Интервью: Михаил Визель
Мой первый вопрос – о том, когда и почему возникло это издательство, столь узко специализированное?
Рустам Габбасов: Оно возникло осенью 2013 года по очень простой причине. Мне и моему другу и соиздателю Евгению Юкечеву очень не хватало ресурса, на котором бы регулярно появлялись профессиональные тексты об истории шрифта, о типографике, о книжном дизайне. Мы оба были в тот момент выпускниками Британской школы дизайна, отучились на курсе у Ильи Рудермана, основателя шрифтовой студии CSTM Fonts (совместно с Юрием Остроменцким) и шрифтового магазина type.today. И вот в 2013 году мы запустили онлайн-журнал под названием «Шрифт» (typejournal.ru), пригласили к участию редколлегию. Нам очень важно было, чтобы у нас был экспертный состав коллег, с которыми мы могли бы сверять наши планы.
С кем же?
Рустам Габбасов: Юрий Гордон, Валерий Голыженков, Дима Барбанель, Евгений Григорьев, Гаянэ Багдасарян, Владимир Кричевский, Илья Рудерман и Эмиль Якупов. Это был замечательный профессиональный состав редколлегии. Мы задумали сайт не как какой-то бодрый медиаресурс, где каждый день что-то будет появляться. Скорее как ресурс, который говорит неспешным языком с внимательным читателем. Тем читателем, который хочет читать лонгриды, очень качественно проиллюстрированные, чистые с точки зрения прав. Это принципиальный момент. Тогда (да и сейчас) шрифтовой рынок сильно страдал от пиратства, и нам хотелось обратить внимание читателей на правовые вопросы.
Прежде чем мы перейдём к истории со шрифтами, ещё пару слов об истории с вашим сайтом. Я так понимаю, это история абсолютно некоммерческая. Вы не ставили себе цели зарабатывать…
Рустам Габбасов: Зарабатывать – нет, конечно.
А как же?
Рустам Габбасов: У проекта несколько учредителей, вернее, партнёров. Все они оказали финансовую либо техническую помощь. Во-первых, в 2013 году это была компания «Яндекс», которая с энтузиазмом идею такого журнала восприняла. Дима Барбанель вместе с «Яндексом» создавал тогда Сampus, регулярные интенсивы для дизайнеров в Подмосковье. Женя при поддержке Мастерской Димы Барбанеля представил проект журнала «Яндексу». Так у нас появился хороший бюджет, который нам позволил запуститься.
То есть вам просто выделили бюджет. А по какому департаменту его провели? По пиару, по разработкам?
Рустам Габбасов: Нет, по коммуникациям, если не ошибаюсь. Департамент дизайна тогда в «Яндексе» возглавляла Лола Кристаллинская. Бюджет позволял нам поддерживать финансово наших авторов, наследников художников — мы старались держать планку гонораров на достойном уровне и даже гордились этим.
Да уж, действительно, повод для законной гордости!
Рустам Габбасов: Для нас это была принципиальная установка. Ещё одним партнёром была компания «ПараТайп», которая и сегодня нас поддерживает – это известнейшая в России студия, выпускающая шрифты с кириллицей, и лично Эмиль Якупов – на тот момент директор компании. Его энергия и блестящая эрудиция нам помогли найти опорные точки в работе. Так с финансовой и дружеской помощью партнёров мы и запустились – с негласным условием, что никто не вмешиваeтся в редакционную политику. Мы, естественно, не должны были как-то подспудно рекламировать ни «Яндекс», ни «ПараТайп» – это была меценатская, просветительская история с их стороны.
И как же вы перешли от издания сайта на деньги просвещённых спонсоров к изданию книг? Конечно, история естественная, что люди, озабоченные шрифтами, хотят видеть свои шрифты на бумаге. Но как это практически осуществилось?
Рустам Габбасов: В 2013 году прошла первая международная шрифтовая конференция «Серебро набора»…
Какое название!
Рустам Габбасов: «Серебро набора» – это несколько снобистский термин, которым типографы-классики называют идеально ровный блок текста, однородный по цвету отпечатка набор: красивый, чёткий, без просветов и дырок. По одной из версий, он возник в эпоху голландских издателей Эльзевиров, их безупречно набранные и отпечатанные книги восхищали современников. И к этой конференции (а мы там рассказывали про журнал) нам хотелось что-то выпустить, что можно подарить, продать, показать. Это была небольшая брошюра, которую мы подготовили на основе нашей первой публикации в журнале. Она называлась «Гражданский шрифт и кириллический Киш».
КиШ?!
Рустам Габбасов: Киш. Сейчас поясню. Автором этого очерка был Владимир Венедиктович Ефимов – художник, график, арт-директор компании «ПараТайп». Это его рассказ о том, как он cпроектировал кириллический состав знаков в гарнитуре, которая называется Kиш (Kis) – по имени художника и пуансониста Николая Киша (Tótfalusi Kis Miklós, 1650–1702). Он венгр по происхождению, уникальнейшая личность – не будучи ни художником, ни гравёром, а будучи, в общем, человеком слова, философом и теологом, он оказался откомандирован в Амстердам для того, чтобы изучить ремесло типографа и шрифтовика и на венгерском языке издать Библию. Он отправился в Амстердам и не только научился у голландцев ремеслу типографа и издателя – он их во многом превзошёл. И оставил после себя приличное количество шрифтов, образцы которых сохранились во многих европейских странах. И вот антикву Kis, которая в цифровом виде уже существовала в компании Bitstream, Владимир Ефимов и кириллизовал. Это был интереснейший процесс, где он рассказывает ещё и очень кратко об истории гражданского шрифта.
У него была идея, что если бы Пётр не торопился, а посмотрел вокруг и обратился к каким-то ярким образцам антиквы того времени, то кириллица послереформенная могла бы выглядеть немножко иначе. А одним из лучших образцов как раз были шрифты Николая Киша. Мало того, у Петра на уровне двух рукопожатий был доступ к этому человеку – просто не сложилось. Русские послы знали о Николаусе Кише, и если бы Пётр с ним познакомился, это был бы несколько иной дизайн-процесс, говоря современным языком.
Но ведь венгерский алфавит пишется латиницей. Там есть всякая диакритика, но на основе латиницы. А были к тому времени гражданские, не церковные кириллические шрифты – в Болгарии, в Сербии? Или Пётр был первым, кто заказал светским шрифтовикам кириллицу?
Рустам Габбасов: Пётр был первым, кто, что называется, примерил гражданское платье на полуустав. Он очень хотел латинизировать саму графику. И, конечно, это был абсолютно прорывной проект. Можно вспомнить разве что Людовика XIV. У него был похожий проект. Он не занимался, естественно, изменением графики алфавита, но он создал, по сути, государственный шрифт – так называемую королевскую антикву. Это был очень серьёзный проект с комиссией из художников и гравёров, которые спроектировали romaine de roi, королевскую антикву, ей набирались самые торжественные и важные документы, книги в том числe, например, сборник, посвящённый всем наградам и медалям эпохи Людовика.
Я понимаю, что вы сели на своего конька. Но давайте вернемся от Людовика к вам. Итак, вы выпустили эту брошюру к конференции и поняли, что это хорошо.
Рустам Габбасов: И мы поняли, что наш журнал, на котором уже появилось какое-то количество публикаций, – это хороший источник для новых книг. И с 2014 года параллельно запустили издательство. Изначально мы думали, что это будет коллекционная история: брошюры, которые люди будут собирать, подшивать. Но от этой идеи мы быстро ушли.
И к чему же пришли?
Рустам Габбасов: Мы пришли к тому, что нам интересно делать хорошие большие монографии, ресурсом для которых могут быть частные архивы, коллекционеры и те исследования, которые мы параллельно готовим для журнала. И, конечно, переводные книжки, потому что всё-таки западный типографический мир немыслим без большого количества очень качественных и хороших, интересных книг по шрифтам, чего у нас, в общем, почти и не было в тот момент.
Сколько вы книг выпускаете в год?
Рустам Габбасов: Если мы две книги в год издаём, мы считаем, что это хороший результат.
А вот когда вы говорите «мы», какое количество работающих людей имеется в виду?
Рустам Габбасов: В редакции восемь человек. Я работаю выпускающим редактором, Женя Юкечев — наш главред, я в Москве, Женя живёт в Берлине с семьёй. С нами также Олеся Гиевская, наш редактор и друг всех авторов, сейчас она живёт и работает на Кипре. Наташа Гареева — литературный редактор и корректор, Настя Минасова, исследователь, а также Владимир Пушкарёв, Науэль Бенку, Светлана Виноградова. Последних трёх мы пригласили в редакцию в качестве интернов около года назад, и сейчас они они нам помогают с развитием соцсетей, вёрсткой новых статей в журнале, фотосъёмкой, редактурой… Вот такая разбросанная по миру, но дружная редакция, у всех есть другая работа, а «Шрифт» — это проект, которому каждый из нас посвящает свободное время по мере сил и вдохновения.
Но в экономическом или хотя бы символическом смысле оно себя оправдывает?
Рустам Габбасов: В этом году у нас есть цель — заново переделать наш интернет-магазин (им занимается как раз Володя Пушкарёв), скорректировать ритм постов в соцсетях и рассылку, проверить — позволит ли он окупать затраты на вышедшие книги, а ещё лучше — собирать бюджет на новые издания. Это будет хорошим результатом в нынешнее время.
У вас очень узкая целевая аудитория, но она очень лояльная.
Рустам Габбасов: Очень! Про нашу аудиторию хочется петь какие-то арии, петь ей дифирамбы. Потому что это самые терпеливые люди в мире. После того, как «Яндекс» нас покинул, мы стали издавать книги по модели краудфандинга на сайте planeta.ru. Вот эти две условные книжки в год – это, как правило, краудфандинг.
То есть вы сначала собираете заказы…
Рустам Габбасов: Пока мы делаем книжку, идут предзаказы, и после того, как книжка из типографии приезжает, мы треть тиража сразу рассылаем…
А какие у вас тиражи?
Рустам Габбасов: 500 и 1000. Последние книжки мы тысячным тиражом делали, и этого нам хватает, чтобы ещё понемногу остаток тиража распродавать. Так вот, читатели, которые участвуют в краудфандинге, готовы ждать эту книгу иногда больше, чем полгода после того, как мы получили тираж, потому что нам нужно ещё спланировать рассылку, собрать «акции», которые есть всегда в краудфандинге. В общем, это всегда технически непростая история, и мы, несмотря на все наши промахи, откровенные косяки и недоработки, практически никогда не получали от наших подписчиков каких-то нареканий.
Ну а тиражи-то эти расходятся?
Рустам Габбасов: Расходятся, но небыстро. Некоторые быстрее. У нас есть такой термин внутри издательства – «фестивальные книги». Это книги, про которые мы заранее знаем, что они будут хорошо расходиться. Такой книжкой был наш «Путеводитель по кириллице», в котором мы собрали все наши рейтинговые публикации. Мы каждый год в журнале публикуем что-то вроде топа «10 самых интересных шрифтов с кириллицей». Эти публикации популярны – мы по статистике посещений видим. Всё-таки люди любят рейтинги, хотя эти публикации не про раздачу медалей — они скорее про экспертный, любопытствующий взгляд на прошедший шрифтовой год. В результате после пяти лет публикаций таких рейтингов мы собрали из них книгу. То есть одновременно это великолепные образцы шрифтов на бумаге – можно держать книгу на полочке, можно посмотреть на них, шрифты свёрстаны в разных ситуациях типографических – от суперкрупного кегля до очень мелкого. И плюс мы добавили в эту книгу (чтобы это не был просто альбом шрифтов), два хороших исследования. Одно из них написал Евгений Юкечев – это краткий экскурс в историю кириллицы, от самых первых её этапов появления и развития через все кульбиты к современности. И второе исследование написали наши друзья, каллиграфы, дизайнеры Ира Смирнова и Макс Ильинов. Оно скорее философское и посвящено тому, какие сейчас есть пути развития кириллической графики: чем могут люди вдохновляться, где спрятаны источники вдохновения.
Как раз по поводу путей развития шрифтовой графики хотел у вас спросить: пришествие компьютеров, которые стали персональными, но при этом унифицированы – у всех или семейство вшитых предустановленных шрифтов виндоусовских, или, соответственно, эппловских – это облегчает задачу дизайнера-типографа – у всех всё одинаково! – или, наоборот, усложняет ее?
Рустам Габбасов: Если честно, то для профессионального типографа это не так уж важно – то, что сейчас у всех пользователей на всех компьютерах одни и те же шрифты установлены. Потому что всё-таки профессиональный типограф обращается не столько к простым юзерам, которые используют Microsoft Word для набора своих текстов, а всё-таки к коллегам-дизайнерам. А коллеги-то прекрасно знают, что шрифтовой мир гораздо шире, чем те стандартные шрифты, которые установлены в компьютер. И в этом смысле компьютерный шрифтовой дизайн, конечно, открыл огромные возможности для графиков. Это был прорыв – стало возможно у себя дома, за рабочим столом, не просто рисовать, проектировать новые шрифты, но и тут же ими пользоваться, не обращаясь ни в типографии, ни в сторонние печатные дома. Исчезла морока с плёнками, которые нужно выводить, проверять и прочее, прочее. Всё очень ускорилось, произошло даже перенасыщение новыми шрифтами. Но у нас, в отличие от Запада, ситуация немного иная – у нас до этого перенасыщения пока ещё далеко. Как только появляется какой-то новый оригинальный качественный шрифт с кириллицей, профессиональное сообщество дизайнеров мгновенно вбирает его в себя, осваивает, он появляется на улицах, в книжках, в журналах и так далее.
Это вы так деликатно говорите о нелицензионном использовании?
Рустам Габбасов: Нет. В том-то и дело, что сейчас всё больше и больше шрифты используются легально. В этом смысле рынок шрифтовой немного подправился. Ушла та эпоха, когда шрифты продавались на дисках на Горбушке. Сейчас пользователи относятся к шрифту как к вещи коллекционной, как к вещи, которая у тебя будет храниться долго на компьютере (имеется в виду лицензия), и ты сможешь пользоваться ей снова и снова, то есть как к некому вложению средств.
А есть ли вообще при разработке новых шрифтов какая-то мера? Когда модификация известного шрифта становится новым самостоятельным шрифтом? Если я добавлю к засечкам с каждой стороны по два пикселя, это будет новый шрифт? Как вообще это определяется?
Рустам Габбасов: Конечно, можно взять какой-то готовый шрифт и чуть-чуть что-то в нём поменять, и это даже может не стать прецедентом в суде. Но это бессмысленная работа. Поиск нового образа в шрифте абсолютно такой же, как поиск нового образа в живописи, в литературном произведении – в любой творческой работе, потому что шрифт – это искусство.
Там есть свои законы, по которым ты добиваешься, доползаешь до нового ощущения от шрифта. У шрифтов, которые, казалось бы, даже очень похожи на уже существующие, есть невероятное влияние на читателя. Оно достигается за счёт изменения параметров не столько микротипографических – не в засечках дело, — а макротипографических, например, в отношении высоты строчного знака к высоте прописного, в изменении контраста внутри знаков, то есть перепаде толщин – как самый тонкий штрих относится к самому толстому. От таких нюансов меняется динамика чтения, восприятие текста.
Вот на таком макроуровне профессиональный шрифтовой дизайнер и работает – как диджей, передвигающий ручки на микшере. Он взаимодействует с существующими историческими стилями и эпохами, но, чтобы сделать шрифт новым и современным, чуть меняет эти настройки. Так появляются новые оригинальные шрифты. Сегодня есть большие возможности технологические, связанные с программированием, не только с рисованием. Ведь шрифтовое семейство можно задумать как гарнитуру из двух шрифтов – прямое и наклонное, например, а можно – из сорока: ты нарисовал самое светлое, самое жирное, а остальное за тебя делает компьютер, интерполирует все градации, и ты из них можешь выбрать то, что тебе нужно. Такое подключение к творческому технологического процесса – это тоже интересно.
Включаются ли в современные гарнитуры эмотиконы? Или, проще сказать, эмоджи? Потому что людям, которым сейчас меньше 20 лет, уже неудобно переписываться без эмотиконов. Это стало частью стандартной переписки.
Рустам Габбасов: Эмотиконы встроены в операционные системы, и ты быстро к ним можешь добраться. А шрифт подключить, например, в тот же айфон и заменить им те эмотиконы, которые там есть, это уже непросто. Но есть, во-первых, очень давняя традиция шрифтов из неалфавитных знаков. Например, шрифтов, в которых есть только знаки зодиака или фазы луны. Это очень давняя традиция, которая идёт ещё из эпохи металлического набора, и сегодня дизайнеры, рисуя даже текстовый шрифт, всегда добавляют туда огромное количество символьных элементов – стрелки или «персты указующие».
Дизайнеры любят отрываться именно на этих элементах – там можно порисовать эти руки, они смешные.
«Персты указующие» – это здорово, но я говорю о детях, которые сейчас растут на смартфонах, где эти самые эмотиконы, эмоджи встроены уже в обычный текст. Им дальше уже некомфортно будет без этих рожиц в обычной своей взрослой и профессиональной жизни общаться. Вы это предвидите как-то?
Рустам Габбасов: Я всё-таки не верю, что возможно обойтись, во-первых, без начертания рукой всех алфавитных знаков, без письма, и, во-вторых, без шрифта, где есть знаки, которые можно читать. Ведь это явления, которые буквально сидят в нашем ДНК.
В нашем, но не наших детей.
Рустам Габбасов: Там просто произойдут какие-то гибридные процессы. Потому что на одних только эмодзи невозможно научиться читать. Понятное дело, что будут, и уже есть книжки, где история рассказана только какими-то эмодзи, но все нейронные связи у нас отомрут, если мы лишимся привычного алфавита. Невозможно научиться мыслить, не записывая что-то рукой сначала, а потом не взаимодействуя с печатным текстом.
Тогда позвольте вам предложить еще более глобальный вопрос. Есть западноевропейский алфавит, который одинаков от Швеции до Италии. Да, есть диакритика, какие-то дополнительные значки, но любое слово шведского языка можно узнаваемо записать на итальянской пишущей машинке, и наоборот. Есть языки и алфавиты, заведомо ничего общего не имеющие с западноевропейским: грузинский, армянский. Это совершенно отдельные знаковые системы. А наша с вами родная кириллица как бы занимает промежуточное положение – вроде как большинство знаков у нее совпадает с европейскими, но в слова эти знаки, с точки зрения европейца, всё-таки не складываются.
Рустам Габбасов: Да, можно так сказать.
Вы, кириллические шрифтовые дизайнеры, в европейском семействе шрифтовиков кем себя чувствуете? Бедными родственниками или, наоборот, обладателями суперспосбности – вы и так, и эдак можете?
Рустам Габбасов: Нет, такой суперспособности, к сожалению, нету. Но по поводу ощущения «бедных родственников» по сравнению с латиницей – это очень интересный разговор. С момента перестройки, когда в стране появились первые компьютеры, стали появляться первые шрифты с кириллицей, часто у кириллических дизайнеров было снобистское отношение к западным шрифтовым дизайнерам – мол, они никогда не смогут нарисовать качественную кириллицу.
Оно им надо?!
Рустам Габбасов: Оно им нужно было, потому что, когда появились компьютеры с «Виндоус», мы получили огромное количество системных шрифтов с некачественной кириллицей. Люди, их рисующие, просто не воспринимали кириллицу как какой-то алфавит, которому нужно уделить внимание. Допустим, сотню языков поддерживает шрифт Times New Roman, и кириллица – просто ещё один алфавит, зачем же к нему как-то особенно относиться?
Сотня языков – это не сотня алфавитов. Едва ли Times New Roman поддерживает сотню алфавитов.
Рустам Габбасов: Он поддерживает, конечно же, не сотню алфавитов, но всё-таки к проекту приглашались серьёзные консультанты, которые, во-первых, владеют тем или иным языком и знают, как выглядит графика их алфавита. А с кириллицей такого не происходило. Мы получили ужасный шрифт Arial, который сам по себе отличнейший проект в латинице, но в кириллице он просто-напросто страшный. И у нас он был повсеместно на всех вывесках.
Но за последние годы произошла благостная глобализация, я бы сказал. Западные шрифтовые дизайнеры без стеснения обращаются к молодым ребятам у нас в России, которые рисуют шрифты, за консультацией. Это отдельный жанр работы шрифтового дизайнера кириллического, – консультации, потому что это особое умение – объяснить коллеге с Запада, где что-то неправильно нарисовал или нарисовал правильно, но ошибся с пропорцией буквально на пару пунктов – и в строке это сразу видно.
И эта история сейчас продолжается. Люди, которые самостоятельно рисуют кириллицу на Западе, стали делать гораздо меньше ошибок. И, например, в пакете шрифтов от компании Adobe уже есть гарнитуры, которые нарисованы без привлечения наших дизайнеров в качестве консультантов, но они выглядят очень хорошо – ими можно набрать серьёзную книжку, длинный текст. И вот это процесс, в котором мы (редакция журнала) себя видим тоже как некий катализатор, что ли. И с помощью журнала и отчасти при помощи наших книг эту довольно маргинальную идею о кириллице – «это только наше, и только мы можем это сделать», мы за последние 10 лет подразрушили. Пожалуй, мы сделали шрифты и типографику актуальной, даже модной темой – и сообщество дизайнеров, которое нас читает, видит, насколько это интересная, экспертная тема. Я рад, что мы смогли для довольно широкой аудитории рассказать о наших коллегах, о наших друзьях, о молодых дизайнерах, которые, отучившись в разных вузах, продолжают рисовать шрифты.
А общаетесь ли вы как-то более тесно с нашими, можно сказать, братьями по кириллице – болгарами, сербами, украинцами, белорусами, македонцами? Может быть, заказываете им статьи, книги?
Рустам Габбасов: Это интересная тема. У нас есть замечательные авторы, которые живут в Украине. Например, Константин Головченко – блестящий исследователь, он написал для нас несколько статей. Но статьи именно об особенностях графики украинского алфавита ещё ждут своего часа. Там есть свои особенности. В «Путеводителе по кириллице» мы их частично показали, нужно продолжать. С болгарами интересно – их кириллица похожа на нашу, но они отстаивают, например, непривычные нам выносные элементы. Или рукописные формы строчных «д», «з», «в». И у них таких микросдвигов в графике алфавита довольно много, причём она тоже не очень устоявшаяся, как и в нашем случае.
«Болгарица» рядом; а надо ли нам всем учить китайский? То есть, займёт ли иероглифическое письмо то место, которое сейчас в нашем мире занимает латинский алфавит? И что будете делать вы, шрифтовики?
Рустам Габбасов: Не думаю, что в ближайшее время это произойдет. Всё-таки это отдельная вселенная, про которую мы почти ничего не знаем и ничего не понимаем, как это устроено и с точки зрения графики, и смыслов. И поэтому, кстати, специалисты по иероглифам на вес золота.
Напоследок вернёмся от глобального к конкретному. Какие ваши ближайшие пара книг?
Рустам Габбасов: Из ближайших – та, которой занимаюсь здесь в резиденции, она называется «Modern Typography» («Современная типографика»), эссе английского типографа Робина Кинросса. Это краткая, ёмкая, и полная спорных мыслей история типографики и, самое главное, попытка разобраться, что такое понятие современности в типографике, в типографическом мире. С какого момента типографика стала себя осмыслять как самостоятельную дисциплину и искусство. И в этом году мы переиздадим нескольких наших книг. Статья Владимира Фаворского «О шрифте» выйдет в третьем издании. Эту книгу мы делаем вместе с внуком художника Иваном Дмитриевичем Шаховским. И у нас есть в планах работа над ещё одной переводной книгой, но уже с января следующего года. Эта книга называется «While we are reading» – «Как мы читаем». Автор – голландский типограф Герард Унгер, который, к сожалению, в прошлом году умер.
И у нас есть огромное количество, что называется, неизученных архивов. Архивы наследников художников, или, например, архив НИИ Полиграфмаш – в советское время была такая организация, которая занималась разработкой новых шрифтов и обслуживанием, скажем так, языков советских республик. От этого архива мало что уцелело, но то, что сохранилось (а это кальки, эскизы, это стеклянные пластинки, отчёты художников об их работе), нас очень интересуют. Мы пока не понимаем до конца, как всё это наследие превратить в книгу. Наверное, надо начать со статей, а потом уже перейти к книжке.