Поэтические итоги года

Текст: Александр Соловьев

1) Прежде всего хочется вспомнить людей, которых мы лишились в уходящем году. Без них наша жизнь и наша литература станут немного беднее. Хотелось бы всех поименно назвать, но ограничусь лишь несколькими именами, благо, к примеру, Николай Подосокорский в своем фейсбуке собрал куда более полный список.

В 2020 году умерли Эдуард Лимонов, вклад которого в русскую словесность еще только предстоит оценить, Владимир Эрль, ставший живым памятником Ленинградскому Андерграунду, Елена Кацюба, одна из продолжателей авангардной линии русской поэзии. Мы потеряли и замечательных переводчиков поэзии, среди них Евгений Витковский и Михаил Яснов, продолжавший открывать новые страницы франкоязычной литературы до последних дней. Наконец, этот год стал последним для замечательных исследователей русской поэзии. Так, под конец года умер Николай Богомолов, чьи исследования, посвященные Серебряному веку, еще долго будут оставаться образцом для младших филологов.

2) Одна из важнейших тенденций этого года – рост женского и, уже, феминистского письма на русском языке. Эта тенденция длится, естественно, уже не первый год – уже выходили программные поэтические книги Галины Рымбу, Оксаны Васякиной, Марины Темкиной. Однако в этом году, кажется, была достигнута критическая точка. Стихотворение Галины Рымбу «Моя вагина», текст невероятной поэтической (и политической) силы, стал манифестом – и дискуссии вокруг него в очередной раз показали границу, разделяющую литературное сообщество. Одни (и первым из них – Бахыт Кенжеев) увидели в тексте физиологию, которая в «настоящей поэзии» неприемлема, и политический заряд стихотворения для них оказался сведен к разговору о женских гениталиях. Для других этот текст стал выражением опыта, с которым подавляющее большинство читательниц может себя соотнести, и опыт этот в стихотворении становится предметом политической рефлексии. Разлом этот обозначился еще более четко, когда журнал «Дружба народов» потребовал у Юлии Подлубновой и Владимира Коркунова, поэтов и литературных критиков, убрать из текстов об итогах года упоминания этого стихотворения. Текст был быстро переведен на несколько языков (в том числе английский и украинский), и действительно, как я уже сказал, стал манифестом.

В этом же году Премия Андрея Белого была присуждена проекту «Ф-письмо», одному из магистральных проводников феминисткой поэзии на русском языке. Участницы проекта приняли решение от премии отказаться: было составлено коллективное письмо, в котором каждая из участниц выразила свою позицию по поводу этого отказа. Не замедлил последовать и ответ Дмитрия Кузьмина, члена жюри премии. Так или иначе – это демонстрация того, что женская литература не нуждается в легитимации со стороны старших институций. Наоборот – проекты, с ней связанные, сами становятся источником этой легитимации.

Наконец, в этом году вышла большая антология переводов современной русскоязычной феминистской поэзии на английский язык «F letter», на русском же языке при издании «Такие дела» Марией Бобылевой был создан популярный путеводитель по феминистской поэзии «Поэтика феминизма». Женское письмо было предъявлено Urbi et Orbi, и теперь это полноправная часть большой мировой литературы, с которой невозможно не считаться ни в России, ни вне её.

Не могу не указать на тот факт, что это ни в коем случае не сугубо литературные события и полемики. Напротив, этот фрагмент современной поэзии, может быть, острее всего отзывается на самые больные современные вопросы. Так, чтение Ф-письма в широком смысле не может быть оторвано от собственного контекста: публикаций на порталах «Докса» и «Холод» о харассменте по отношению к студенткам-филологам со стороны преподавателей, дискуссий, посвященных проекту Ильи Хржановского «ДАУ», от ухудшающейся ситуации с домашним насилием. Современная русскоязычная поэзия в этом году стала полноправным участником политического процесса.

3) Еще одна тема, задевшая в этом году, так или иначе, всех – протесты в Беларуси. Поэзия активно включилась в происходящее – и русскоязычная поэзия в том числе. В серии журнала «Воздух» вышла книга Тани Скарынкиной «И все побросали ножи», посвященная белорусским событиям, и именно этой книге была присуждена премия Андрея Белого в поэтической номинации. Появилось множество новых стихотворений Дмитрия Строцева, арестованного и проведшего несколько суток в печально известном изоляторе на Окрестина. Вот одно из них:

• мы с женой
• не революционеры
• беспартийные и безоружные
• в нашем доме поселился дракон
• бронированный и плотоядный
• больше всего он любит наших детей
• они уже избиты как китайская собака
• и освежеваны
• мы дико устали их прятать
• у нас больше нет потайных углов
• что нам делать
• миролюбцы
• драконофилы

Множество самых разных поэтических языков иногда с противоположных сторон подходят к проблематике государственного насилия, авторитаризма, гражданского сопротивления. Наблюдать за этим страшно, но совершенно необходимо.

4) Наконец, ковид. Кажется, актуальность гуманитарного пространства в России измерялась в книгах, выпущенных на своевременную тему. Философы прошли испытание с блеском: вышел номер журнала «Логос» о пандемиях, сборник статей «Прощай, Covid?». Честно свою работу сделали историки – небольшие книги об эпидемиях и карантинах средневековой Руси появились в издательстве «Евразия», в издательстве Университета Дмитрия Пожарского вышло исследование об эпидемиях тифа в первые годы советской власти, наконец, был издан небольшой текст Мартина Лютера «Следует ли христианину бежать от смертельной чумы». А вот филологи подкачали.

Русскоязычная поэзия, как кажется, тоже пока молчит – разве что Игорь Котюх, таллинский автор, весной собрал небольшую фейсбучную антологию карантинных текстов. Впрочем,было замечено, что самоизоляция – не возможность для саморазвития, а удушающая, контрпродуктивная обстановка, убивающая работоспособность и живую инициативу. Видимо, именно это чувство шока обрушившегося кризиса помешало его осмыслить в поэтической форме. Не беда, будет еще время, благо ближайшие месяцы мы все еще дома.

5) Переходя к премиальным сюжетам. Нобелевскую премию по литературе в этом году получила поэтесса Луиза Глик. Часть литературного сообщества в России этот сюжет проигнорировала, восприняв его как очередное эхо переделов символического капитала в мировом культурном истеблишменте. Однако для некоторых это оказалось возможностью как в зеркале увидеть отражение русскоязычной литературной ситуации и понять что-то о себе. Так, к примеру, вышла замечательная заметка Игоря Гулина, а совсем недавно в журнале «Литература двух Америк» появилась статья Кирилла Корчагина.

Омрачившийся совершенно, кажется, идиотским скандалом прошлый год премии «Поэзия» в этом году не обрел свое продолжения. Второй сезон прошел без сучка без задоринки – премию за стихотворение года получил Юлий Гуголев с текстом «Сандуны», перевод Рильке Алеши Прокопьева получил премию за перевод, победителем в номинации литературной критики стал Валерий Шубинский. Всем выражаю свое глубочайшее уважение. Комментировать здесь, кажется, больше особенно нечего. Премия рассчитана на долгий забег, делать выводы по двум сезонам занимательно, но более-менее бессмысленно, а для более фундаментального анализа результатов пока не прошло достаточно времени.

Наконец, Михаил Елизаров, обиженный «Большой книгой», получил компенсацию в виде Григорьевской премии за тексты своих песен. Кажется, одно это предложение демонстрирует, насколько российские литературные премии подчас любят следовать худшим традициям «Русского Букера»: здесь и местечковость, и дурь, и желание показать соперникам кукиш, мол, «раз вы так, то уж мы-то вот так». Жаль только Михаила Елизарова, чей роман «Земля» заслуживает лучшей участи, чем стать предлогом для выяснения отношений между секторами литературной тусовки.

6) Наконец, в этом году подали голос представители самого младшего поколения русской поэзии, те, кто входит в литературу на наших глазах. Поскольку я сам к ним отношусь, то этот раздел будет наиболее пристрастным, но оправдывает меня то, что далекоидущих выводов и больших обобщений вообще невозможно сделать за столь короткий срок. Однако уже можно сказать, что молодая русскоязычная поэзия, кажется, все же находит свой путь между Сциллой «Транслита» и Харибдой традиционализма. В прошлое постепенно уходит проблема субъекта, ключевая для поэзии 2000-х годов. Это видно и по дебютной книге Лолиты Агамаловой «Вдоль мысли тела», разрабатывающей новые подходы к лесбийской поэзии, и по дебютной книге Максима Дремова, который пытается заставить левую мысль заговорить языком новой метафорики, и по подборкам Василия Савельева (например, в журнале «Флаги»), ищущего способы говорить о тонких и интимных переживаниях повседневности, и по самиздатовскому журналу «ГЗИН», которым руководят Рина Денисова и Надя Герасименко: они с панковским презрением к устоявшимся институциям строят свою собственную литературу с нуля (и даже под конец года провели свой камерный фестиваль). Будем надеяться, что эти и другие, неназванные, но не менее прекрасные люди дадут множество поводов говорить о них уже в следующем году.