпало их всех пережить, - необходимо. И, читая эту книгу, вполне проникаешься его убеждением.
5. Сай Монтгомери. «Душа осьминога. Тайны сознания удивительного существа»
Пер. с англ. И. Евстигнеевой. — М.: Альпина нон-фикшн, 2018
Пока одни (имеется в виду совсем не автор вышеописанной книги) всерьез размышляют о полноценности женской души, другие столь же всерьез описывают душу осьминога. Причем в научном смысле - то есть говоря не о «душе», а о когнитивных способностях этих морских моллюсков. Американская научная журналистка в прямом смысле слова погрузилась в общество этих странных, на наш взгляд, созданий, точнее, в разные общества, в разных частях Мирового океана, и делится с нами своими открытиями. Да, осьминоги не просто обладают индивидуальностью, но и способны решать сложные задачи, далеко не всегда связанные исключительно с бегством от опасности, размножением и питанием. Современные интеллектуалы очень озабочены тем, как понять Другого. Что ж, пришла пора понять и осьминога.
