Две ягоды
1
- Отрок взобрался на дерево,
- старую заповедную вишню,
- на сто девяносто шестой странице
- Псалтыри Ла́ттрелла;
- забрался и не замечает
- садовника, караулящего внизу
- с неизбежной дубиной,
- и нависающих сверху
- острым чернильным дождём
- готических литер,
- но, сбросив ботинки и ошалев от радости,
- набивает щёки, пото́м – карманы
- сладкими-сладкими ягодами…
- И ни одной шишки.
- Истинно говорят:
- восходят до небес
- и низходят до бездн,
- душа их в злых таяше...
2
- Между левой стеной и правой,
- прямо над теплотрассой,
- выросла возле Центра медицинской радиологии
- огромная белая черешня.
- По местной легенде, кто-то
- бросил косточку из окна –
- с тех пор и тянется это вредное
- «радиоактивное» дерево
- выше первого этажа,
- где празднуют выздоровленье,
- выше второго,
- где отмывали чернобыльцев,
- выше третьего,
- где не останавливается обычный лифт,
- и четвёртого,
- самого светлого – и пустого.
- И лет, говорят, ей столько,
- сколько и мне: много и вечно мало.
- В солнечную погоду
- ослепляет разлапистая черешня
- пациентов изнанкой своих жестяных листьев,
- так что некоторые тут не различают –
- то ли кружится голова,
- то ли дует с востока незлой и обильный ветер...
- Жизнь – это бросок костей
- с пятого этажа,
- и счастье тому,
- кто её попробует.
*
- Неслышно ковыляет человек.
- Вокруг, колыша ветхий борщевик,
- клубится снег. Ложатся покрова
- на кровли, трубы, бани и хлева
- (дрова, сараи, тряпки, конуры
- и прочее скупое иудейство).
- В прихожей собирается семейство.
- Шипят говоруны.
- Где мыкается бедная дочка́ ?
- Чем угощать священника, дьячка
- и певчиих? Аль выгнали Дружка
- и Муську из гостиной? Мужичка
- позвали, Сашку с Костырей? Скажи
- яму́ , шоб подсобил. А свечки?
- На кухне вчетверо по луковой дощечке
- быстрей стучат ножи.
- Сижу на лишней табуретке, разделив
- сестру и мать – как дикобраз
- какой-то – молчаливо: здесь табу
- на разговоры. Лезет снег в избу
- постылой панорамой, но белей
- рассохшаяся краска крестовины
- и на трюмо спадающие криво
- лавины простыней.
- Там пятна растекаются гвоздик.
- Мы обступаем, будто борщевик.
- Клубится ладан, сходятся лучи –
- семь лезвий – в сердце. Мати, умягчи!
- И полностью пропитанный покров
- на зеркале. Стоим, не замечая:
- спелёнатую куколку качая,
- Кто высится, поправ.
Автограф
- Дорогая мама!
- Герой моей первой книжки
- пьёт и курит.
- И часто болеет.
- И изменяет женщинам, как твой первый
- благоверный
- «козёл азаренков».
- Герой этой книги много пьёт
- стыда, красного и сухого;
- зуда, живого и тёмного.
- И не герой, конечно, а так – субъект,
- в меру упитанный, порой лирический,
- особенно когда выпьет.
- Ладно, мама,
- знаю,
- что дед Колька умер от этого,
- что Витька умрёт от этого,
- что все мы стоим в этом, как в огне, в говне, в гиене…
- Знаю. Ну а что с этим делать? От осинки
- не родятся апельсинки.
- Кстати,
- Егорьевская церковь на Фурманова
- теперь общежитие:
- бельё на фоне общипанной панорамы…
- Старушка выводит из ветхого закутка
- трёх-четырёх коз
- и кособокого Боньку
- пастись на церковной лужайке.
- А когда тот залезает на чей-нибудь огород,
- раздаётся окрест: «Бонька! Ти ты соусем оборзел?
- А ну дывай тика́й оттудава, кому скызала!
- Получишь тут! У-у-у, козлище поганый, чёрт ты
- лысый! Фашист проклятый, вредитель,
- конченный…»
Сочельник
- Ну что тебе ещё написать...
- Бог есть,
- раз есть дьявол,
- умеющий растравить –
- до психоза - простую спичку,
- показывающий кино в засыпальной тьме,
- подпиливший и ножку стула, небось, нарочно...
- Устроивший в вино-водочном на углу
- распродажу и даже – под Рождество! – ангину.
- Потому что все ангелы ждут, а дьявол здесь.
- Ну, не совсем настоящий
- (настоящий, говорят, красивый),
- а такой, обычный:
- ворчащий, глупый.
- Тетёшка, пушной зверёк.
- Мелкая сошка.
- Даже немножко жалко.
- Накорми его своей кровью,
- своей горячкой,
- гречкой,
- лучшими годами,
- густотой волосяного покрова,
- главой из диссертации,
- пустотой наполовину тёплой постели,
- нерождённой дочкой –
- «Сонечкой,
- со скрипочкой» –
- а он всё пилит, пилит чужую мебель
- и подбрасывает в костёр.
- Вдалеке переливаются огоньки.
- Улыбаются бумажные иконки.
- Я стою на срыве своей Диканьки,
- весь в пуху сухостоя, собачках, сухом репее –
- сейчас загорюсь.
- Мой зверёк мне терзает валенок, простофиля.
- – Да есть, - говорю. -
- Есть, наверно.
- Только вот смотрит другие фильмы.
Элегия о Вознесенском кладбище
- На потайной скамейке
- встречались ввечеру
- (у матушки Ирины,
- Панкратовой в миру,
- покинутой в могилке…
- А я потом умру).
- По узеньким тропинкам
- гуляли наугад
- до сумерек, и бёдра
- скользили меж оград.
- И в сумочке лежали
- таблетки циклодол.
- От холода дрожали,
- и длился поцелуй…
- Как юности детальны
- и память, и вина!
- И как сентиментально
- то кладбище: больна.
- Увидел приведенье,
- знакомое лицо,
- в соседнем отделеньи,
- тоскливом ПСО.
- «Мы всё перетерпели, –
- шепну через года, –
- но, сколько б ни болели,
- мы здесь не навсегда».
*
- и гречишный мёд с райскими яблоками – зачни
- яхонтовый, почти любимый – и слава Богу
- надоест одеяло сминать ночами, ногами
- а он пригубит, он приголубит
- что за бесплодное вычитание человека из образа
- вычитывание человека из книг и титров
- будто ходит по свету пустой и оборванный силуэт
- в нимбе из букв и титл
- хитрая каллиграмма
- отмой от мира того, обмой
- в ответ обнимающего обойми
- а то сама не своя и рука на чашке
- не своя, и слова-тройняшки от лукавого
- даришь как волосы распуская (в скобках
- преумножая скорбь)
*
- Кем ты будешь?
- Незваной гостьей
- в тихой рай-
- онной больнице,
- спланированной фармацевтической горстью,
- ножом ревнивицы?
- Кем я буду?
- Профессором какой-то литерадури?
- Пылью в ад-
- министрации? Поэтом? (Паяцем,
- сменившим ходунки на ходули.)
- Всё это плюс пьянство?
- Ты же моя шептунья, всегда над левым плечом...
- Длинная тень урочная в час отхода ко сну.
- Самая лучшая! Дай мне любить другую —
- прямо и горячо;
- и Другого, сорвавшего тебя саму.
- Дай мне смотреть на солнце – без тебя.
- Слушать бубны, лютни, рожки, кимвалы – без тебя.
- Разреши не различать твой запах
- среди утреннего базара и летнего сада.
- Ты ж моя крохотка!
- Мой роковой комочек,
- расцветающий в мозгу, как бахчисарайская роза.
*
- Гравий на заброшенной «железке»
- промерзал в лесопосадке, в перелеске.
- Тёмное пиво в помятой жестянке
- холодело на ходу, как таитянки
- кровь, окажись бы она на краю
- городка-райцентра, в панельном краю,
- там где я стоял – и стою.
- Смальта той далёкой «девятины»
- вызывает у меня картины:
- как мы шли с тобою ровно десять
- лет назад, целуясь и кудеся.
- (Голова мигнувшей телебашни
- в облако ушла...) Из-под рубашки,
- помнишь – нет, не помнишь – шоколадный
- запах, потный, мятный... Школа рядом,
- рядом мамин ларёк и последний упрёк,
- а нам не впрок! Нас растили,
- чтобы нас растлили.
- На заброшенной «железке» может призрак
- старого товарняка ударить в спину:
- нужно призвук этого гудка расслышать в ветре,
- в злой посадке, в тёмном перелеске,
- и небольно спрыгнуть вовремя на насыпь.
- Ты смотри, не кооператив гаражный,
- а раёк – гогеновый и пейзажный...
- Что-то жарят на мангале – был бы повод!
- Девочка с оранжевым помпоном
- бегает вокруг, как пуповина
- времени, орёт, как скотина
- резаная – пронзительно и ново!..
- На́ве на́ве фе́нуа но́а но́а!
