Как организовать перемены

Текст: Андрей Васянин

Обложка книги предоставлена издательством

«Цой жив».

Ровно 30 лет этот слоган появился на свет — с того момента, как Цой стал мертв. Слоган-мечта, слоган - невозможность смириться с уходом главного отечественного рок-героя.

Бывший военный моряк-подводник, основатель и бессменный редактор музыкального журнала Fuzz

Александр Долгов написал книгу, в которой попытался осуществить мечту авторов короткого, как аккорд, слогана.

И даже мифа - ведь тот немедленно сложился в фан-среде со всеми своими атрибутами, включающими в себя похищение лидера «Кино» инопланетянами и вездесущую «теорию заговоров» и т.д. Только в той реальности можно было осуществить мечту и оставить Цоя живым. И желание героя книги спасти Виктора, предотвращая задним числом аварию на шоссе уже не представляется неосуществимым.

Хорошо знающий материал Александр Долгов, оставаясь преданным поклонником канувшего в лету российского рока, возвращает нас к славным и наивным временам, когда казалось, что будущее у нас «в кармане», что только стоит выйти на сцену и запеть «мы хотим перемен» - они непременно за этим и последуют.

Стоит только спасти Цоя!

Александр Долгов «Спасти Цоя. Роман, где переплелись вымысел и реальность» Бомбора, 2020

...Трибуны ревели так, что слышалось в коридоре, по которому мы бежали вприпрыжку, чтобы успеть к концерту. Зрители неистово требовали тех, ради которых купили билеты. Мы, к счастью, выскочили на трибуну до того, как на сцене появились музыканты «Кино». У беговых дорожек на арене влево и вправо расползлась мрачная туча милиции, облаченной в серую униформу, – стражи порядка тройным кольцом обступали трибуны и были настроены решительно в плане соблюдения общественного порядка. Публика же, вернее сказать, ее хулиганствующая часть, явно развлекаясь от нечего делать, бросала в них чем ни попадя: медными монетами, обертками от конфет, смятыми сигаретными пачками, разным мусором и даже поджигала бумажные самолетики, не говоря уже о бенгальских огнях – коронной выходке самых безрассудных зрителей того времени. Сцена стояла на поле прямо перед трибунами, довольно неказистая, хоть и высокая, построенная, как видно, из подручных материалов, без задника, без привычных современному глазу стандартных алюминиевых ферм, практически без светового оборудования и даже без всякой крыши – а если вдруг дождь?.. Звуковые колонки громоздились бесформенной горой справа и слева от сцены, точно гигантские поленницы, никаких экранов и в помине не было – даже самых простых, не говоря о современных светодиодных… Мне, как искушенному зрителю, за год сотрудничества с журналом избалованному редакционными заданиями о разных рок-концертах, конечно, было смешно смотреть на то, как было обставлено это действо. Но тут вышли они… и, знаете, я моментально забыл про все организационные огрехи.

Ор, возникший при их появлении, был таким, что я сразу оглох на оба уха и так же, как все, завороженно устремил взгляд на сцену. Рок-музыканты смотрелись героически: на авансцене трое, одетые в черное, держали белые гитары, в центре – Цой, по правую руку – Каспарян, по левую – Тихомиров, позади них за куцей ударной установкой Густав Гурьянов, стоящий в полный рост; на всех концертах он барабанил стоя. Поначалу вышел в своей дурацкой соломенной шляпе, но из-за сильного ветра скоро ее забросил куда подальше. Концерт, как известно, шел без всякого конферанса, песни исполнялись нон-стоп, практически без пауз – одна за другой. Только раз Виктор посетовал в микрофон, что ветер сильный, отгоняет звук в сторону от трибун, вот и все…

Ну а сам концерт… Выступление группа «Кино» начала со ставшей теперь хрестоматийной песни «Звезда по имени Солнце», но на тот момент сравнительно новой, сочиненной Цоем, как известно сегодня каждому «киношному» фану, за два года до этого – в Алма-Ате на съемках фильма «Игла» в квартире у Рашида Нугманова. И тут у меня словно мороз по коже пошел… Я сам удивился подобной реакции, ведь песню я назубок знал, раз тысячу слышал – и такое сильное впечатление! И это при том, что слышимость была неважная из-за непрекращающегося сильного ветра, да и трибуны помогали – устроили такое дружное хоровое пение. Честно говоря, я ничего подобного раньше не слышал. Особенно старались парни-юнцы, юные поклонники «Кино», сидевшие сзади от меня. Так что у меня окончательно заложило уши, будто я летел в сверхзвуковом самолете, стремительно набиравшем высоту… Забегая вперед, скажу, что концерт был коротким – чуть меньше часа, совсем как у «каких-нибудь» The Beatles на стадионе Shea в Нью-Йорке, впрочем, «битлы» там отыграли в 1965 году еще меньше – всего 37 минут, но публика, как и в Риге, осталась довольна. Вот это я понимаю – ШОУ! Мы вспоминали потом, и совершенно правильно: на концерте не исполнили ни од-ной старой песни, все только новые или относительно новые, и могу сказать однозначно, что прозвучали – пусть и в хоровом варианте (что ж с того?) – все мои самые любимые песни. Меланхоличная «Пачка сигарет» с пронзительно-щемящим гитарным соло Юрия Каспаряна, сыгранная почему-то нарочито медленно, во всяком случае, заметно медленнее студийного варианта, и оттого ставшая еще печальней; зашифрованная «Бошетунмай», во время исполнения которой «киношники» очень ритмично и зажигательно пританцовывали с гитарами наперевес, так что, не удержавшись, я и сам пустился в пляс вместе с окружавшими меня зрителями… Уже под завязку, предчувствуя финал концерта, видимо, боясь не услышать, публика настойчиво стала требовать популярную «Перемен!», скандируя ее название, и музыканты не стали разочаровывать поклонников – исполнили напористо, на одном дыхании. Все завершилось хоровым исполнением героической песни «Группа крови». К тому времени я совершенно сорвал голос, думаю, как и многие на трибунах, если не все, а в ушах зависли пробки из звуков…

На бис группа не вышла, хотя все орали, свистели, хлопали и топали ногами так, что едва не проломили трибуны. Отбитые ладони болели и на следующий день.

************

…Не теряя зря времени, мы поймали на станции такси, которое, кстати, также оказалось приписанным к вожделенному автопредприятию – у него на лобовом стекле с внутренней стороны имелась соответствующая бумажка. Мы, разумеется, не заикнулись, что там побывали, и направились прямиком в Плиеньциемс. Ехали недолго – минут пятнадцать. По надписи на почтовом ящике отыскали нужный дом и засели в близлежащих кустах. По счастью, поблизости дворовых собак не оказалось, а то бы нам несдобровать – псы без труда бы учуяли нас и подняли бы переполох в поселке. По всему видать – хозяева ближайших домов дорожили своей тихой уединенной жизнью. Да, важная деталь: у дома две легковушки стояли, темная – машина Цоя, а светлая – Каспаряна. Это я знал доподлинно, мне еще Долгов об этом рассказывал. 

Работая над своим «Черным квадратом», он опрашивал друзей и знакомых Виктора Цоя, пытаясь восстановить мельчайшие подробности последних дней жизни. Так вот, одним из них был Юрий Каспарян, который, как известно, покинул Плиеньциемс вечером накануне гибели Цоя, завершив работу над очередным альбомом группы «Кино» – записывали черновой вариант.

Солнце припекало вовсю – день выдался на удивление жаркий, можно сказать, что вернулось лето. Я давно скинул бушлат, как и Шульц; мы сидели на них, чтобы было удобнее, от тепла и усталости меня потянуло в сон… Последний раз, если не ошибаюсь, я смог немного покемарить в Пскове, перед тем как пересечь границу, да и то – сон был короткий, нервный, а теперь я и вовсе сбился со счета, сколько бодрствую, перескакивая из одного времени в другое…

Как ни пыжился, но все равно продолжал клевать носом, периодически вырубаясь и снова встряхиваясь. А вот Шульц держался молодцом – бдительно нес вахту, то и дело пихая меня в бок: «Это еще кто?» – если из дома вдруг выходили или, наоборот, входили. 

И я ему рапортовал: «Это Каспарян, гитарист “Кино”».

– Здесь что, вся группа в полном составе собралась?

– Да нет, что ты. Каспарян один приехал специально для того, чтобы с Цоем записать болванку следующего альбома.

И про себя добавил: «Черного», как после выхода в свет его негласно окрестили поклонники Виктора Цоя, только вот сами рок-творцы, ваявшие альбом, об этом трагичном названии даже не догадывались. И дай-то Бог, чтобы эта работа для группы «Кино» не стала последней в их дискографии, а сам альбом в конце концов вышел под другим названием — ободряющим, оптимистичным, обнадеживающим… 

Ну хотя бы «Кончится лето» – по названию открывающей альбом песни. А что? Отличная вещь, очень эмоциональная, вполне достойная дать название всему альбому

Позднее мы с Шульцем наблюдали, как Каспарян готовился к отъезду, перетаскивал инструменты, портостудию, усилитель с колонками из прилегающего к дому одно этажного сарайчика, где была оборудована временная студия, в чрево открытого багажника автомобиля, готового выехать в Ленинград. Мы осознавали: на наших глазах происходил знаменательный момент… Ну вот и все: что надо, погружено, друзья перекинулись последними фразами, крепко обнялись в последний раз. Неужто тоже в последний раз? Ну нет, это мы еще посмотрим… Исход истории еще не предрешен, фортуна в наших руках, мы в силах повернуть колесо времени вспять, и это нам по силам.

Машина отъехала. Виктор вернулся в дом. Можно было ослабить внимание…

Мои расплывчатые размышления в полудреме прервались очередным тычком меж ребер – Шульц интересовался, что за пожилая седая женщина вышла из дома нарвать зелени на огороде.

— Должно быть, хозяйка дома — Бироте Луге, работница местно-го рыболовного заводика.

Позже, когда хозяйка вернулась в дом, на лужайку выскочили двое мальчишек, наверное, лет пяти и десяти. Тот же вопрос.

— Я думаю, это дети Виктора и Наташи. Тот, что помладше, — Саша, пятилетний сын Виктора.

Виктор возле дома больше не появлялся — может, рыболовные снасти ладил, ведь он собирался рано утром ехать на рыбалку. В тот вечер, как вспоминала позднее Бироте Луге, ее столичные квартиранты-дачники допоздна засиделись в гостиной, заговорились, хотя Виктору предстояло встать в пять утра. Наконец во всех окнах дома погас свет. Мы еще выждали часок, чтобы очередного облома не случилось, а потом, как завзятые воришки, перемахнув через невысокий заборчик, неслышно на цыпочках подкрались к припаркованному у дома «Москвичу». Шульц порывался отгрузить пачку сахара прямиком в бензобак, уже и заглушку открутил, но я ему не позволил: нечего машину хорошего человека гробить, она ему еще пригодится — для этого мы и здесь! В общем, ограничились тем, что попросту проткнули шину шилом из запасников Шульца, которое тот выудил из своего необъятного рюкзака. Потом еще одну. 

Я стоял и с преступным упоением слушал, как из покрышек с шипением выдувается сдавленный воздух. Машина прямо на глазах просела на один борт. Мы так же тихо, как пришли, убрались восвояси. 

Взошла луна. На небе зажглись звезды. Теперь можно было расслабить-ся. В лунном свете был хорошо виден результат наших скромных усилий — машина заметно покривела. Все. Дело сделано. Вот так просто. 

Даже не верилось. Что теперь? Я взглянул на циферблат: часы показывали полночь. Начинались новые сутки.

(…)

В голове творилась невообразимая чехарда, меня бросало из крайности в крайность: я уже жалел, что сразу не бросился в «Зелтени» поднимать шум, бить в набат… Конечно, конечно, надо было приехать сюда вместе с Наташей Разлоговой, и только с ней! А теперь поздно… Но что же теперь делать? Уж поздно куда бы то ни было ехать. Скоро, совсем скоро он появится здесь… В мозгу стучало отбойным молотком, не давая сосредоточиться, успокоиться, собраться с мыслями — что же можно придумать? С последними минутами я терял последнее самообладание, и, не в силах справиться со страхом, с ужасом, душившим мое сердце, я бросился туда, откуда Виктор через несколько минут должен выскочить на темно-синем «Москвиче» с известным теперь госномером «Я 68-32 МН». Я бросился от моста вперед, навстречу машине, которая с минуты на минуту должна показаться на шоссе. Лихорадочно мелькнула шальная мысль — найти в кювете стеклянную бутылку, разбить ее на дороге, чтобы проколоть-таки шины «Москвича»… Уже пробежал сто метров, и ничего подходящего нет. Двести — опять ничего… Я продолжал бежать, выискивая глазами то, что нужно, но кювет был абсолютно чистый. Как все-таки вылизано все у этих прибалтийских чистоплюев! И в этот самый момент я услышал отдаленный звук приближающейся машины, сначала похожий на жужжание шмеля. С каждой секундой звук разрастался и вскоре завыл, как мотор гоночной машины, – прямо на меня мчался «Москвич». Не придумав ничего лучшего и нисколько не поколебавшись, я вышел на середину дороги, широко раскинул руки в стороны, решив совершенно безрассудным способом остановить машину. Темно-синий «Москвич» издалека смотрелся черным авто. Того, кто вел машину, я не успел рассмотреть, будто машина сама двигалась на меня, без всякого управления! Скорость была невероятной, просто фантастической, так гоняют только на спортивных болидах, и от этого в глазах рябило, да и нервы у меня сдали… В страхе я зажмурил глаза, продолжая стоять с широко раскинутыми руками, и застыл на месте как вкопанный. Как раз в это время из-за поворота навстречу «Москвичу» (как и суждено было случиться) на дорогу выползла огромная туша «Икаруса-250». Разумеется, сам я этого не видел, поскольку стоял спиной, мне об этом позже Шульц рассказал…

Ясно было одно: колода карт разложена дьявольской рукой. Сомнений не было, он точно приложил здесь руку! «Москвич», не сбавляя скорости, резко принял влево от меня, надрывно взвизгнули и истошно завыли тормоза и покрышки, машина помчалась по обочине, поднимая за собой клубы дорожной пыли… Водителя я по-прежнему не видел, а вот он, похоже, меня отлично разглядел — уж больно шапка у меня была примечательной, словом, двое из ларца — как тут не признать?

Машина вихрем пронеслась мимо, едва не коснувшись меня, должно быть, промчалась в каких-то миллиметрах от пальцев левой руки, такое чувство, что средний палец чиркнуло об горячий корпус легковушки, его точно обожгло, а от сильного мощного воздушного 

потока, созданного всей массой авто, промчавшегося с невероятной скоростью, ударило в лицо жаркой воздушной волной; я отступил на шаг назад, бейсболку рывком сбросило с головы и унесло в кювет, при этом взъерошив волосы. Через несколько мгновений раздался адский грохот, как будто мир раскололся пополам, и с этим страшным звуком, от которого внутри у меня все разом обвалилось, умерла последняя надежда на спасение «последнего героя». Наступившая тишина оглушила, впрочем, у меня продолжало звенеть в ушах…

Медленно, точно в рапиде фильма-катастрофы, оборачиваюсь и с ужасом вижу (а в ушах еще звенит от страшного удара) искореженный в лепешку «Москвич», вставший на мосту поперек дороги… автобус, съехавший передними колесами в речку… темный силуэт водителя, застывшего за рулем от парализовавшего его шока…

************

…Мыслями я вновь и вновь возвращался в полуденный зной рижского взморья… того самого злосчастного 15-го августа 1990 года — эта трагическая дата никогда не давала мне покоя, уж, не говоря про то, что все мои несчастья были тесно связаны со злополучной точкой на карте Латвии. Мне, глупому парнишке, безумно хотелось, чтобы всем и сразу было хорошо – и мне, и Шульцу, и родителям моим, и Цою, и даже, если замахиваться совсем уж глобально – всему Советскому 

Союзу. Чего уж там мелочиться – всем и сразу! Тогда я простодушно ломал голову, что мог бы предпринять для этого. Наивность юности! 

Да уж, фантазиям не может быть предела. Сейчас смешно и грустно об этом вспоминать… Все в прошлом…

На смену юношеским грезам пришли тяготившие меня на протяжении долгих десятилетий угрызения и сожаления после трагического исхода неудавшегося предприятия и незавершенности начатого дела… За теперешнюю жизнь я не держался, зачем она мне? Поверьте, я не лукавлю, не рисуюсь… (…)Не самого себя мне было жалко, теперешнего убогого развалину… Мне было жаль себя восемнадцатилетнего, наивного парня, когда-то стоявшего на пороге взрослой жизни и принявшего опрометчивое решение ввязаться в игры со временем. Доверчиво и безрассудно он бросился в неведомое, чтобы попытаться спасти погибших родителей, спасти своего кумира, возомнив себя способным на невероятное, вопреки здравому смыслу: ведь спасти уже погибших никак нельзя, просто невозможно… НЕВОЗМОЖНО? Кто сказал, что невозможно?..

И вновь, и вновь мысли сосредотачивались на одном: как изменить произошедшее. Прочь, прочь сомнения – думай, думай, – подгонял я себя, понимая, что времени осталось крайне мало, должен быть способ… Как же сделать так, чтобы ОН, а точнее Я, тот безусый юноша, прожил по-другому катастрофически неудавшуюся жизнь? Не стал инвалидом… не потерял жену и сына… женил первенца… дождался внуков… и продышал полной грудью длинную и счастливую жизнь… вот что меня мучило, не давало покоя, заставляло искать решение днем и ночью, растрачивая ускользающие силы.

И я его нашел. Способ. Единственно верный. Истинный. Прошу читателя поверить в дальнейшее, ибо это — чистая правда, а не бред спятившего старика. Как хочется убедить вас в реальности того, что со мной происходило! Усердные занятия не пропали даром: не скоро, длительными упражнениями, снова и снова повторяя их с упорством, азартом и упоением, 

Я, наконец, научился управлять духом, отправляя его, куда надо, с гордостью сознавая, что стал настоящим асом хронопортации… 

Настроившись на правильную волну, дух мой научился беспрепятственно покидать немощное тело, заживо погребенное в гремиханской тюрьме, и перемещаться сквозь толщу времен и пространств… Поначалу я и сам не верил в происходящее, потом стал воспринимать происходящее привычно и даже обыденно. Тридцать пятый километр трассы Слока-Талсы я изучил вдоль и поперек… Наверное, тысячу раз наблюдал за священным для меня местом сверху, паря птицей в небе, наблюдая за тем, как два молодых человека в бейсболках и с рюкзаками за спиной суетятся, тщетно пытаясь повернуть время вспять.

Мой бессмертный дух реял над происходившим, не в силах соединиться с моим молодым телом, а ведь в том состояла моя главная, покуда неразрешимая задача. Уж не знаю, сколько раз – может, тысячу, а может две – я пытался проникнуть внутрь своего тела, но тщетно… 

Я твердо верил, что это возможно, только время еще не пришло. Догадывался, когда может произойти вожделенное слияние – да, да – именно с моим последним вздохом. И никак не иначе. Что ж, я уже не раз подчеркивал, что меня ничего не держало на этом свете, и я ждал финала, как избавления. Конец мой был близок… зная это, я был настроен радостно, даже победоносно. Конец, конец, всем моим мучениям, но конец станет и началом… У восемнадцатилетнего паренька появится второй шанс прожить жизнь по-другому… и этот шанс ни в коем случае нельзя было упустить… Я и не упускал его, словно охотник перед хищным зверем с единственным патроном в стволе ружья… ждал, терпеливо, сосредоточенно ждал момента X.

И вот он пришел. Я полулежал без сил в инвалидной коляске с опрокинутой назад спинкой… Сил не было не то что поднять руку, пошевельнуть головой, даже глаза скосить, чтобы посмотреть в зарешеченное окно – день или ночь. Да разве это было важно? Благо, голова работала нормально, как всегда ясно, тяжелые веки вот-вот должны навсегда сомкнуться, в камере все было по-прежнему: рядом щебетал Елисейка, читая рассказ Чехова «Болезнь», попутно замеряя мои параметры – давление, пульс… Да я и без его замеров чувствовал, что пульс – слабый, давление стремительно приближалось к нулю. В глазах туманилось… на лбу выступила испарина… руки наоборот отдавали леденящим холодом… по щеке, щекоча морщинистую кожу, медленно катилась последняя слеза… дыхание стало прерываться… не хватало воздуха … но мысль работала четко… я понимал… мой час пришел… пора… пора в последний путь… «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» – откуда ни возьмись в затухающем мозгу возникли пушкинские строки. В момент, когда я почувствовал, что мне остались секунды… последние секунды жизни… невероятным усилием воли я вновь перенесся туда, где много-много лет тому назад безнадежно пытался спасти человека… вновь увидел злосчастный поворот… хутор… рощу… мост через речушку и… старый пикап, едущий по направлению к нему, в котором находились мы с Шульцем, следуя из поселка Плиеньциемс к месту неизбежной аварии… 

Теперь все происходило невообразимо быстро, в доли секунды… паря над машиной, я представил себя, находящимся внутри салона, представил и… НЕВЕРОЯТНО! — мгновенно спикировал вниз хвостатой огненной кометой, без особого труда проскользнул сквозь крышу пикапа и так естественно так органично влился в свое молодое тело, что мгновенно ощутил, насколько оно гибкое и упругое…

Пошевелил руками — двигаются… ногами — тоже… вздохнул полной грудью — Получилось!!! Пикап притормозил сразу за мостиком. Первым делом я вытолкнул из машины бледного, как смерть, Шульца, ничего ему не объясняя. Он вывалился из салона и чуть живой на карачках пополз в кювет, по дороге туда его сразу же вывернуло, а я невозмутимо попросил шофера довезти меня до следующего поворота… Всего-то километр с небольшим, и через полминуты я уже стоял там.

Взглянул на часы, они исправно работали, секундная стрелка неутомимо бежала вперед по кругу, подгоняя время… до катастрофы с цоевским «Москвичом» оставалось меньше десяти минут… ни секунды промедления, ни секунды… сбросил рюкзак, открыл его и начал искать то, что Меня и Его на этот раз должно спасти, и никак не мог найти… вспотел, как мышь… пот катил градом из-под бейсболки, заливая глаза… я сорвал ее с головы и забросил подальше в кусты… она же меня выдавала с потрохами — Виктор без труда меня в ней признает… вновь посмотрел на часы — шесть минут… всегда так, в торопежке нужную вещь не найти… где, где она… эта чертова МАСКА?.. трясущимися руками вытряхнул содержимое на траву… нет ее… что за чертовщина?.. была, была она тут… да была же! снова полез в рюкзак… пусто… глянул на циферблат… пять минут… где ж она, проклятущая?.. должна быть… должна… а может во внутреннем кармане?.. Заглянул — есть… там она, родная… вот она, вот… она эта маска.

Ожидаемый автомобиль должен был появиться с минуты на минуту. Я торопливо натянул на лицо маску знаменитой голливудской звезды, фильмами которой засматривалась полным составом вся группа «Кино», и вполне достоверно изобразил одну из коронных бойцовских стоек героя американских боевиков, будто бы готовый нанести обидчикам удар ногой… Сразу – точно из ниоткуда — тишину разорвал рев работающего мотора… 

И следом за звуком из-за поворота выскочил «Москвич», чуть притормаживая на вираже… Остановится или нет? – свербила мозг лишь одна мысль… зря боялся! – остановился, как миленький… по-другому и быть не могло – разве мог Он проехать мимо своего кумира — БРЮСА ЛИ?!

– Садитесь мистер Ли, – приветливо, но с нескрываемым изумлением произнес Виктор, распахнув дверцу, – вам куда? 

Он был одет в спортивный костюм темных тонов, слегка небрит, волосы, как обычно, растрепаны, и ни тени тоски или уныния на лице. На переднем сидении лежал работающий кассетный магнитофон, из динамиков которого доносились беспокойный ритм зачина, звуки недавно записанной песни «Кончится лето» с нового альбома «Кино».

— Плиеньциемс, — выдавил я глухим голосом.

— Надо же — по пути! — удивился Цой. — А там куда?

— Рыбный завод мне нужен, — не моргнув глазом соврал я.

— А-а, знаю, знаю это место, этот завод, садитесь, мистер Ли. Что нового в Голливуде? — задорно спросил Цой, убирая на заднее сиденье кассетник.

Когда я сел рядом с Цоем, сердце мое чуть не выпрыгнуло из грудной клетки – надо же! Получилось! Но радоваться пока еще было рано, я сделал глубокий вдох и замер…

Не прошло, наверное, и двадцати секунд, как мы уже оказались всего в ста метрах от мостика через речушку Тейтупе. Где-то внизу в кювете продолжал копошиться Шульц, пытаясь прийти в себя. Как раз в это время мимо нас массивной тенью с шумом пронеслась туша рейсового автобуса, оставляя за собой шлейф тягучего едкого черного дыма. Я с облегчением выдохнул.

— Какими судьбами в Юрмале, мистер Ли? — вновь спросил Виктор.

Я не стал отвечать, рывком стянул с лица маску и повернул голову в его сторону… Виктор, едва взглянув на меня, зашелся в нервном кашле.

— Так вот значит, как — Двое из ларца! — гневно вскрикнул он и резко затормозил, так резко, что я треснулся башкой о лобовое стекло, я же не пристегнутый был. — А ну, вон из машины!

Дважды повторять не пришлось… Я колобком выкатился прямо в мягкую траву, потирая ушибленный лоб. «Москвич», выпустив сизый дымок выхлопных газов, рванул с места и вскоре пропал из виду, скрывшись за поворотом. «Получилось!» — уже в третий раз в это счастливое утро подумал я и громогласно на все окрестности про орал победный клич во всю мощь легких и подпрыгнул от распиравшей меня радости — подпрыгнул аж до самых небес! 

И сразу ощутил давно позабытые чувства упругости и силы молодого тела, гибкого, не скованного полувековым недугом… И это было так здорово!