САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Пять книг для конца ноября. Выбор шеф-редактора

Хорошие биографии неоднозначных людей и неоднозначные биографии хороших людей

Текст: Михаил Визель

Обложки с сайтов издательств

Андрей Геласимов. «Чистый кайф» М.: ИД Городец, 2019

Выпустив историко-биографический роман о реальном историческом лице, адмирале Невельском, Андрей Геласимов в новой книге углубился в историю в другом регистре: в историю горячего ростовского рэпа и его звездного представителя, выведенного в книге под прозрачным псевдонимом Бустер. Но хотя он наговаривает всем известные треки, от «Моей игры» до «Сансары», книгу ни в коем случае нельзя рассматривать как биографию реального Вакуленко-Басты и его жены Елены, хотя история отношений героя с будущей женой - центральная в романе. Скорее это архетипическая история того, как «как закалялся рэп». То есть как из шебутного ростовского парня, говорящего немыслимым рэперским языком и способного заявиться на отчетный концерт в музыкальной школе со сбитыми в кровь кулаками (потому что только что за углом «разминал тему» с начинающими рэкетирами), вырастает, пройдя через все искусы, включая полный отказ от творчества и монастырское послушание, примерный муж и отец двух детей. Способный при этом раскачать «Олимпийский» - этим реальным апофеозом реального Басты книга заканчивается.

Повествование разворачивается в двух временных пластах - в конце девяностых и начале нулевых, когда молодой способный разгильдяй бездумно прожигает жизнь и талант, лишь на рубеже нулевых берясь за ум, не без помощи и поддержки прекрасной мажорки, и в 2016 году, когда остепенившийся герой работает концерты в Германии, чтобы заработать денег жене и детям. И по этому сюжетослагательному принципу «Чистый кайф» можно сопоставить с «Брисбеном» Вдолазкина, Тоже, кстати, о поп-исполнителе и тоже с эмоциями внахлёст. Но в «Брисбене» все кончается грустно, а в «Чистом кайфе» - апофеозом героя. Так что скорее в ум приходит язвительное описание голливудского киномюзикла из «Одноэтажной Америки»:

 

«Обычно разыгрывается такая история. Бедный молодой человек учится петь, но не имеет успеха. Почему он не имеет успеха, понять нельзя, потому что в начале учебы он поет так же виртуозно, как и в зените своей славы. Но вот появляется молодая красивая меценатка, которая выдвигает певца. Он сразу попадает в "Метрополитен-опера", и на него вдруг сваливается колоссальный, невероятный, сногсшибательный, чудовищный и сверхъестественный успех».

 

Впрочем, ильф-петровское зубоскальство здесь не вполне уместно. Потому что Андрея Геласимова, помимо собственно сюжета, горячо интересует еще несколько внесюжетных тем, доселе в русской литературе не особой разработанных. Во-первых, скользкая тема веществ, на которых плотно торчат все без исключения герои в первой части. Здесь она разрабатывается аккуратно -

Чтоб совсем не рассердить

Богомольной важной дуры,

Слишком чопорной цензуры

Но зато вполне определенно.

А во-вторых, что существеннее - тот самый невозможный рэперский язык. Который какой-нибудь профессор кафедры славистики немецкого университета, привыкший со времен «Посева» профессионально восторгаться Буниным и Набоковым, не колеблясь, определил бы как «клоачный». Но к счастью, русский язык развивается вне зависимости от пожеланий немецких профессоров русской литературы.

Эдуард Лимонов. «Будет ласковый вождь» М.: Пятый Рим, 2019

Эдуард Лимонов, седовласый enfant terrible русской литературы с сорокалетним стажем, сейчас воспринимается скорее как фигура комическая. И уж во всяком случае давно отыгранная, дай бог ему здоровья. Но горки, по которым катало сивку, были круты - ничего не скажешь. И одной из самых крутых (как в изначальном, так и в современном значении этого слова) была предпринятая в 2000—2001 годах попытка вооружённого мятежа на севере Казахстана с целью отсечь эту русскоязычную территорию и присоединить ее к России.

Романтическая авантюра была вдохновлена скорее примером барона Унгерна, лихим кавалерийским рейдом создавшим целое новое государство Монголия, и примером Габриэле Д’Аннунцио, создавшего в Триесте «республику поэтов», чем трезвым расчетом и политической целесообразностью. А полное незнание азов конспирации сразу подвело ее под плотный колпак соответствующих служб России и Казахстана, переведя скорее в разряд арт-проекта. Чем и объясняется мягкий приговор несостоявшемуся диктатору, реально отсидевшему меньше полугода.

И вот теперь, двадцать лет спустя, Лимонов решил вернуться к этому двусмысленно-героическому эпизоду своей биографии и описать его «как было». Но, чтобы избежать прямой политической пропаганды и сопоставлений с похожими «перформансами», разразившимся через полтора десятилетия, пишет на сей раз не от имени своего гипер-эго, а от имени малолетнего спутника несгибаемого Вождя - паренька по прозвищу Колесо, который почти что собачка - все видит и чует, но не все понимает. И такая позиция «ограниченного рассказчика» позволяет многоопытному Лимонову, не вдаваясь в обоюдоострую политику, рассказать о главном, что его волнует - о трагедии харизматика, увязшего в пошлости повседневности: в долгих разъездах по лесным заимкам, невнятных переговорах с то ли союзниками, то ли провокаторами, в элементарном безденежье. Ну, во всяком случае, так ему это видится - в сильно приукрашенном, но отнюдь не героизированном виде.

Сейчас модно оглядываться на девяностые, оказавшиеся вдруг «далекими-близкими». У Лимонова они оказались такими. И он сам отдаёт себе отчет, что это скорее далекое, чем близкое. И пишет во вступлении:

 

Приключение, рассказанное в этой книге, настолько старомодно уже сейчас, через двадцатник лет после того, как оно случилось, что видимо станет приключением из области палеонтологии для последующих поколений.

Потому что разъезжающие по землям гуронов-алтайцев на допотопном УАЗе Вождь и его ребята смешаны и с полем Куликовым (о нём неизвестно, по сути, где даже оно происходило, утверждают, что в Москве), и с нашествием Наполеона, и вообще с безразмерным народным временем. «Однажды... в некотором царстве, в некотором государстве...»

 

Булат Ханов. Непостоянные величины М.: Эксмо, 2019

Чего ждать от романа, первая фраза которого такова: «У него были свои счеты с Христом и с фарисеями»? Вероятно, того, что герой молод, не в меру образован, слишком высокого о себе мнения и (что вытекает из предыдущего) обижен на весь свет. Так оно и есть: герой романа, выпускник филфака МГУ по имени Роман, пережив серьезную (по его меркам, меркам благополучного московского мальчика) личную трагедию, в порыве досады решает принять неожиданное предложение, уехать на год в Казань, на родину одного из его дедов, и устроиться простым учителем литературы в простую общеобразовательную школу. Чувствуя себя при этом, вероятно, графом де Ла Фер, надевающим мушкетёрский плащ.

Впрочем, на Атоса новоявленный «инкогнито из Москвы» не очень тянет. Как, впрочем, и на Витю Служкина, самого известного литературного школьного учителя последнего десятилетия. Он не закручивает роман со старшеклассницей, не открывает школьный театр и не пробуждает волшебным образом в нерадивых учениках любовь к великой русской литературе. Он честно и небесталанно тянет тяжелую лямку молодого учителя, попутно пытаясь разобраться с собственными проблемами. И - по окончании отведенного года с облегчением возвращается. С дороги послав бывшему директору «меморандум», открывающийся тремя пунктами:

 

  1. Педагог беззащитен перед произволом детей и их родителей.
  2. Низкая заработная плата понижает статус учителя в обществе.
  3. Неподъемная отчетная документации формирует у учителей отвращение к своему труду.

 

Проблемы школы вечны, но каждое новое поколение вынуждено проговаривать их заново. 28-летний Булат Ханов делает это по-своему.

Эверт фон Крузенштерн. «Иван Крузенштерн. Мореплаватель, обогнувший Землю»

Пер. с нем. Ольги Калиновской

М.: Паулсен, 2020

Рубежи земной жизни Ивана Фёдоровича Крузенштерна - 1770—1846, то есть на будущий год нам предстоит отмечать 250-летие со дня рождения немецкоязычного эстонского барона, вошедшего в историю как первый русский мореплаватель-кругосветчик. Так что книга, написанная и скомпонованная по итогам изучения семейных архивов его прямым потомком еще в 1991 году и дополненная специально для русского издания его дочерью Бенигной, пришлась кстати. Из нее русский читатель может узнать не только подробности личной жизни и профессиональной карьеры Адама Иоганна фон Крузенштерна, ставшего привычным Иваном Фёдоровичем Крузенштерном, но и не совсем обычные подробности подготовки его знаменитого путешествия. В частности, Крузенштерн настоял, чтобы в экипаж набирали только русских матросов (никаких англичан!), и  чтобы им платили жалованье, что в эпоху рекрутчины крепостных казалось удивительным. Не меньшим сюрпризом для русского читателя может оказаться появление в Николая Резанова - того самого, который «Юнона и Авось». Точнее, удивительным может показаться не само появление, а то, что предстаёт он в виде, мягко говоря, не столь романтичном - как самовлюбленный интриган и завистник. Современные немецкоязычные потомки Крузенштерна едва ли ставили перед собой задачу очернять романтического героя нескольких поколений российских театралов - просто таковы исторические факты.

Сюзан Нейпир. «Волшебные миры Хаяо Миядзаки»

Пер. с англ. А. Поповой

М.: Эксмо, Бомбора, 2019

Книги имеют свою судьбу. И судьба этой книги в России терниста. С одной стороны, появление на русском языке всеобъемлющего компендиума, подробного, с истолкованием истории создания и скрытых смыслов, путеводителя по всем 11 полнометражным анимационным фильмам одного из самых впечатляющих и глубоких визионеров современности можно только поприветствовать. С другой стороны, это мешает сделать абсолютно сырой, неряшливый перевод. Трудно сказать, о чем думали переводчица А. Попова (кроме инициала, о ней ничего не известно), а также научный редактор Татьяна Трофимова и литературный редактор Оксана Пошивайло, но уж точно не о том, как сделать книгу удобочитаемой. Она изобилует как фактическими ошибками - имя средневекового китайского поэта по-русски принято передавать Ду Фу, а не Ту Фу (английское Tu Fu), так и абсолютно непережёванными фразами.

 
Когда Миядзаки изучал горные ландшафты, больше всего его впечатлили огромные кучи шлака - мрачные, но почему-то запоминающиеся побочные продукты столетий добычи угля.

 

Это вообще по-русски написано? Ну как бы да. Но после такого русского хочется помотать головой и вымыть руки.

Самое грустное, что на успехе книги это, вероятно, мало скажется - армия поклонников Миядзаки проглотит ее так же, как глотали топорный дубляж его фильмов, не понимая, «а что тут не так». Но, похоже, не понимает и издательство.