Текст: Андрей Васянин
Фото: Аркадий Колыбалов/РГ
«Импрессионизм в литературе» — так назывался паблик на площадке «Художественная литература» с участием молодых и актуальных московских и питерских писателей, некоторые из которых еще и художники.
Все с самого начала выглядело очень живописно: воплощение декаданса, томная рыжеволосая Арина («Муха имени Штиглица»), активный интеллектуал Андрей («Не кормите и не трогайте пеликанов») и энергичная, быстро мыслящая Александра («Небесный почтальон Федя Булкин»). Трое авторов ярких и разнохарактерных романов последних лет были собраны за одним столом их издателем Еленой Шубиной, чтобы решить, что же это такое - импрессионизм в литературе.
Писатели не любят говорить о стиле, в котором работают, и художницы Арина с Александрой не поддавались желанию ведущего дискуссии найти им место среди авторов, описывающих, как выразился Аствацатуров, «не предмет, а человека, который предмет наблюдает». И искали импрессионизм на стороне - в текстах Набокова, Брэдбери, Пруста, Вирджинии Вулф, говоря при этом о названном стиле с изяществом писателей, знающих толк в изобразительном искусстве.
- Однажды на экзамене в Строгановке мне попался вопрос про импрессионизм, а я забыла определение, - вспомнила молодость Александра Николаенко, чей роман «Убить Бобрыкина» получил в 2017-м «Русский Букер». - Но вдруг решилась и сказала как-то так: «Импрессионизм - это момент, когда смотришь на картину без очков». Я получила «пять».
- Импрессионистский роман - это будто картина, собранная из крупных мазков, - вслух размышляла Арина, недавно оформившая как художник сборник «Птичий рынок». - Когда видишь рассказ, то замечаешь слова, фразы, абзацы, крупные фрагменты…
Ведущему все же удалось вывести героев на откровения о стилях и художественных приемах, когда речь зашла об иллюстрировании. Андрей Аствацатуров заговорил тут о визуализации, начал сыпать именами и терминами, подчёркивая, что у Вирджинии Вулф «длинные образы», а «Набоков описывал трехмерность, а потом проецировал это в плоскости». Андрей позавидовал коллегам-художницам:
- Мне легче описывать пейзаж, если я смотрю на фото. Фотограф сам показывает мне, на что смотреть, там уже все отобрано. И мне важнее образ, чем его описание, описываю я все же сам - картины реальности, их движение, мизансцены. И даже не понимаю иногда, как это можно было бы проиллюстрировать, тут нужен сюрреалист.
Импрессионизм для большинства читателей, не погруженных в филологию, - это, прежде всего, живопись, и именно с этих позиций, можно быть уверенными, воспринимали дискуссию большинство собравшихся в шатре слушателей, понимая описываемый художественный стиль как игру красок, яркость описаний, эмоции и впечатления, способные составить общую картину повествования.
Наши нефилологические размышления подтвердила Александра Николаенко, к концу дискуссии нашедшая слова, чтоб определить импрессионизм в литературе и в собственной книге в том числе.
- Полотно художника-импрессиониста рассыпается, когда ты в полуметре от него, но стоит отойти подальше, как оно собирается в единое целое. В импрессионизме литературном должен быть стержень, иначе книга не соберется в картину.
Собравшиеся в шатре литераторы сетовали на то, что проза сегодня «очень густа и подробна», она сама, как сгусток краски, а всякому писателю хотелось бы, чтоб его мазки разбирали.
- В рисунке и тексте важно оставлять пустые места, место для размышления автора, свободное от красок. В этих пространствах потом появляются наши герои, - поделилась наблюдением выпускница Художественно-промышленной академии имени Штиглица Арина Обух. - Я как-то делала иллюстрацию, потом бросила, не шло. А через какое-то время посмотрела на нее, и смотрю - у самого края листа сидят два рыбака. И один вдруг поворачивается и заговаривает со мной. Тут рассказ и пошел.
