Текст: Денис Безносов
1. Tsitsi Dangarembga. This Mournable Body
Faber&Faber, 2018
Быть бедным тяжело и плохо. Если родился в бедной стране с колониальным прошлым, нищета дается еще тяжелее и хуже. Если страна еще и африканская, значит кругом все время будет грязно, пыльно, шумно и жарко. Мало того, что вся страна сама по себе нищая и никак не оклемается от имперского давления, так ты на ее фоне еще беднее, тебе едва хватает денег на самую обыкновенную еду. И, разумеется, живя в нищей стране, ты только и мечтаешь, что уехать в какую-нибудь Германию, где тоже будешь беден, но не настолько, а кругом будет чуточку прохладнее и чище. Таких историй миллионы, развязки у них как правило две — сбежал и как-то устроился (плохо ли, хорошо, неважно), остался и героически выжил (или не выжил, что тоже неважно).
(Которую, к сожалению, можно беспрепятственно менять на Нигерию, Кению или Танзанию — качество текста не улучшится, но будет что включать в премиальные списки.) То есть, конечно, жалеешь и девушку, и зимбабвийский народ, и все бывшие африканские колонии, но читать о том, как плохо быть бедным, чудовищно скучно.
2. Brandon Taylor. Real Life
Riverhead Books, 2020
Сам по себе сюжет о студенте, который по тем или иным причинам чувствует себя лишним среди сверстников, вызывает тоску и уныние. Тем более если автор записывает все, как бог на душу положит — без малейших потуг создать собственно литературное изделие. И вероломный автор это вроде бы отчасти понимает, делает ставку на актуальность и, к сожалению, попадает в точку. Потому что его протагонист — афроамериканец и гей, а значит нездоровый интерес со стороны критики обеспечен (пускай технически книга при этом лучше не становится).
Ведь персонажу из глубинки (а родом он из sweet home Alabama) придется встраиваться в белый коллектив студентов биохимфака на среднем западе Штатов, переживать обязательные для этого жанра травмы (непонимание матери, насилие, совершенное другом семьи), быть меланхолично-рассудительным и в конце концов все героически преодолеть. Раз уж Тэйлор высказывает в своем первом романе (написанном, по его признанию, за пять недель) такие душеспасительные мысли, то ему, вероятно, можно простить из рук вон плохо скроенный текст. Впрочем, таких же плохих текстов с правильным содержанием становится все больше, и внимание к ним все пристальнее.
3. Diane Cook. The New Wilderness
Harper Collins, 2020
Современная проза никак не может наиграться в антиутопии и постапокалипсисы. Оно и понятно, ведь всем известно, что наш мир давно обречен и непременно в самом ближайшем будущем развалится на части. Необходимо только выдумать, по какой причине произойдет-таки долгожданная катастрофа и каким образом немногочисленное выжившее человечество будет приспосабливаться к окружающей среде и уничтожать друг друга. В зависимости от выбранных параметров поменяются декорации, сам же сюжет и персонажи, к сожалению, будут играть второстепенную роль. Изредка получаются шедевры жанра, вроде классической The Road Маккарти, но чаще встречаются малопримечательные Анны Смэйл (The Chimes) и Джоны Ланчестеры (The Wall). The New Wilderness примыкает к последним.
А внутри человечества — сердобольная мать, больная дочь и тревожное будущее. То есть нас опять навязчиво предупреждают — все в опасности, грядет экологический кризис, а самое главное в жизни — семейные ценности.
4. Avni Doshi. Girl in White Cotton (Burnt Sugar)
Fourth Estate, 2019
Главная героиня романа индоамериканской писательницы Авни Доши вынуждена заботиться о нелюбимой матери с начинающимся Альцгеймером. Та ее все время по-матерински унижала, оскорбляла, всячески обижала и давала понять, что из дочери ничего путного никогда не получится. Поэтому дочь не испытывает к матери каких бы то ни было нежных чувств и, сетуя, что эвтаназия в Штатах запрещена, забирает мать к себе домой, чтобы там героически за ней ухаживать. Колорита ситуации добавляет индийское происхождение всех героев, всевозможные детали, традиции и медитации.
К сожалению, Доши не удалось вывернуть сюжет, чтобы он прозвучал хоть сколько-нибудь оригинально. Вместо этого ставка была сделана на откровенность переживаний и рыхлые отголоски постколониализма, а зря.
5. Maaza Mengiste. The Shadow King
W. W. Norton & Company, 2019
3 октября 1935 года фашистская Италия без объявления войны вторглась в границы Эфиопии и меньше чем за год аннексировала страну. 30 июня 1936-го на чрезвычайной сессии Лиги Наций бывший император Эфиопии Хайле Селассие предупредил, что то же самое произойдет во всем мире завтра, и не ошибся. Так получилось, что первыми отпор фашистам дали эфиопы, и на оборону страны вместе с армией встало все население, в том числе появилось женское ополчение. Наряду с мужчинами эфиопские женщины брали оружие и шли сражаться с оккупантами.
Но как бы ни был банален замысел и как бы обыденна ни была форма линейного исторического романа, ей, кажется, удалось создать небольшой героический эпос о своей африканской родине и поколении своих дедушек, но особенно бабушек, которые (пускай и тщетно) пошли против итальянцев с Муссолини во главе. Едва ли The Shadow King поразит эпическим размахом или стилистическим экспериментом, но несомненной историко-культурной ценности у него не отнять.
6. David Foster Wallace. Consider the Lobster (and Other Essays)
Little, Brown and Company, 2006
Дэвид Фостер Уоллес всегда Дэвид Фостер Уоллес. За какой бы жанр он ни брался - роман, рассказ, эссе, репортаж, что угодно, - всюду распознается его фирменная ирония с игровым тоном и флегматично-депрессивными интонациями. Даже если он пишет о чем-то вполне себе обыденном и малопримечательном, в конечном итоге текст обернется пестрым трагифарсом. В книге Consider the Lobster собраны как раз такие обыденные тексты обо всем на свете - от полудокументального репортажа с ласвегасовского порнофорума или с фестиваля по приготовлению лобстеров до язвительной аналитики предвыборной кампании Маккейна. Разумеется, тут присутствуют и размышления о литературе (о юморе Кафки, очередном романе Апдайка и Достоевском из биографии профессора Джозефа Фрэнка).
Однако, как бы то ни было, читать эти вещицы на случай (иногда и на заказ) чрезвычайно приятно, потому что Дэвид Фостер Уоллес, как всегда, многословно остроумен, экзистенциально печален и временами трогательно-сентиментален.
7. Zadie Smith. Intimations (Six Essays)
Penguin Books, 2020
Пока пишется исторический роман The Fraud, Зэди Смит преподает creative writing в Нью-Йорке и переживает локдауны безумного 2020-го. Сочиненные в первой половине года эссе из книги Intimations представляют собой концентрированный отклик на ситуацию — не столько на буквальные события, сколько на содержимое актуальной повестки и, среди прочего, на эпидемию.
Дискриминация, расизм, презрение человека к человеку (и как следствие к самому себе), природа сочинительства и всевозможное неравноправие. «Прежде чем глобальное дерьмо попало в вентилятор, мы были заняты долгой, увлекательной дискуссией о “привилегиях”». Больше всего карибо-британская писательница рефлексирует именно о привилегиях — того или иного класса, дохода, этноса, семейного положения. В частности, Смит рассматривает расизм как своеобразный вирус презрения (которым заражены даже те, кто об этом не подозревает). Впрочем, самый напряженный текст в книге все же о локдауне — эссе An Elder at the 98 Bus Stop, небольшая зарисовка в духе джойсовских «Дублинцев» о том, как во время изоляции один парень убил свою девушку и потом до утра сидел возле горящего камина.
8. David Means. Hystopia
Farrar, Straus and Giroux, 2016
В очередной альтернативной реальности государство, озабоченное посттравматическим синдромом у ветеранов Вьетнамской войны, придумывает психотропный препарат Трипизоид, специальный наркотик, вычищающий память от травмоопасного опыта. По всем правилам антиутопии в какой-то момент ситуация выходит из-под контроля, и слетевшие с катушек бывшие военные принимаются крушить все на своем пути. Среди них попадаются особо опасные преступники, продолжающие убивать соотечественников, как когда-то убивали вьетконговцев. А ловит слетевших с катушек ветеранов тайная полиция. Такую альтернативную историю Америки написал некий 22-летний ветеран Вьетнамской войны и покончил с собой (сам он, надо сказать, тоже обитает в альтернативной реальности). Его рукопись попала в руки вымышленных издателей, а те таки решили ее издать.
(скажем, страдающая шизофренией сестра автора романа-в-романе возникает в его сочинении в роли сестры маньяка-убийцы, что намекает, вероятно, на подавленные интенции самого автора). К тому же это мастерский текст и крайне увлекательное жанровое кино, по-американски качественное, зрелищное и нуарово-мрачное.
9. Joseph McElroy. Cannonball
Dzanc Books, 2013
Стилистически Макэлроя принято сравнивать с Гэддисом (потому что тоже постмодерн и трудно читать) и Пинчоном (потому что постмодерн, трудно читать и тоже о паранойе). На самом же деле при всех несомненных сходствах (постмодерн, паранойя, трудно читать) Макэлрой, пожалуй, самый герметичный из этой троицы, потому как делает с английским языком примерно то же, что делал с русским Андрей Платонов. Инверсированный синтаксис, пропадающие слова, предложения величиной с абзац, перепутанные подлежащие и сказуемые, причудливые словосочетания, внимательно отобранная и не всегда очевидная лексика и т. д. Повествование при этом ведется вроде бы от одного и того же лица, сдержанным туманно-монотонным тоном, но крайне путано и нелинейно. Протагонист, некогда талантливый пловец-ныряльщик, нынче военный фотограф, участвующий в секретной миссии во время иракской войны, бассейн во дворце Саддама Хусейна, фантомная встреча с другом из прошлого, бомба, секретные тоннели, апокрифические евангелия.
Остальное — комментарий к этой сцене, набор странноватых сведений о герое, его взыскательном отце-тренере, взявшемся из ниоткуда загадочном толстяке с азиатскими корнями, таком же загадочном человеке по имени Открыватель, обо всем причудливо-пугающем мире и тайнах, которые нельзя (да и не нужно) раскрывать.
