Борис Рыжий. 8 сентября

Текст: Дмитрий Шеваров

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Фото предоставлены автором

Внешняя биография - совершенно обычная, "как у всех". Родился в Челябинске. Школа. В 1991 году поступил в Свердловский горный институт. Женился. В 1997-м окончил отделение геофизики и геоэкологии Уральской горной академии. В 2000-м - аспирантуру Института геофизики Уральского отделения РАН. Проходил практику в геологических партиях на Северном Урале. Опубликовал 18 работ по строению земной коры и сейсмичности Урала и России. Работал младшим научным сотрудником Института геофизики УрО РАН.

Но что для нас важно: первая публикация стихов в 1992 году в "Российской газете". Целых три стихотворения - совершенно необычных для того времени. И еще необычнее - для сегодняшнего дня.

Поколение Бориса Рыжего еще только входит в тревожную зрелость. И, конечно, в Екатеринбурге многие помнят его и готовы о нем рассказать.

"В стране гуманных контролёров // я жил - печальный безбилетник..." Чтобы вернее всего почувствовать нервную и нежную Борину поэзию, надо сесть на трамвай N1 и проехать от ВИЗа до Вторчермета. За два с лишним часа вряд ли удастся подремать, но зато впечатлений будет с избытком - и добрых, и не очень. На извилистом пути с одной заводской окраины на другую о многом успеешь подумать и многое понять."Если в прошлое, лучше трамваем // со звоночком, поддатым соседом, // грязным школьником, тётей с приветом, // чтоб листва тополиная следом..."

До семнадцати лет Боря жил в Свердловске, а потом вдруг все разом переменилось. "Внезапный ветр огромную страну // Сдул с карты, словно скатерть - на пол..." Свердловск стал Екатеринбургом. И страшно изменился: встал на дыбы, полез за облака небоскребами, и теперь это скорее блестящий город-офис, чем сосредоточенный и усталый город-завод.

Боря к новому названию так и не привык. В его стихах родной город остался Свердловском. "Сказочный Свердловск // и школьный двор в районе Вторчермета..."

Возможно, и у нынешних мальчишек так бывает: сентябрь, утро, туман, идешь как зачарованный птенец по ветке. И тут вовремя тебя спугивает звонок трамвая, ты взмахиваешь короткими крыльями пальто, перелетая дорогу. Узкий силуэт трамвая, сердито дребезжа, раздвигает лохмотья тумана. Стекла и бока трамвая - все в капельках росы, и от того он кажется заплаканным.

Свернул трамвай на улицу Титова,

не "твой навеки", а "бессменно Ваш"...

Самые Борины стихи - это те, от которых хочется плакать. Причина этих слез не очевидна, ведь его стихи часто жестки, порой грубоваты (кстати, одно время Борис профессионально занимался боксом, был чемпионом города среди юношей). Но вот отчего-то плачется нам от его строк, даже когда их читаешь не в первый раз.

Его поэтический дар был редким, но за ним проступало что-то еще более исключительное, что-то не имеющее прямого отношения к литературе, к слову. Это "что-то" точнее всего было бы назвать слезным даром. Это выражение часто встречается в святоотеческих творениях, в житиях. Подвижника, имевшего слезный дар, отличали даже в монастырях как особенно отмеченного Богом. Оплакивать свои грехи - такое еще встречается, но оплакивать грехи человечества - это трудно вместить. "Видишь этот рубец -// Он оставлен слезой..."

А ведь никогда слезы не были так презренны, как в пору Бориной юности, в начале девяностых. Страна устремилась к очередному светлому будущему, топча и старых, и малых. Слезы были отменены.

"Блаженны плачущие, ибо утешатся..." Борис Рыжий был свердловским Иовом, но его плач потонул в пьяном гуле фуршетов и грохоте фейерверков. Литературная элита пестовала в молодом поэте блатную романтику. Она почему-то увидела в нем дикого скифа с Урала. А Боря был человеком интеллигентным, иногда, впрочем, вызывающе интеллигентным. Дела бесовские его совершенно не интересовали, а вот ангелы - они просто слетались в его стихи. Почти во всех его стихах: идущие в рай трамваи, невидимые миру слезы, и ангелы, ангелы...

Взрослым дядям были совершенно непонятны Борины слезы, им казалось странным, что парень оплакивает свое советское детство, жалеет каких-то "маргиналов" и "бомжей". Многие не понимали, зачем он тащит их в стихи. А он видел именно в них, в людях, сброшенных на обочину, образ Божий.

Пытаясь объясниться, Борис сказал после вручения ему одной литературной премии:

"Поэт стоит не на стороне справедливости, а на стороне жалости - не сострадания, но высокого сожаления, объяснить которое, выразить можно только стихотворением..."

Не будем говорить о страшном конце Бориной жизни. Это неприкосновенно. Просто его трамвай свернул на улицу Титова и ушел в парк.

Оригинал статьи: "Российская газета"