Просматривая буклет гостей Шарджийской книжной ярмарки, я среди многосложных и, признаться, ничего мне не говорящих арабских имен обнаружил американку Полину Саймонс (Paulina Simons), справка о которой гласила, что родилась она в Ленинграде и в США попала в середине семидесятых в десятилетнем возрасте. Так что перевод названия ее главного бестселлера – любовной саги The Bronze Horseman (2000–2005) сомнений не вызывал: разумеется, это не «бронзовый наездник», а «Медный всадник». Недолгие поиски показали, что книга выходила по-русски в 2014 году в издательстве с говорящим названием «Клуб семейного досуга». Но, прямо сказать, новым «Доктором Живаго» написанная по-английски история любви, начинающаяся в блокадном Ленинграде, в России стать не смогла. Тем не менее книга получила международное признание и позволила г-же Саймонс стать профессиональным писателем full time, автором множества любовных романов и «поваренной книги Татьяны» (героини «Медного всадника»). И даже заказать для продвижения в Европе услуги пиар-агентства, с сотрудницами которого она и приехала в Шарджу.После одной из панельных дискуссий с ее участием «Год Литературы» не удержался от соблазна задать настоящему американскому писателю несколько вопросов по-русски.
Интервью и фото: Михаил Визель
В «Википедии» про вас написано «Russian Writer»...
Полина Саймонс: Неужели?
Да. Неужели вы этого не знаете?
Полина Саймонс: Не знаю! Я свою «Википедию» не читала. Но это интересно.
Русской статьи о вас нет, а в мобильной версии статьи англоязычной написано, что Полина Саймонс – русский писатель. Почему?
Полина Саймонс: Потому что они очень любят называть меня «Russian Writer». Но на самом деле это все, что они любят. Им нравится, когда я пишу книги. Но не о России. Скажем, когда я пишу про Америку, это им нравится. Но когда я начинаю писать про Россию, это им гораздо меньше нравится. Им это менее интересно.
Им – это кому?
Полина Саймонс: Редакторам, издателям. Но не читателям. Читатели у меня хорошие. Их много, они живут не только в России, но и в Польше, Австралии. Я с ними встречалась в Новой Зеландии. Русские, которые меня читают, они живут везде.
А в Эмиратах? Кстати, вы впервые в Шардже?
Полина Саймонс: Впервые.
Какие впечатления?
Полина Саймонс: Гостеприимство здесь необыкновенное, уникальное. Все невероятно вежливые. Называют меня «мадам». Что бы я ни спросила, все хотят помочь. Это приятно. Знаете, это не Нью-Йорк... Отель находится на необыкновенном пляже, над заливом, но рядом с ним ничего нет. Это немножко странно. Я привыкла – красивый пляж, при нем отель и обязательно что-то еще. А здесь отель, и больше ничего. А в самом отеле все русские, я везде слышу только русский язык: маленькие дети, взрослые, в лобби, на пляже. Конечно, погода необыкновенная – ноябрь, и 30 градусов! И потом, все говорят по-английски. Мне это тоже нравится. Нет такого, что ты в другой стране и никто не понимает. Вот мои первые впечатления.
А если говорить профессионально? Как писателю, который нанимает пиар-сопровождение, как вам в профессиональном смысле эта ярмарка?
Полина Саймонс: Я считаю, что они все делают прекрасно. Потому что я была несколько раз на Нью-Йоркской ярмарке, была в Чикаго, в Лондоне, многие из моих друзей и агенты ездят во Франкфурт. Здесь они очень хорошо организованы, прямо как в Нью-Йорке. Но здесь более гостеприимно. В Нью-Йорке немножко по-другому.
Вас пригласила здешняя Книжная палата, полностью за их счет?
Полина Саймонс: Да.
Сколько у вас здесь мероприятий?
Полина Саймонс: Четыре. Я здесь четыре дня. Три из них работаю. Панельные дискуссии, интервью. Завтра еду в школу и буду разговаривать с девочками-ученицами про мою карьеру. Они хотят знать, как я стала писательницей. Что я хотела делать, когда была в их возрасте. Кажется, они говорят по-английски. И, наверно, там будет переводчик.
Визит в школу – это здорово.
Полина Саймонс: Все писатели, которые здесь, делают это все время. Это Книжная палата хочет, чтобы мы все шли в арабскую школу и говорили с арабскими учениками.
Вы сейчас сказали на публичной дискуссии, что не следите за русской литературой. Но, наверное, вы следите за американской литературой? Надо же знать конкурентов!
Полина Саймонс: Абсолютно.
Насколько сильно влияние литературы арабской, мусульманской в Америке? Мы все знаем имя Халеда Хоссейни, его Kite Runner («Бегущий за ветром») – международный бестселлер. А что внутри страны?
Полина Саймонс: Кроме него, и еще другой книги, иранской – «Чтение “Лолиты“ в Тегеране» Азар Нафиси, фикшн почти нет. Только нон-фикшн. Про Америку и политическую систему, и все такое. Но очень мало про мусульман.
Но тот же Халед Хоссейни – не просто «про мусульман». Он как бы про американца, но с мусульманским бэкграундом, в его случае с пуштунским.
Полина Саймонс: Да, а еще же Салман Рушди.
Но он британец. Индус-британец. И потом, он уже классик. Или В.С. Найпол, лауреат Нобелевской премии с Тринидада, уже покойный. А есть какая-то более молодая поросль?
Полина Саймонс: Нет. Во всяком случае, в моем фокусе. Джумпа Лахири была очень популярна. Ее книги всегда бестселлеры. Но этого мало. А моя дочка, она работает редактором в другом издательском доме, она издает нон-фикшн, и она тоже не видит ничего.
Я рад возможности задать по-русски американскому писателю вот какой вопрос: при взгляде со стороны, из России, американский книжный рынок кажется чудовищно закрытым, герметичным. Туда невозможно проникнуть со стороны. Вам, изнутри, кажется так же?
Полина Саймонс: Как – проникнуть? Что вы хотите в этом рынке?
Если вы вдруг окажетесь в России и зайдете в московский или петербургский книжный магазин, вы увидите, что половина позиций в «топ-10» современной прозы – это книги, переведенные с английского. Не то чтобы это был знак благополучия, но это знак того, что российский книжный рынок предельно открыт.
Полина Саймонс: И в Австралии то же самое. Я там часто бываю «в туре», потому что я очень популярна в Австралии.
Это же страна англоязычная.
Полина Саймонс: Но они тоже должны покупать права на книги и издавать их там. Там не австралийские авторы, а американские, британские.
Это все-таки один язык. От Австралии до Канады, от Новой Зеландии до Южной Африки – это все один язык.
Полина Саймонс: Но это не один рынок. На него все равно надо проникнуть. Вы правы, что переводить книгу – это немножко труднее. Потому что эту книгу должен прочитать агент, и потом он должен сказать американскому агенту: о, это необыкновенная книга. Это бывает, конечно, но это бывает реже, чем, скажем, в Польше. В Польше они всегда берут все книги, и переводят их все на польский язык. Там они необыкновенно открыты. Берут все ото всех и переводят.
Вы недавно были в Польше?
Полина Саймонс: Да, тоже «в туре». Они меня там обожают. Купили все мои книги.
Вы профессиональный писатель, вы живете на то, что вы пишете. Сколько в США профессиональных писателей? Мы все знаем Стивена Кинга, это миллионер, но это же не показатель.
Полина Саймонс: Тысячи. Но таких, как Стивен Кинг, может быть, дюжина.
Не забудем о Стефани Майер.
Полина Саймонс: Конечно, как ее забыть! Таких, может быть, одна тысяча. И еще тысячи и тысячи, которые живут на то, что они пишут. Они не живут как Стивен Кинг, но они живут. Есть те, кто пишет, но работает над чем-то другим. Скажем, они профессора или учителя, иногда редакторы, журналисты. У них работа, и они пишут. И таких много-много тысяч.
Но вы не профессор, не редактор. Вы живете на то, что вы пишете? Вы продаете киноправа?
Полина Саймонс: Я бы с удовольствием продала. Мы стараемся уже 20 лет продать киноправа на «Медного всадника».
Понятно, что вы были бы не против. Просто в России могут жить в качестве писателей только те, кто продает киноправа. Другие этого делать просто не могут, концы с концами не сходятся. Как дело обстоит в Америке?
Полина Саймонс: В Америке, конечно, можно. Я не продала киноправа, и как-то я живу. Но, конечно, если бы я продала киноправа, то я жила бы, наверное, немножечко лучше. Конечно, всем этого хочется, но это очень трудно. Потому что тогда надо кому-то дать миллионы и миллионы долларов, чтобы сделать эту вещь. Особенно «Медный всадник», потому что там битва, там Вторая мировая война. Там блокада Ленинграда. Это не то что драма между двумя людьми. У меня был опцион от немецкой компании на «Медный всадник», они думали, что они сделают фильм за 8 миллионов долларов. Но это шутка. Конечно, ничего не получилось. И таких у меня было, наверное, случая четыре на «Медного всадника»: купили опцион и ничего не получилось.
Еще один стереотип, который распространён у нас в России, что сериалы сожрали романы. Сериалы заняли то место, ту нишу, которую недавно занимали романы: приходя домой после работы, люди ужинают, садятся в мягкое кресло… и смотрят сериалы.
Полина Саймонс: Вы абсолютно правы. Поэтому я написала трилогию, которая вся публикуется в один год. Все три книги в один год! Именно для того, чтобы привлечь внимание аудитории, о которой вы говорите. Которые приходят домой и смотрят сериалы. Но, может быть, они будут читать книгу, первую часть, потом вторую. И когда они закончат вторую часть: «Ой, когда выходит третья?»
Другой стереотип – что великое американское кино съело великую американскую литературу. Где новые Фитцджеральды, Фолкнеры, Хемингуэи? В телевизоре. У вас есть такое ощущение?
Полина Саймонс: Да, конечно, сейчас сериальный телевизор становится искусством. То, что сейчас в телевизоре делают, не делается нигде. Это что-то необыкновенное. Сейчас могут поставить историю как надо. Это сначала все смотрели на телевизор как на что-то второстепенное. Во-первых, на этом больше денег, чем на чем-либо другом, это же невероятные миллионы долларов. Хотя, конечно, такие фильмы, как «Бэтмен», «Аватар», тоже собирают миллионы долларов по всему миру.
Но это же скорее какой-то аттракцион, а не кино. Минимум психологии.
Полина Саймонс: Вот именно. Поэтому эти фильмы легко продать, скажем, Китаю. Потому что им не надо психологии. Им не надо ничего переводить. Все ясно: кто-то кого-то ударил, кого-то поцеловал, и все закончено. А если хотите психологию, надо смотреть телевизор. Я не знаю, видели ли вы необыкновенное сериальное шоу, называется «Американцы», про русских шпионов.
Вы будете это рассказывать арабским девочкам? Что если хотите быть профессиональными писателями, то сразу пишите сериалы.
Полина Саймонс: Думаю, что нет. Кстати, я хочу сказать, что когда меня просят дать какой-то совет, куда они могут пойти, я всегда говорю, что газеты, журналы – это мертвое дело. Если вы хотите заработать деньги, вам надо в телевизор. Где журнализм, где история, где сериалы. Тогда вы можете делать что угодно. Тогда у вас получается карьера.
Все-таки не могу удержаться от вопроса. Вы сейчас сказали в ходе дискуссии, что не знаете русскую литературу после Пастернака и Булгакова. Но, честно говоря, я не верю, чтобы вы, с таким прекрасным русским языком, остановились на Булгакове... Неужели никого вслед за ними не читали?
Полина Саймонс: Порекомендуйте мне кого-нибудь.
С удовольствием. Вы вообще бегло читаете по-русски?
Полина Саймонс: Я читаю по-русски, это у меня самый верхний уровень. Говорю по-русски, это средний. А писать по-русски, это у меня самый слабый. Я пишу правильно, меня мама научила. Меня спрашивают, могу ли я писать, скажем, мои романы по-русски. Невозможно. Есть русские слова, которые на английский просто не передать. Например, «скорбь». Это необыкновенное слово. Например, читаешь Достоевского, он пишет так, что просто все чувствуется. И это самое тяжелое, мне по-американски писать, как будто я пишу по-русски, чтобы я чувствовала слова, а не просто писала их. Чтобы это не был гнев. Знаете, «гнев», это такое слово... Потом «любовь»...
Вы ответили на вопрос, который я собирался задать: что вы имели в виду, когда говорили на дискуссии о своей «меланхолической русской душе»!
«Год Литературы» благодарит Книжную палату Шарджи (Sharjah Book Authority) за помощь в организации интервью.
